Я снова и снова думаю о наших соседях. Он говорит, что я не справедлива к ним - нельзя требовать любви, на нее можно только надеяться. Почти каждый день они приходят к нам что бы поболтать о драконах, неизбежном упадке человеческих царств или о погоде, что бы выпить весь наш чай и съесть все печенье, что бы приметить несуществующие признаки охлаждения между нами... Обычно я только подливаю им чаю...

Мы сидим бок о бок на толстом махровом покрывале, а наши ноги утопают в белом морском песке. Ветер треплет наши волосы совсем также, как островки тонкой травы на склоне у самого спуска, там, где еще остались наши следы. Я думаю о соседях, которые нас ненавидят. Они считают, что имеют право знать что мы едим на завтрак и по каким числам моем полы на кухне. Мои любимые картины вызывают их смех, а...

Однажды сказанные и повторяемые изо дня в день слова любви подобны колее, оставленной колесом в вязкой тяжелой земле. Когда бы ни ехала по ней повозка, она снова и снова проходит по одному и тому же пути, углубляя колею и не давая колесу соскочить в сторону. И вот уже я слышу, как днище повозки скребет по сухой траве, как липнут к нему комки грязи. Я думаю о том, радуется ли он этой возможности...

В конце марта, когда первые теплые ветры приносят белые как память о снеге молочные туманы, мы с ним отправляемся на морские берега, в лес на границе весны и осени или в томные спящие долины. Там нам непременно удается приручить несколько туманов. Ручные туманы – это очень полезно и удобно, всегда нужно иметь под рукой один или два. Туманы, которые удается приручить мне, охотно сворачиваются...

Он, пожалуй, хорош собой и поэтому время от времени соседки придумывают какую-нибудь пакость, что бы меня наказать. Сегодня они украли мой голос. Вечером, когда мы пили чай с вареньем из летних яблок на веранде нашего дома, построенного на воздушных сваях, сильно волнуясь, я сказала ему: - Я всегда говорила, что у меня нет своего голоса, но ты убеждал меня, что у каждого есть свой голос, даже если...

Днями и ночами напролет он читает и пишет, а по утрам и по вечерам – рассказывает мне, что прочел или написал днем и ночью. Он носит свои слова как одежду, как меч и как щит, как яд и как тонкое покрывало, как камень и как крылья. Порой наступает момент, когда он должен меня оставить. Тогда все деревья в нашем саду становятся черны воронАми, а все реки и ручьи наполняются солью. Раз за разом я...

За день до того, как маг из соседней деревни, ради сохранения баланса, насылает на него морок, острые сомнения и тяжелый сон, я чувствую, как на меня стотонным камнем наваливается беспричинная тоска, и нет сил выпрямить спину. Я больше не ощущаю его рук, даже когда он рядом, и мне становится одиноко и страшно. Я хожу по нашему саду одна, будто по лабиринту, и не узнаю поворотов знакомых дорожек...

Когда над нашим домом, построенным на воздушных сваях, висит темнота, такая плотная, что в нее можно завернуться как в бархат, мне всегда снится один страшный сон: будто бы я кладу голову ему на колени, и он перебирает своими тонкими пальцами мои волосы и что-то шепчет. Звук его мягкого голоса успокаивает и качает как в колыбели, до тех пор, пока я так облечена в нежность, что не могу разобрать...

Мы стоим на набережной и вглядываемся в огни шумного города с той стороны реки. Я знаю, что в эту минуту он думает о людях, принявших знак темного дракона, для которого все в мире относительно полноты его желудка, потому что всякий раз, когда это происходит, его глаза становятся черными от печали. Он говорит мне: - В мире, в котором мы живем, так многое определяется полезностью. Люди накапливают...

Порой, когда я прихожу к нему в комнату, неся в подоле спелые лесные орехи и летние яблоки, откусив которые начинаешь видеть, его в ней нет. Только на столе лежит толстая книга, и ветер играет страницами, шелестит и смеется – попробуй, догадайся, где он. А мне и не нужно догадываться. Никто из тех, кого я знаю, не умеет читать книги, минуя слова и буквы, только он. Я знаю, что бы я ни говорила в...

Иногда в нашем доме, построенном на воздушных сваях, случаются дни молчания. Они складываются из дырявых мешков смеха, шумных разговоров, вырастающих из темного пива и сбежавших с соседских огородов гномов, игры в петанк, сидения в кресле-качалке, шатаемой ветром, фотографий и прочитанных чужим стихов... В такие дни я сильнее, чем когда-либо, чувствую, что пространство наполнено лишь им, и на всем...

Его имя похоже на камень, который он несет перед собой на вытянутых руках, что бы, привязав к нему свою душу, бросить в бурлящий поток. Мое имя похоже на клетку, в которой я сижу и жду пока кто-то передаст мне напильник в свежеиспеченной буханке хлеба. Однажды мы снимем свои имена, разломаем их в руках как полый тростник и зароем в корнях узловатого скрипящего дерева. Плоды его тогда станут...

Однажды ему в голову пришла удивительная идея. Целый день он провел как в монастыре на хлебе и воде, сосредоточенно строгая и выпиливая странную конструкцию на самой крыше. Он был похож на прожигателя жизни, внезапно осознавшего близость Страшного суда. Работая, он целый день напевал третий акт из оперы Рубинштейна «Демон». Он как будто боялся не успеть, потому не переставая щедро осыпал опилками...

Однажды мне в голову пришла замечательная идея – проверить его теорию о подвластности воздушных потоков силе мысли одного человека. Он же настоял на том, что проверит эту теорию сам. Когда он ступил вниз с узорчатого карниза нашего дома, построенного на воздушных сваях, я поняла, что наши желания опередили ход времени, и опыт был слишком поспешным. Он сломал правую ногу в двух местах и вывихнул...

Однажды ветер унес его записи на вершину холма, где они случайно попали в оставленный злым духом костер. Превратившись в пепел, его слова были размыты водой и впитаны вместе с нею тяжелой черной землей... Горюя об этой потере, он не заметил, как на заднем дворе нашего дома вырос удивительный яблоневый сад. Сила пяти элементов соединилась, что бы мы, длинными зимними ночами, могли пить чай с...

«Напишите книгу свое кровью, и ваши кости обратятся в золото», - вот что сказано на обложке тетради, которую он всегда носит с собой. Иногда, когда мы ложимся спать, он кладет ее под подушку, утверждая, что это позволяет ему даже во сне участвовать в постижении высоких материй. Тогда я кладу под свою подушку кирпич, утверждая, что это позволит спасти его от разматериализации в том случае, если во...

Он собирает древние книги и все еще думает, что они научат его истине. Когда, приходя домой, я обнаруживаю на заднем дворе небольшой костер из проросших плющом манускриптов, я уже знаю, что он снова нашел неколебимый и вечный источник вселенской мудрости. Он кажется взволнованным и сбитым с толку, в сотый раз, находя новые плоды познания добра и зла. Это означает, что как минимум до субботы мне...

Однажды он сказал: - Я не вынесу, если одного из нас постигнет разочарование друг в друге. На что я ответила: - Разочарование будет настигать нас постоянно, также как ночь всегда настигает день. Если ты так этого боишься, пожалуй, тебе не стоило и вовсе очаровываться мною. Он засмеялся и тут же воскликнул: - Ты просто очаровательна!

Когда я говорю, он, зевая, смотрит за горизонт, а спустя час после того, как я зарываю последнее слово в песок, - оживлятся. В такие минуты он часто с жаром утверждает, что я бесподобна и, вне всякого сомнения, самая особенная девушка из всех, кого он когда-либо встречал. Я знаю, что он бесконечно несчастен в эту минуту, поэтому бью его по голове влажным полотенцем и долго ношусь по пляжу...

Когда я сижу на крыше нашего дома, построенного на воздушных сваях, ветер часто путается в натянутых поперек стропах, оставляя знакомый запах среди мокрого белья. Ожидая этой минуты, я тут же хватаю его и проглатываю. Как ком сахарной ваты он тает у меня во рту и, проходя сложнейшие алхимические трансмутации в моем организме, становится его закономерной частью. Почти все мое тело состоит из...