Мы стоим на набережной и вглядываемся в огни шумного города с той стороны реки. Я знаю, что в эту минуту он думает о людях, принявших знак темного дракона, для которого все в мире относительно полноты его желудка, потому что всякий раз, когда это происходит, его глаза становятся черными от печали.
Он говорит мне:
- В мире, в котором мы живем, так многое определяется полезностью. Люди накапливают средства, делая друг другу больно, оправдывают себя заботой о своем будущем и будущем своих детей. Когда это началось и когда закончится? Когда насытятся голодные до своего будущего люди? Есть ли в этой жизни еще что-то другое... ветер, дыхание, дух?
Я смотрю вниз, туда, где по ленивой реке бежит рябь – это ветер пролетел мимо, едва задев поверхность воды крылом, коснулся его щеки, лег на плечи, заигрался с прядью волос. Можно слушать ветер, можно говорить с ветром, но говорить о ветре так сложно! Может быть Ветер – это то, что возникает, когда теряешь свое место, а, может быть, когда его находишь, может быть это одинокий странник, бредущий по каменным дорогам в неизвестную страну, может быть мальчишка, опрокидывающий в весенние лужи небо… Ветер, дыхание, дух… есть легенда о раввине, который создал голема. Что бы оживить его он положил ему в рот кусочек пергамента, на котором было написано слово «ruh». Оно означает одновременно и ветер, и дыхание, и дух. Говорят, что когда человек встречает голема, он встречает свою душу, которая вышла из тела что бы обликом другого существа заглянуть ему в сердце и этот момент становится моментом настоящего рождения. Ветер, Дыхание, Дух.
Когда я думаю о ветре, мне всегда вспоминается: «…создал из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою…». Мне кажется (я чувствую, как щеки мои краснеют, говорить об этом словами было бы так неудобно), что некоторые люди слишком заняты, что бы впустить в себя ветер. Они боятся, что легкое дуновение может смениться ураганом, который разметает все их сокровища. Они как голем без слова ruh, как сырая глина. А еще они похожи на драконов, которые лежат на горе золота и подыхают с голода, боясь потерять свое имущество во время охоты, и чем дольше драконы находятся во власти своих сокровищ, тем труднее и невозможнее им от них отказаться. Конечно, они не виноваты, просто они не помнят другого, а к их рукам монеты липнут как репейник к подолу платья. Я в этом отношении почти безнадежна, но Ветер не делает различий, он говорит со всеми одинаково. Когда мы устаем быть лишь глиной, мы ищем свое слово ruh и, мне кажется, это и значит то, что мы уже с ним говорим.
Он качается на носках и смотрит вдаль. Я смотрю на него и думаю, что если есть люди, принявшие на себя знак темного дракона, то есть и те, кто родился под знаком ветра. Иногда мне кажется, что у ветра его лицо. От этого во мне просыпается мой знак – огонь.
-Что нужно, что бы научиться разговаривать с ветром? – он смотрит внимательно и осторожно. Тонкие пальцы сжимают синий карандаш, он ведет им по железным прутьям, так что раздается такой звук, который бывает, когда едешь по полю, и сочная высокая трава путается в велосипедных спицах.
Я не знаю, у меня только иногда это получается. Я даже не понимаю, как именно это происходит. Бывает, я просто сижу на веранде с кружкой чая и книгой, которую ты читал мне вчера перед сном, и вдруг вокруг что-то неуловимо меняется. Я замираю, и в это время девочка Иона во мне открывает глаза, и я понимаю, что между мной и Ветром нет никакой разницы.
Жаль, что Ветер так переменчив. Когда он уходит, всегда остается чувство, что совсем рядом у тебя было что-то очень нужное, дорогое и важное, но ты забыла, где его оставила, и оно лежит там, в ожидании, как слова немого теперь языка, на котором столетия назад говорили твои предки. Можно учить мертвый язык по книгам, но он никогда не откроется по-настоящему, если однажды не заглянуть в глаза тому, для кого он был жив. Это кажется невозможным, и только для Ветра нет этой границы.
- Значит, ты думаешь, что в языке ветра нет времен настоящего, прошедшего и будущего?
Я думаю, что в языке ветра есть и настоящее, и прошедшее и будущее время, просто они как евклидовы прямые у Лобачевского, доказавшего, что существует пространство, где параллельные все же пересекутся.
Солнечный диск медленно опускается в воду. По поверхности реки бегут волны, а ветви деревьев шатаются из стороны в сторону. Я думаю о том, что вода и земля – это явления, а ветер и огонь – процесс, о том, что Ветер крутит стрелки башенных часов, что бы мы могли испытать радость от тепла и холода, от красоты дня и ночи, от музыки. Он одевает мне на плечи свой пиджак, что бы я не замерзла от взгляда Ночи, и говорит, что у нас осталось еще так много вопросов, которые необходимо задать, чтобы действительно научится говорить с Ветром.
Мы идем по набережной, а чьи-то слова летят над нами как ветер. Кажется, ночью будет гроза, может быть даже ураган: ветер станет кружиться смерчем, сметать с травы прошлогодние листья, освобождая место цветам. Он улыбается, его, кажется, посетило вдох-новение. Наверное, всю ночь под аккомпанемент дождя и грома он будет записывать, и тогда к утру уже его слова полетят над землей... как ветер.
Он говорит мне:
- В мире, в котором мы живем, так многое определяется полезностью. Люди накапливают средства, делая друг другу больно, оправдывают себя заботой о своем будущем и будущем своих детей. Когда это началось и когда закончится? Когда насытятся голодные до своего будущего люди? Есть ли в этой жизни еще что-то другое... ветер, дыхание, дух?
Я смотрю вниз, туда, где по ленивой реке бежит рябь – это ветер пролетел мимо, едва задев поверхность воды крылом, коснулся его щеки, лег на плечи, заигрался с прядью волос. Можно слушать ветер, можно говорить с ветром, но говорить о ветре так сложно! Может быть Ветер – это то, что возникает, когда теряешь свое место, а, может быть, когда его находишь, может быть это одинокий странник, бредущий по каменным дорогам в неизвестную страну, может быть мальчишка, опрокидывающий в весенние лужи небо… Ветер, дыхание, дух… есть легенда о раввине, который создал голема. Что бы оживить его он положил ему в рот кусочек пергамента, на котором было написано слово «ruh». Оно означает одновременно и ветер, и дыхание, и дух. Говорят, что когда человек встречает голема, он встречает свою душу, которая вышла из тела что бы обликом другого существа заглянуть ему в сердце и этот момент становится моментом настоящего рождения. Ветер, Дыхание, Дух.
Когда я думаю о ветре, мне всегда вспоминается: «…создал из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою…». Мне кажется (я чувствую, как щеки мои краснеют, говорить об этом словами было бы так неудобно), что некоторые люди слишком заняты, что бы впустить в себя ветер. Они боятся, что легкое дуновение может смениться ураганом, который разметает все их сокровища. Они как голем без слова ruh, как сырая глина. А еще они похожи на драконов, которые лежат на горе золота и подыхают с голода, боясь потерять свое имущество во время охоты, и чем дольше драконы находятся во власти своих сокровищ, тем труднее и невозможнее им от них отказаться. Конечно, они не виноваты, просто они не помнят другого, а к их рукам монеты липнут как репейник к подолу платья. Я в этом отношении почти безнадежна, но Ветер не делает различий, он говорит со всеми одинаково. Когда мы устаем быть лишь глиной, мы ищем свое слово ruh и, мне кажется, это и значит то, что мы уже с ним говорим.
Он качается на носках и смотрит вдаль. Я смотрю на него и думаю, что если есть люди, принявшие на себя знак темного дракона, то есть и те, кто родился под знаком ветра. Иногда мне кажется, что у ветра его лицо. От этого во мне просыпается мой знак – огонь.
-Что нужно, что бы научиться разговаривать с ветром? – он смотрит внимательно и осторожно. Тонкие пальцы сжимают синий карандаш, он ведет им по железным прутьям, так что раздается такой звук, который бывает, когда едешь по полю, и сочная высокая трава путается в велосипедных спицах.
Я не знаю, у меня только иногда это получается. Я даже не понимаю, как именно это происходит. Бывает, я просто сижу на веранде с кружкой чая и книгой, которую ты читал мне вчера перед сном, и вдруг вокруг что-то неуловимо меняется. Я замираю, и в это время девочка Иона во мне открывает глаза, и я понимаю, что между мной и Ветром нет никакой разницы.
Жаль, что Ветер так переменчив. Когда он уходит, всегда остается чувство, что совсем рядом у тебя было что-то очень нужное, дорогое и важное, но ты забыла, где его оставила, и оно лежит там, в ожидании, как слова немого теперь языка, на котором столетия назад говорили твои предки. Можно учить мертвый язык по книгам, но он никогда не откроется по-настоящему, если однажды не заглянуть в глаза тому, для кого он был жив. Это кажется невозможным, и только для Ветра нет этой границы.
- Значит, ты думаешь, что в языке ветра нет времен настоящего, прошедшего и будущего?
Я думаю, что в языке ветра есть и настоящее, и прошедшее и будущее время, просто они как евклидовы прямые у Лобачевского, доказавшего, что существует пространство, где параллельные все же пересекутся.
Солнечный диск медленно опускается в воду. По поверхности реки бегут волны, а ветви деревьев шатаются из стороны в сторону. Я думаю о том, что вода и земля – это явления, а ветер и огонь – процесс, о том, что Ветер крутит стрелки башенных часов, что бы мы могли испытать радость от тепла и холода, от красоты дня и ночи, от музыки. Он одевает мне на плечи свой пиджак, что бы я не замерзла от взгляда Ночи, и говорит, что у нас осталось еще так много вопросов, которые необходимо задать, чтобы действительно научится говорить с Ветром.
Мы идем по набережной, а чьи-то слова летят над нами как ветер. Кажется, ночью будет гроза, может быть даже ураган: ветер станет кружиться смерчем, сметать с травы прошлогодние листья, освобождая место цветам. Он улыбается, его, кажется, посетило вдох-новение. Наверное, всю ночь под аккомпанемент дождя и грома он будет записывать, и тогда к утру уже его слова полетят над землей... как ветер.
Обсуждения Несколько слов о ветре