Лирика-поэта

Приходила ко мне разлука,
приносила скупые харчи,
тихо грела промёрзлые руки
у сырой поминальной свечи.
Я молился чуткой печали,
укрывался влагой ресниц,
мне всеядные птицы кричали
чёрным хором в ухабы глазниц.
Упивался я болью, и свежей
нежной боли просил себе вслед;
только всё это лирика, мне же,
не свести клочок сердца на нет.
И на палевом небе смеётся
тёмно-розовый вечер, как шут –
это сердце билось и бьётся,
несмотря на конечный маршрут.
Это сердце повинно и слепо,
а за...

Всепроникающая,
как реликтовое излучение,
лирика твоих глаз,
цитадель твоих слёз –
вот истина,
всегда на шаг
опережающая мысль и смысл.
Всё, что нам надо –
так далеко, и так близко,
в самих нас,
в сердце,
в поисках первых лучей солнца,
сочетающих готику
с ренессансной живописью.

Сто один вид моря
в нашем фотоальбоме,
как один мимолётный пейзаж
на двоих.
По прошествии завтра,
снова наступит сегодня.
Все роли исчерпаны,
а, значит,
мы уже можем,
что-то сказать...

философско-шуточная лирика.

И даже "на один разочек" вовсе не хотелось
И с ангелом не по пути. И почему-то, не летелось,

С "камнем" на шее, в душЕ со слезами
В ночь, в темноту, в низ, седьмым и шестым кругами

Зачем? Почему? Для чего сюда?
И ангельские крылья ни к чему. Пока.

Храните их Небеса. Я скоро!
Одна нога, другая, здесь, там...И всё готово.

Конвейер. С дУшами и людЯми. От велИка и до мАла.
Шесть,... два, раз. У попа была собака...Начинай с начала.

А счастье:
предельно внятная вещь.
С утра побриться: чисто-начисто.

А вечером с любимой на облаке залечь.
И попросить у Господа:
девочку или мальчика.


А счастье — довольно жестокая вещь;
рубиться у края тьмы с вурдалаками.

И мир светлобожий отстаивать. Здесь.
Где пули целуются с нами. Так ласково.


К несчастью, я не знаю: где счастье раздают.
Я лысый хмурый философ.
Ну, не кудрявый лирик я!..

И с веток мерзлую ягоду голуби клюют,
отчаянно крыльями жестикулируя...

Мы дожили мой звук!
Мы дожили с тобой –
До сонастроя где изменчиво лекало.
Так долго шли окраиной пустой,
И ночь черней диеза нас встречала!
Мы отбивали десять сумасшедших Па
На мостовой беззвучного терпенья,
И ритм пришёл, пришёл такой Живой -
Как будто бы случилось Воскресенье!
Пришёл и устоял,
И ведом стал
Испепелённые тетради разметая.
И будто Паганини заиграл
Одной струне несорванной внимая…
А эта стынь, смотрела нам в глаза
На перекличку лирики и драмы;
КАК пела высь...

Взгляни-ка на себя: неплохо сложен.
Огонь в глазах и свежий цвет лица.
И лет своих ты выглядишь моложе,
Поэт, «эстет», с характером бойца.

Немного сед, но густ ещё твой волос.
С горбинкой нос, широкий гордый лоб.
Хрипит чуть-чуть пропитый в пьянках голос –
Печальный след воздействия трущоб.

На немца не похож и на еврея.
Не итальянец тоже – слишком рус.
По внешним признакам, всего скорее,
Бродяга русский или белорус.

(последнему поэту)

Век пластика и стали, и бетона, компьюте-
ра, всеобщего закона,……………
здесь стона космоса мечты, что обобщит
посылы и тревоги, и разума фантазии и «сто-
ги», что у обочины стоят, луга обкошены, всё
вряд, и ждут, потребности, нужда, всё вып-
равит, разложит,……и расставит, по полкам
стих и рифмы правит, а под забором кость
всё гложет, пиит последний пастернак или
есенина начинка, стихов его завет (картин-
ка), и понт, и небо, и парнас, отечество гом-
ера, квас...

Наш путь был труден и тернист.
Он засорён был разным хламом:
Невежеством высоких лиц,
Ничтожеством безродных хамов.

Везде висели ярлыки,
Ограничения, запреты.
И пили люди от тоски,
И гибли лучшие поэты.

16.05.2017

Проходит все и жизнь бежит поэта,
Спешит куда-то, обгоняя срок.
Взмывает с ревом, ввысь стремясь, ракета,
А мне березок белых сладок сок.

И тишина расцветками богата!
С мольберта легкий колер ляжет строк,
Как кисея на мрамор белый злато,
Послушный гребню тонкий волосок.

Но не всегда так благосклонно небо:
По нервам скрежет, рвется тройка рифм…
Разбит, воссозданный ручною лепкой
Такой прекрасный, совершенный миф.

И вот опять заснежены вершины,
И тропок нет к потерянным сердцам...

Лирика лиры священной,
Кадавры искали власти над твоей магией...
Беря в кавычки жара речь, Химеры искали твоей близости...
Их храмы пульсировали, смотря на твою обнаженность...
Они целовали твой алфавит, они целовали твой престол,
Они пили вдохновение, что текло по твоим запястьям...
Сколько нетронутой ночи!

Увлечённые синапсом...
Ты забудешь их забывчивость, когда алое; рядили они в лёд...
И льдом пытались обольстить огонь.
О, тающие формы...
Бокал грусти выливаю на смятую траву...