Ровный пульс

Почаюем, мой Друг, почаюем,
Все непросто, скажу я тебе,
Если часто о прошлом тоскуем,
Значит что-то неладно в судьбе.

Значит, где-то не ждут твоих писем,
Не надеясь на встречу с тобой,
Мы во всем друг от друга зависим,
Хуже нет, для своих быть чужой.

Ты жила без сомнений, строптиво,
Добивалась незримых высот.
Почему тишина так пугливо
Бьется пульсом в белесый висок?

Но ответов не будет, я знаю,
Наливай мне душистого чаю.

Слезы рябины в окне.
Мышью летучей плавает взгляд по стеклу.
Потенциальной энергией снов
хлябь небосвода схоронена заживо.
Сырость обоев сроднилась с дождем.
Шелк паутины в углу
ловит хорал сквозняков
многоэтажных.
Эхо, промокшее эхо, упало в прихожей,
эхо солнечной браги.
В зеркало, в тусклое зеркало
смотрит туман дверного глазка.
Вселенная расширяется дрожью,
сужается до размера огня
в камине. Вектор,
сломанных ветром цветов, нарисовал на песке
прибой.
Дневник подытожив...

Ночь, ожидание, сердцебиение,
Взгляды, желания, прикосновения,
Губы, язык, раскаленное тело,
Платье, набухшая грудь до предела,
Низ живота, бесконечная сладость,
Тело, дыхание, бабочки, радость,
Пульс, нагота, глубина, напряжение,
Ногти, спина, высота, извержение,
Взрыв, небеса, откровенные позы,
Свет, чудеса, одуванчики, розы,
Радуга, солнце, любовь, искушения,
Жизнь, человеческие отношения...
27 июля 2009

Одинокой волчицей ласково звал,
Приручал, и родным стал сучий язык.
Изменил... Не скулила. Бросок. Оскал.
С маху в милое сердце вонзила клык.
Не убить, удержаться б, да клык - кинжал!
Волчья верность и хватка - тут до конца!
Как убила - тАк выла, что мир дрожал,
На тропу осыпалась со звёзд пыльца.
А теперь: смерть учую - туда стремглав!
Позабыты инстинкты, природы зов.
Да от шалой волчицы - хвосты поджав
Убегают и своры ретивых псов...
Не уйти мне от боли, лютой тоски...

Ты будешь смелым,
Пойдешь направо,
Сбежишь налево.
Сегодня можно:
Восстать из пепла,
Сорвать букеты,
Дарить моменты.
Ты будешь счастлив.
Душа согрета,
И грудь раскрыта,
И сердце бьется,
И кровь по венам
Сегодня завтра.
Невыносимо...
Так много фальши,
Так много боли,
Так мало слез.
Я буду рядом...
Тяни мне руку
Держись покрепче.
Сегодня завтра,
А время лечит.
Оно уходит...
Пульс будет биться,
А кровь наружу
Забыт ненужен.
Так много фальши...

Сумерки и снег накрывают вместе
Город и людей, и его предместье.
Повышая роль головных уборов,
Замедляя ход уличных заторов.

Нарушая вес, собирая тонны
Данные в прогноз, выхода за нормы,
Словно белый цвет невзлюбили боги,
Вытряхнув его из небес под ноги

Хочется идти и судить не строго,
Первую метель, и свою дорогу,
Глядя на проспект, съёжившийся в кронах,
Заходящих в дом лестничных знакомых

И на стайки крох белых и пушистых
Сбившихся в бровях и фонарь слепивших
На весёлый...

Что я ни делаю — все мысли о тебе,
Рассеян стал, я словно сплю.
Разлилось солнце хмелем в голове,
И теплый пульс: люблю... люблю...

Читаю книгу — и не вижу строк,
Твой образ полонил и застилает очи.
И капает, как морфий, в разум сок, —
Вино любви, смешавши дни и ночи.

Чтобы согреться, но не растаять – нужна боль,
романс, спетый сорванным горлом в разряженном воздухе,
роза, выкованная из железа пустынной зари на приволье
слезящихся глаз, уставшего слуха и позднего
понимания и смирения. Чтобы найти и не потерять –
нужно уметь отпустить, нужно уметь принять
чужую свободу, как собственный голос, учиться терпению
у седых тополей и мрачных дубов вдоль дороги осенней,
пропитанной солнцем разлук. Чтобы замерзнуть –
нужно было иметь когда-то тепло, поэтому в...

Тоска...тоска...тоска и грусть...
Скучаю...мучаюсь..боюсь
Вдруг я засну и не проснусь,
Вдруг я исчезну, не дождусь,
Вдруг полнолуньем захлебнусь.
Тоска...тоска...тоска и грусть...
Ведь без тебя слабеет пульс.
Я затихаю и молюсь:
Увижу...обниму...прижмусь
И поцелую...прикоснусь...
Дам волю чувствам и зажгусь.
Сгорю до тла! Но возрожусь
В твоих руках!.. Мечта?! - и пусть!!!

Минус двадцать по Цельсию,
у сугроба пригрелась тощая псина,
верно, творит молитву собачьему богу, вести
о лете блошином ловит ушами длинными,
рваными, раненной лапой дёргает
синеватый, оледенелый воздух –
чем-то родным веет в чём-то убогом –
все мы под богом, а у него – слёзы
с седых страниц, по морщинам тёплым,
там есть и море, и зимний закат, и пепел пустыни.
Дерево, кадром оконным встало, как вкопанное,
дерево жизни мёртвой скульптурой инея.
Минус двадцать по Цельсию,
на книжной...