Философское введение представляет круг идей, где стало возможным зарождение темпоральной концепции, подводит читателя к необходимости формулирования новой релятивистско-иерархической логики, без которой нельзя понять главные концепты темпоральной философии, такие, как относительность темпоральности и пространственности, иерархия темпоральных систем, нисходящая причинность, инволюционная сущность эволюции и др.
Философско-художественное заключение составлено из коротких текстов, возникавших по ходу работы над теорией темпоральности, при обдумывании ее связи с древними этико-философскими, мировоззренческими системами. Оказалось, что релятивистско-темпоральный взгляд на Мир, на так называемую «объективную реальность» во многом совпадает с представлениями буддизма, суфизма, Веданты, Каббалы и других философских концепций, которые я предложил называть трансреальными.
Основную же часть книги составляет изложение и развитие темпоральной концепции, предложенной в предыдущей моей книге «Новации». Правда, там термин «темпоральность» еще не использовался, а обсуждался формализм распределенных во времени систем. Понятие «темпоральность», понимаемое как распределенность, протяженность во времени, необходимо всплыло в «Новациях» при анализе главной проблемы эволюции – проблемы спонтанного возникновения новой сложности. Из понимания, что решение этой проблемы невозможно на уровне линейной, одноуровневой логики, детерминистского мышления, появилось представление о некой «скрытой переменной», о наличии у всех объектов и Мира в целом дополнительного измерения, которое я и поименовал темпоральностью.
I.
Платонова пещера
Наглядно пояснить идею уровней реальности, уровней субъектов можно развив знаменитый миф о пещере из платоновского диалога «Государство». Напомню: в этой аллегории Платон описал реальность, чувственно явленную обычным людям, как перемещение теней по стене пещеры, как плоскую проекцию, отображение истинного мира, разворачивающегося перед входом в пещеру и недоступного восприятию наблюдателей, сидящих к нему спиной.
В своем мифе Платон однозначно противопоставляет мир идей и его плоскую проекцию, воспринимаемую людьми как чувственная реальность. Но одинаковые ли картинки видят сидящие в пещере? Представим, что они сидят не в ряд: кто-то ближе к стене, кто-то подальше от нее. Да и не в узкой пещере, а, скажем, просто перед бесконечной ровной стеной. Будут ли их теневые реальности совпадать? Понятно, что наблюдатели, уткнувшиеся носом в стену, практически ничего не могут разглядеть – в их действительностях различимы лишь чередующиеся границы света и тени, – они не могут зафиксировать в своем внимании ни одного целостного объекта, кроме собственной тени. Сидящие же чуть подальше, помимо того, что различают на стене отдельные тени от объектов «истинного мира», видят еще тени впереди сидящих людей, ну и собственные тени. То есть их действительности однозначно разделены на две части: тени, проплывающие по стене, и относительно неподвижные тени от людей. Чем дальше от стены сидит человек, тем более крупные объекты-тени он может разглядеть и тем больше людских теней видит перед собой.
Надеюсь, аллегория ясна? Теневая картинка-действительность, явленная субъекту, напрямую зависит от его удаленности от стены, то есть от его уровня. Одновременно понятно, что у близкоуровневых (рядом сидящих) субъектов действительности практически совпадают. Тогда эти субъекты приходят к соглашению, что они существуют в некой общей для них реальности – приходят к соглашению, что видят одинаковые тени. Субъекты же, расположенные на других расстояниях от стены, живут в других реальностях. И тут понятен принцип: чем дальше от стены субъект, тем больше объектов он различает, и уж точно он различает объекты, доступные всем людям, расположенным ближе к стене. Хотя наверняка не различает тонкие эффекты чередования границ света и тени, доступные «низкоуровневым» субъектам, уткнувшимся носом в стену.
Чтобы безусловно следовать принципам релятивизма, надо еще на один шаг отступить от платоновского мифа, а по сути, вообще отказаться от его структуры. Представьте, что люди не сидят, а перемещаются на фиксированных для них расстояниях от стены. Конечно, с соблюдением условия, что смотрят они при этом только строго на стену – на которой и является им их действительность. А самое главное, уберем «истинный мир», разворачивающийся у них за спиной. Оставим только стену, свет и множество разноуровневых субъектов, перемещающихся между светом и стеной.
Предельно познавательная картинка. Человек, перемещаясь вдоль стены, однозначно выделяет движение своей тени и легко соотносит это перемещение с движениями теней близких по уровню к нему субъектов. Все они – близкоуровневые субъекты – однозначно различают в качестве объектов своей реальности и тени людей, расположенных ближе к стене – они называют их «вещами». Движения теней-вещей, отбрасываемых людьми, находящимися в непосредственной близости от стены, практически неразличимы на большом удалении – они выглядят застывшими, неподвижными. А поскольку они всегда в поле зрения и выглядят одинаково, все близкоуровневые субъекты однозначно воспринимают эти тени как незыблемо реальные.
Ну и самое интересное: субъекты выделенного нами уровня могут видеть расплывчатые контуры проплывающих по стене теней, значительно превосходящих по размеру их собственные. О происхождении этих теней наши субъекты могут только гадать, называя их «идеями». Это ведь только нам, со стороны, понятно, что это тени людей, «живущих» за их спинами, на еще большем удалении от стены. И чем дальше от них люди, тем более грандиозны, но и более размыты отбрасываемые ими тени-идеи.
Вот такая релятивистская аллегория. Вот такой мир, населенный субъектами, которые являются объектами друг для друга. Есть в этом мире множество реальностей – совпадающих действительностей близких по уровню субъектов. Но нет единой реальности. Нет никакого «истинного» реального мира у них за спиной, как в аллегории Платона. Нет ничего, что не является тенью – в реальностях одноуровневых субъектов только маленькие тени-вещи, тени самих субъектов и громадные тени-идеи.
Но это всего лишь аллегория, призванная продемонстрировать уровневое мышление и релятивистское понимание реальности – ни в коем случае не следует придавать ей онтологический статус.
Идеальное и материальное
Итак, из нескольких заявленных вариантов формулировки основного вопроса философии в нашем распоряжении остался один, самый традиционный: как же соотносятся идеальное и материальное? В терминах материализма вопрос звучит так: как материальное порождает идеальное? А с противоположной позиции: зачем идеальному понадобилось материальное?
До сих пор ответ на вопрос соотношения идеального и материального искался в плоскости банальной проблемы начала онтологии, то есть сводился к противопоставлению двух вариантов начала описания Мира. Начинаем с того, что видим, значит, постулируем материальность, которую и определяем, как то, что видим, ощущаем и т.д. Начинаем с того, что думаем – принимаем в качестве аксиомы идею и ищем ее воплощение во всем, что видим.
Взобравшись на колокольню абсолютного релятивизма, я не вижу существенной разницы между двумя этими онтологиями. Они совершенно идентичны по своим схемам: постулируется некий абсолют, и все проявленное объявляется его модусами. Один вариант онтологии открывает нам Мир с одной стороны, другой – с противоположной. Поэтому на уровне противопоставления материализма и идеализма основной вопрос философии вообще не имеет смысла. Он сводится к проблеме принятия одной из позиции. Или можно сказать так: и в материализме, и в идеализме это не вопрос, а постулат. И обсуждать здесь нечего.
Однако я не стану останавливаться на банальной констатации, что проблемы нет и не было, а все же попробую показать, как основной вопрос философии, в варианте отношения материального и идеального, можно переформулировать в понятиях уровневого релятивизма.
Традиционно попытку ответа на любой вопрос следует начинать с разгребания терминологии. Итак, что мы подразумеваем под
словом идеальное? И что такое материя? Понятно, что в рамках развиваемой концепции, в идеологии абсолютного релятивизма речь не может идти о постулировании какого-либо первоначала, какой-либо основополагающей субстанции. Задача должна ставиться так: нам необходимо каким-то образом встроить идеальное и материальное в обыденную действительность обычного субъекта, то есть туда, где мы можем оперировать данными понятиями. Естественно, подразумевая под субъектом не только человека, но и весь наш уровневый список, начиная с массивной частицы до йогина и дальше. Фактически вопрос звучит просто: можем ли мы разделить объекты некоторой действительности на материальные и идеальные? Для субъекта-человека, вроде, все очевидно и в полном соответствии с традиционными представлениями: все объекты, которые я могу потрогать, понюхать, покусать и т.п. – материальны; а все, что не могу осязать, обонять, ощутить на вкус, увидеть и услышать, но точно знаю, что оно существует и влияет на меня, присутствует в моей действительности – идеально.
Эта формулировка хороша тем, что в ней не понадобилось ссылаться на такие понятия, как разум или сознание. Поэтому она безоговорочно годится для разделения действительности любого субъекта на материальную и идеальную части. После стольких рассуждений о действительности клетки желудка, наверное, ни у кого уже не возникнет возражений по поводу следующих тезисов. Материальную часть действительности клетки составляют химические молекулы, их взаимодействия, соседние по желудку клетки и клетки других органов, с которыми происходит молекулярный обмен. В полном соответствии с человеческими «потрогать, понюхать, покусать». Само пищеварение, другие организменные системы, общий метаболизм организма для субъекта «клетка желудка» являются идеальными объектами (принципиально не могу показать пальцем, но точно знаю, что оно существует и влияет на меня). Для электрона материальны его электромагнитные взаимодействия, но химические процессы, в которых он однозначно задействован, которые присутствуют в его действительности, для него идеальны.
Для того, чтобы вполне убедиться в правомерности таких экстраполяций идеального и материального на все субъектные уровни, задайтесь вопросом, чем для нас являются, к примеру, экономика, культура – не их отдельные элементы, а они как целые. Скажем, место, где располагается наше пищеварение, мы можем точно показать пальцем – вот тут. А где культура? В какой стороне от нас экономика? Так... везде, вокруг. Резонно сказать: экономика – это идея, а не предмет. Так вот, для клетки желудка объект пищеварение точно такая же идея, обладающая таким же онтологическим статусом, как экономика для нас – где она непонятно, но в нашей действительности явно присутствует и безусловно влияет на нее.
Итак, получается, что проблема соотношения идеального и материального в первом приближении – это простая проблема разделения действительности субъекта (любого субъекта) на материальную и идеальную части, на материальные и идеальные объекты.
Ноумены и феномены
Но вернемся к терминологии. Слова идеальное и материальное мне не нравятся – они нагружены устоявшимися и одновременно противоречивыми смыслами, а самое главное, традиционно привязывают нас к определенному уровню – уровню субъекта-человека. Разделение на идеальное и материальное для большинства связано исключительно с противопоставлением мыслимого, воображаемого, с одной стороны, и чувственно воспринимаемого человеком, именно человеком – с другой. Поэтому далее для обозначения идеальных объектов я использую термин ноумен, а материальные объекты называю феноменами. То есть говорю так: все объекты действительности любого субъекта можно разделить на феномены и ноумены или действительность субъекта разделяется на две части – феноменальную действительность и ноуменальную действительность. Химические реакции для субъекта-электрона, как и пищеварение для клетки желудка, как и культура для человека – ноуменальны. А другие заряженные частицы для электрона, молекулы для клетки, книги (странички в переплете) для человека являются феноменами. Главный отличительный признак феноменов это их пространственная явленность – они в действительности субъекта различаются по положению (на них можно показать пальцем).
Относительность ноуменального и феноменального
Итак, в моей релятивистской переформулировке основной вопрос философии (как и следовало ожидать) утратил статус основополагающего принципа, призванного однозначно разделить философии на правильные и неправильные. Он свелся к конкретной проблеме, решение которой не зависит от того, с какой стороны мы к ней подойдем: с материалистической или идеалистической позиции. В новой трактовке основной вопрос философии звучит просто: почему действительность каждого субъекта разделена на две части – феноменальную и ноуменальную – и каковы отношения между ноуменами и феноменами? Ответом на этот вопрос, по сути, служит весь последующий текст.
Здесь, в вводной философской части, я могу отметить одно прямое следствие, вытекающее из совмещения принципа уровневости субъектов с тезисом о разделении действительности субъекта на ноуменальную и феноменальную части. Этот вывод, уже давно напрашивающийся и само собой разумеющийся в рамках релятивисткой концепции, звучит так: феноменальное и ноуменальное относительно. Конечно, некорректно говорить, что некий объект для одного субъекта является ноуменом, а для другого феноменом – к примеру, пищеварение для клетки желудка ноуменально, а для человека феноменально. Понятно, что пищеварение как объект в клеточной действительности некорректно напрямую сопоставлять с объектом «пищеварение» в человеческой действительности. Точнее, этот принцип относительности следует формулировать как отрицание однозначного деления мира на феноменальную (материальную) и ноуменальную (идеальную) части – такое разделение наличествует в действительности каждого субъекта. И естественен вывод, что при смещении уровня субъекта (скажем, в ходе обучения человека) изменяется содержание его феноменальной и ноуменальной действительностей.
Развивая платоновский миф о пещере, я уже держал в голове необходимость продемонстрировать с его помощью принцип относительности ноуменального и феноменального. В итоге, мне кажется, все получилось очень наглядно: для выделенного субъектного уровня, то есть для людей, находящихся на определенном расстоянии от стены, все, что располагается между ними и стеной, есть их феноменальная действительность. Вернее, все тени отбрасываемые и их телами, и телами тех, кто ближе к стене – это феномены. А вот тени тех, кто двигается позади них, кто ближе к источнику света, воспринимаются как ноумены. Люди элементарно не могут понять их происхождение, хотя и догадываются, что они существенно влияют на весь этот театр теней.
II.
Темпоральная философия
Темпоральная гносеология в разных своих аспектах, при разрешении различных проблем философского познания представляется то как монистическая, то как дуалистическая, то как плюралистическая.
Принятие универсума элементарных событий в качестве основы явленного нам Мира соответствует монистическому взгляду. Темпоральная концепция отрицает наличие множества исходных субстанций.
Однако ясно, что само явление Мира возможно только для и через субъекта – особого объекта, разделяющего Мир относительно уровня своей темпоральности на две несовпадающие части: феноменальную и ноуменальную действительности. Такое разделение Мира, безусловно, соответствует дуалистическим представлениям.
Однако утверждение тождественности феноменов и ноуменов, как лишь специфичной формы проявленности событийного универсума, а следовательно, и констатация их относительности при смещении уровня субъекта, делает концепцию плюралистической.
Кроме того, принятая в темпоральной ноуменологии концепция исключительной субъектности ноуменальной и феноменальной действительностей напрямую соотносится с солипсизмом. Ведь действительно, как и в субъективном идеализме, в темпоральной концепции нельзя говорить о фиксации какого-либо объекта (множества событий) без указания субъекта – конкретная действительность существует только для конкретного субъекта. И в этой действительности объекты принимают статус феноменальных или ноуменальных только относительно уровня субъекта.
Однако развитие в темпоральной концепции таких понятий, как уровни субъектов и субъектные реальности, сближает ее с реалистическими философскими теориями. Реальность в темпоральной концепции не постулируется, а действительно реальна. Во-первых, она фиксируется не относительно единичного субъекта, а принципиально только относительно некоторого субъектного уровня – уровня темпоральности, которому необходимо соответствует множество субъектов. Для этого множества субъектов реальность объективна в смысле коммуникативной и деятельной однозначности. Во-вторых, субъект не понимается антропоцентрично: в качестве субъекта принимается любой выделенный объект – некоторое множество событий, относительно уровня темпоральности которого фиксируются феноменальная и ноуменальная реальности. Поэтому выделение химической реальности относительно биологического объекта, к примеру, клетки, реализуется независимо от существования представителей вида Homo Sapiens (если человек фиксируется в мире клетки, то он классифицируется как ноумен очень высокого уровня темпоральности).
Трансреальная онтология
Тут мы опять, как и в философском введении, подошли к сопоставлению релятивистской философии, уже дополненной темпоральными онтологией и гносеологией, с трансреальными мировоззрениями, такими, как буддизм, Адвайта Веданта, Каббала, суфизм, разновидности шаманизма. Ранее по тексту я уже сформулировал в терминах темпоральной концепции основные положения трансреального мышления. Сейчас лишь концентрированно воспроизведу их.
Нет и не может быть единой для всех реальности – Мир явлен каждому субъекту в форме его объектной действительности. Какие объекты сможет распознать субъект в универсуме событий и как он их разделит на феномены и ноумены, зависит от его собственной темпоральности. С изменением темпоральности субъекта меняется и его действительность. Хотя справедливо и обратное: изменение действительности меняет уровень субъекта.
У феноменов и ноуменов одна онтологическая природа – они как объекты есть совокупности событий. Более того, одних и тех же событий. Универсум онтологически един – разделение объектов на феномены и ноумены есть лишь следствие субъектной точки зрения.
Нет и не может быть единого времени и пространства – время и пространство понимаются как формы, способы различения субъектом феноменов и ноуменов. Изменяя свою темпоральность, субъект способен изменять пространственное и хрональное распределение объектов – по сути, управлять временем и своим положением в пространстве. Расширение темпоральности позволяет заглядывать в будущее.
Нет и не может быть каузальной замкнутости мира, общего для действительностей всех субъектов детерминизма. Хрональные причинно-следственные связи есть лишь субъектный способ описания темпоральных объектов. Детерминизм наблюдаем лишь в пределах одного уровня, в границах плоских проекций. Расширение взгляда позволяет видеть причинные воздействия, нисходящие от систем высших темпоральных уровней. Изменение темпоральности позволяет субъекту менять причинную картину действительности.
Познание есть акт – одновременно причина и результат – изменения темпоральности субъекта. Субъект узнает нечто новое, смещая свой онтологический уровень, меняя точку зрения, переконфигурируя свою действительность. Рациональное познание (обучение) увеличивает темпоральность субъекта, но ограничено предельной сложностью последнего. Трансреальное познание, мистические практики расширяют темпоральность субъекта путем освобождения его действительности от низкотемпоральных объектов. С обретением феноменальной пустоты и ноуменальной полноты субъект достигает уровня абсолютного субъекта.
III.
Ощущение времени
Время ощущается как движение, когда человек цепляется мыслями за статичные сущности бытия. Время сносит его, судорожно хватающегося за частокол событий. Время налетает на него, бросает из стороны в сторону. Мысль обрывается. Но не отпускает. Человек цепляется за следующее событие, и следующее, и следующее…
Так ощущается время. Как сила, лишающая стабильности, привязанности, несущая изменения. Но время не несет изменений. Изменения есть только там, где есть фиксация мысли, где есть последовательность поступков. Изменение – это череда цепляний-отрывов, признаков и событий, за которые отчаянно держится мысль. Изменение – это противление времени, порождаемое стремлением к стабильности.
Так понимается время.
И понятое так, время предлагает человеку отпустить свои мысли.
Так не ощущается время.
Музыка
Она дает нам возможность побыть в сейчас. Она приходит из будущего – она, безусловно, там есть, но не как знание, мечтание, а как неотвратимое предчувствие. Она уходит в прошлое. Но существует в нем не как фиксированное воспоминание, а как продленное ощущение.
И не затихнув там, в прошлом, обратной волной стремится в будущее, воплощая его. Музыка это столкновение встречных
волн – из будущего в прошлое и из прошлого в будущее. А в центре – мы, захлестываемые музыкой. Мы, не цепляющиеся за прошлое и не думающие о будущем. Просто переживающие сейчас.
Свобода
Свобода – это не состояние, это переход. От одной несвободы к другой несвободе. Любое состояние, любая фиксация уровня – признак несвободы. Лишь в момент перехода человек может ощутить свободу: он еще не попал в тиски нового своего состояния, но уже выпрыгнул из старой колеи. То есть свобода – это момент осознания своей несвободы.
Свобода возможна только при изменении своей действительности, изменении границ бытия. Это справедливо и для человека и для Бога. Бог не творящий – это не Бог. Застывшему миру не нужен Бог, в таком мире нет места для иррациональной акаузальности. Так и человек может ощутить свободу именно в переходе от одного бытия к другому бытию, когда уже вырвался из одной причинности, но еще не связал себя другой причинностью. И тут существенно именно то, что в результате перехода не обретается свобода (любое бытие несвободно), свобода есть только в самом переходе.
Любовь
Любовь – это бесконечная мысль. Действие, бесконечно продленное и в прошлое, и в будущее – без начального события и без потенциального результата. В этой мысли есть одно событие – текущий момент, и одно содержание – фиксация на своем объекте. Человек любит здесь и сейчас.
Предмет любви, независимо от своей природы, естественно становится бесконечно значим.
Поскольку предмет любви случаен, сама потребность проживать такую бесконечную мысль является, скорее всего, естественной потребностью человека. Можно предположить, что любовь есть проекция бесконечной высшей ментальности на витальный план. Почему, казалось бы, не на более близкий ментальный? А тот к сознательному возрасту уже забит конечными, но незавершенными мыслями, продленными в прошлое и будущее. Только витальный уровень может быть на время расчищен под бесконечную мысль или вообще быть еще чистым.
Бесконечная мысль-любовь никогда не заканчивается в сейчас. У нее нет финала. Пока ее мыслят. Однако даже при кратчайшем отвлечении на другую мысль любовь может пропасть – не завершиться, а просто исчезнуть. Вся, целиком. Не оставив следа ни в прошлом, ни в будущем.
Предметами всеобъемлющей любви могут стать либо бесконечно близкий, либо бесконечно далекий объекты: человек или Бог.
Любовь может быть превращена в деятельность – обставлена и в прошлом, и в будущем чувствами-мыслями, ритуально обрамляющими текущий момент. Но от этого природа любви не меняется – она остается бесконечной и сконцентрированной на своем предмете. В отличие от других деятельных процессов, у любви-деятельности нет цели в будущем, способной удерживать ее целостность. При устранении предмета любви вся идеальная система мгновенно рассыпается. Ритуальные действия теряют всякий смысл.
Поскольку любовь-мысль не имеет результата, а любовь-деятельность не имеет цели, любовь не может быть ориентиром. Любовь может быть опорой, фактором принятия решения, но она не имеет вектора. Она статична в своей безграничности. Любовь помогает, поддерживает, но не ведет.
Любовь нельзя удержать ни прошлым, ни будущим, привязывая ее к таким понятиям, как ответственность, обязательства. Ограниченная, она теряет самую себя – она начинает с сожалением оглядываться или со страхом смотреть вперед и упускает то, ради чего она существовала – свой объект в настоящем. Нельзя мечтать о любви, нельзя возбудить любовь воспоминаниями.
Для понимания-ощущения любви необходимо одно – мыслить ее здесь и сейчас. Мыслить саму любовь, а не ее объект, перетасовывая воспоминания и мечтания о нем. Держать ее постоянно при себе, не отпускать ни в прошлое, ни в будущее. Не ставить ей никаких памятников ни в прошлом, ни в будущем.
Любовь бесконечна и едина, она не собирается из отрезков обыденных мыслей, она не наращивается и не усекается во времени.
И хотя любовь-действие не имеет результата, а любовь-деятельность не имеет цели, любая мысль, инициированная любовью, любой шаг, вызванный любовью, истинны и чисты.
К любви как к бесконечной мысли, как к действию без начала и конца, как к идее без цели нельзя прийти намеренно, в результате исканий, усилий, опыта.
Любовь непосредственно связана с мыслью, но она не есть итог бесконечных раздумий, она пробуждается при освобождении человека от мысли. Не при устранении мысли, а при освобождении от нее, когда мысль существует только здесь и сейчас, когда мысль имеет свои рождение и смерть. И тогда место во времени, очищенное от череды незавершенных и неначатых мыслей, занимает любовь.
Молчание
Есть молчание и Молчание.
Первое есть лишь пустота между словами, оно легко обозначается графически – многоточием, пробелами. Оно допускает выбор между говорением и неговорением.
Второе не есть отсутствие, сокрытие чего-то – слов, истин, бытия. Оно есть полнота слов, полнота истин, полнота бытия. Полнота в смысле отсутствия выбора – то или это. Оно наполнено словами, оно существует не между слов, а после слов – и у тебя уже нет выбора молчать или говорить: все уже сказано, остается лишь всеобъемлющая Пустота, не подразумевающая в себе и для себя ничего другого.
Познание начинается с тишины и заканчивается молчанием.
Отказ от реальности
Традиционно реализация в себе – вернее, собой – высшего идеального содержания связывается с отказом от реальности. Отказ от физической (телесной) реальности – путь факира. Отказ от духовной (эмоциональной) реальности – путь монаха. Отказ от разумной (мыслимой) реальности – путь йогина.
Что такое отказ от реальности? По сути, это отказ от поступков, от связывания себя с какими-либо событиями. Человек перестает быть реализатором, проводником привычных для социума уровней иерахии. Становится чистым листом, готовым принять тексты высших уровней.
Безусловно, сама пустота (чистота листа), хотя и имеет важное значение, не является решающим фактором просветления. Наиглавнейшую роль тут играют усилия, приложенные для отказа от реальности, для заглушения деятельности тела, эмоций, ума. И если эти усилия выполнены правильно и организм – все еще живой организм – настроен на точный ритм, он имеет полную возможность реализоваться на другом уровне, недоступном для созерцания и понимания с обыденных уровней.
Путь факира – это генерация индивидуальных антисобытий, по сути, противление свершению событий на физическом уровне. Вследствие этой работы факир может приобрести абсолютную волю над своим телом. Но воля эта отрицательная – она может противостоять любым физическим событиям, но не в состоянии сама генерировать события. Вернее, жизнь факира есть одно событие. Он, дойдя до высшей степени концентрации, формально достигает бессмертия – лишается протяженности жизни, а следовательно, и возможности достичь ее конца. Хотя его состояние можно трактовать как бесконечно продленную смерть.
Монах подчиняет все события своей жизни одной линии, одному чувству – религиозному. Он, как генерящий антисобытия факир, творит антиизменения – он не пытается изменить жизнь и себя, а, наоборот, противостоит любым внешним изменениям. Как факир может оставаться одной позе годами, так монах может сколь угодно долго пребывать в одном эмоциональном состоянии. По сути, монах достигает абсолютной воли над своими эмоциями, но эта воля отрицательная – она способна лишь подавлять все эмоции, кроме одной, она принципиально не созидательна. В бесконечно продленной эмоции монах достигает бессмертия. И хотя в этом направлении нет смерти, но нет и жизни, поскольку нет поступков.
Путь йогина – это путь отказа от мыслей. Концентрируясь на немысли, йогин приобретает абсолютную волю над мышлением, но эта воля отрицательная – она не способна созидать мысли, а лишь дает свободу от мыслей, помогает понять пустотность любой мысли. В итоге йогин помещает себя в бесконечную пустоту, где нет ни пространства, ни времени, поскольку пространство и время – это лишь наши мысли. Где нет смерти, поскольку и смерть – это тоже всего лишь мысль.
Взгляд снизу
Что могли бы поведать животным их «просветленные» собратья, как могли бы объяснить содержание, суть высшего мира, которому еще нет названия, но в который они, «просветленные», какими-то ухищрениями (медитацией ли на мозговой косточке) сумели проникнуть?
Прежде всего они сказали бы, что надо освободиться от пут адаптации – не ждать поколениями, когда популяция изменится под новые условия, не тянуть за собой груз старых инстинктов и не надеяться на постепенное возникновение новых признаков. Там, в том новом мире, адаптация происходит мгновенно. Животные, достигшие нового уровня совершенства, не держатся за случайные признаки, а меняют их по необходимости – натягивают и сбрасывают шкуры, меняют их цвет, перемещаются в пространстве быстрее максимально возможной скорости гепарда, держат в лапах огонь, живут в любом из мыслимых миров: летают в небе, плавают в океане.
Поверили бы животные своим «просветленным»? Могли ли «просветленные» твари, что-то продемонстрировать из своих знаний, полученных в «социале»? Наверное – нет. Но зато, как возвышенно, как поэтично…
И это не шутка. Скорее всего, среди животных периодически появлялись «просветленные» особи, наделенные не наследственной и не приобретенной в непосредственном опыте адаптивной гибкостью, свойственной лишь человеческому рассудку. Оказали ли они какое-либо влияние на эволюцию конкретной популяции? Предположительно – нет. Как, наверное, и наши социумные просветленные на жизнь людей.
Сам феномен просветленности, феномен непосредственного межуровневого контакта, скорее всего, имеет больше отношения к формированию последующей эволюционной системы, чем к функционированию текущей.
Путь
Путь не есть праведная дорога, огибающая овраги недостойных поступков, отмеченная верстовыми столбами благодеяний и триумфальными арками побед. Путь не омрачается событиями – ни радостными, ни печальными.
Дорога имеет начало и конец. И даже если она бесконечна, она не есть Путь – Путь не имеет ни протяженности, ни длительности.
На Путь нельзя свернуть, его нельзя выбрать, как одну из дорог на развилке. Путь, он не откуда и куда, он где, он не от и к, он в. По Пути нельзя идти, на него можно ступить. Но ступив, нельзя стоять. В нем нужно пребывать – одновременно и в прошлом, и в будущем.
Расстояние до Пути не измеримо шагами, хотя к нему можно прийти. Но приход не может быть целью, результатом, событием. Путь это отказ от целей и результатов – вернее, он есть абсолютное слияние деятельности с целью, действия с результатом, слияние, исключающее события.
Есть Путь и есть путь к Пути – осознание отсутствия Пути. Развитие этого осознания – не приближение к Пути, но удаление от шумных дорог, расширение горизонта. Однако тишина и пустота нужны не для того, чтобы увидеть Путь вдали, а для того, чтобы ничто не отвлекало от возможности ощутить Путь внутри себя. Путь всегда в самом человеке.
Но неосознанность случайных шагов приковывает человека к событиям дорог, протоптанных в никуда.
Послесловие
Все написанное не имеет отношения к истине. Искать истину занятие бессмысленное. Тем паче, если пытаться откапывать ее логической лопатой – в лучшем случае получится котлован под фундамент новой логики, в худшем – могила. Братская могила для всех философских систем (впрочем, возможно, туда им и дорога).
Кстати, о системах. Философы-материалисты утверждают, что все (включая мышление) материально, идеалисты заявляют, что все идеально, а я констатирую, что все темпорально. Фактически, если не вдаваться в детали, стандартный философский конструкт, все та же логика – лишь взгляд с некой новой стороны.
И что же мы увидели с этой новой точки зрения? Что все объекты имеют темпоральность: всё, что мы можем выделить в нашей действительности, всё, что можем показать пальцем или упомянуть – темпорально. Скажем так, объекты исключительно плоские во времени ненаблюдаемы. Далее: различение субъектом пространственных и темпоральных объектов, феноменов и ноуменов, идеального и материального относительно – происходит относительно уровня его собственной темпоральности. Следовательно, важнейшими принципами темпоральной ноуменологии являются локализм и релятивизм: говорить можно только о локальных объектах, выделяемых относительно субъекта (некоторого субъектного уровня). Движение вообще и эволюцию в частности следует понимать только как локальные явления, существующие лишь при определенном взгляде с определенного субъектного уровня. И воспринимается это движение субъектом в его индивидуальном пространстве и времени, которые есть лишь формы, способы различения объектов в субъектной действительности. Вот так – вся книга одним абзацем.
Но это лишь формальные выводы. Главный смысл темпоральной концепции, релятивистско-темпоральных онтологии и гносеологии в утверждении единства Мира во всех его проявлениях: единства субъекта и объекта; единства бытия и мышления (феноменальной и ноуменальной действительностей субъекта); единства жизни и разума; единства всех форм познания – науки, искусства, религии, философии, мистики; единства всех реальностей. И самый главный вывод релятивистско-темпорального мировоззрения можно сформулировать так: понять единство Мира возможно только с трансреальной точки зрения, только выйдя за пределы любой фиксированной реальности, любой концепции, любой логики. И темпорально-иерархическую логику тоже надо преодолеть.
Философия – это огранка мышления. Длительная шлифовка его алмазной крошкой мыслей. Хотя в любом случае результатом будет лишь игра света на гранях.
Философско-художественное заключение составлено из коротких текстов, возникавших по ходу работы над теорией темпоральности, при обдумывании ее связи с древними этико-философскими, мировоззренческими системами. Оказалось, что релятивистско-темпоральный взгляд на Мир, на так называемую «объективную реальность» во многом совпадает с представлениями буддизма, суфизма, Веданты, Каббалы и других философских концепций, которые я предложил называть трансреальными.
Основную же часть книги составляет изложение и развитие темпоральной концепции, предложенной в предыдущей моей книге «Новации». Правда, там термин «темпоральность» еще не использовался, а обсуждался формализм распределенных во времени систем. Понятие «темпоральность», понимаемое как распределенность, протяженность во времени, необходимо всплыло в «Новациях» при анализе главной проблемы эволюции – проблемы спонтанного возникновения новой сложности. Из понимания, что решение этой проблемы невозможно на уровне линейной, одноуровневой логики, детерминистского мышления, появилось представление о некой «скрытой переменной», о наличии у всех объектов и Мира в целом дополнительного измерения, которое я и поименовал темпоральностью.
I.
Платонова пещера
Наглядно пояснить идею уровней реальности, уровней субъектов можно развив знаменитый миф о пещере из платоновского диалога «Государство». Напомню: в этой аллегории Платон описал реальность, чувственно явленную обычным людям, как перемещение теней по стене пещеры, как плоскую проекцию, отображение истинного мира, разворачивающегося перед входом в пещеру и недоступного восприятию наблюдателей, сидящих к нему спиной.
В своем мифе Платон однозначно противопоставляет мир идей и его плоскую проекцию, воспринимаемую людьми как чувственная реальность. Но одинаковые ли картинки видят сидящие в пещере? Представим, что они сидят не в ряд: кто-то ближе к стене, кто-то подальше от нее. Да и не в узкой пещере, а, скажем, просто перед бесконечной ровной стеной. Будут ли их теневые реальности совпадать? Понятно, что наблюдатели, уткнувшиеся носом в стену, практически ничего не могут разглядеть – в их действительностях различимы лишь чередующиеся границы света и тени, – они не могут зафиксировать в своем внимании ни одного целостного объекта, кроме собственной тени. Сидящие же чуть подальше, помимо того, что различают на стене отдельные тени от объектов «истинного мира», видят еще тени впереди сидящих людей, ну и собственные тени. То есть их действительности однозначно разделены на две части: тени, проплывающие по стене, и относительно неподвижные тени от людей. Чем дальше от стены сидит человек, тем более крупные объекты-тени он может разглядеть и тем больше людских теней видит перед собой.
Надеюсь, аллегория ясна? Теневая картинка-действительность, явленная субъекту, напрямую зависит от его удаленности от стены, то есть от его уровня. Одновременно понятно, что у близкоуровневых (рядом сидящих) субъектов действительности практически совпадают. Тогда эти субъекты приходят к соглашению, что они существуют в некой общей для них реальности – приходят к соглашению, что видят одинаковые тени. Субъекты же, расположенные на других расстояниях от стены, живут в других реальностях. И тут понятен принцип: чем дальше от стены субъект, тем больше объектов он различает, и уж точно он различает объекты, доступные всем людям, расположенным ближе к стене. Хотя наверняка не различает тонкие эффекты чередования границ света и тени, доступные «низкоуровневым» субъектам, уткнувшимся носом в стену.
Чтобы безусловно следовать принципам релятивизма, надо еще на один шаг отступить от платоновского мифа, а по сути, вообще отказаться от его структуры. Представьте, что люди не сидят, а перемещаются на фиксированных для них расстояниях от стены. Конечно, с соблюдением условия, что смотрят они при этом только строго на стену – на которой и является им их действительность. А самое главное, уберем «истинный мир», разворачивающийся у них за спиной. Оставим только стену, свет и множество разноуровневых субъектов, перемещающихся между светом и стеной.
Предельно познавательная картинка. Человек, перемещаясь вдоль стены, однозначно выделяет движение своей тени и легко соотносит это перемещение с движениями теней близких по уровню к нему субъектов. Все они – близкоуровневые субъекты – однозначно различают в качестве объектов своей реальности и тени людей, расположенных ближе к стене – они называют их «вещами». Движения теней-вещей, отбрасываемых людьми, находящимися в непосредственной близости от стены, практически неразличимы на большом удалении – они выглядят застывшими, неподвижными. А поскольку они всегда в поле зрения и выглядят одинаково, все близкоуровневые субъекты однозначно воспринимают эти тени как незыблемо реальные.
Ну и самое интересное: субъекты выделенного нами уровня могут видеть расплывчатые контуры проплывающих по стене теней, значительно превосходящих по размеру их собственные. О происхождении этих теней наши субъекты могут только гадать, называя их «идеями». Это ведь только нам, со стороны, понятно, что это тени людей, «живущих» за их спинами, на еще большем удалении от стены. И чем дальше от них люди, тем более грандиозны, но и более размыты отбрасываемые ими тени-идеи.
Вот такая релятивистская аллегория. Вот такой мир, населенный субъектами, которые являются объектами друг для друга. Есть в этом мире множество реальностей – совпадающих действительностей близких по уровню субъектов. Но нет единой реальности. Нет никакого «истинного» реального мира у них за спиной, как в аллегории Платона. Нет ничего, что не является тенью – в реальностях одноуровневых субъектов только маленькие тени-вещи, тени самих субъектов и громадные тени-идеи.
Но это всего лишь аллегория, призванная продемонстрировать уровневое мышление и релятивистское понимание реальности – ни в коем случае не следует придавать ей онтологический статус.
Идеальное и материальное
Итак, из нескольких заявленных вариантов формулировки основного вопроса философии в нашем распоряжении остался один, самый традиционный: как же соотносятся идеальное и материальное? В терминах материализма вопрос звучит так: как материальное порождает идеальное? А с противоположной позиции: зачем идеальному понадобилось материальное?
До сих пор ответ на вопрос соотношения идеального и материального искался в плоскости банальной проблемы начала онтологии, то есть сводился к противопоставлению двух вариантов начала описания Мира. Начинаем с того, что видим, значит, постулируем материальность, которую и определяем, как то, что видим, ощущаем и т.д. Начинаем с того, что думаем – принимаем в качестве аксиомы идею и ищем ее воплощение во всем, что видим.
Взобравшись на колокольню абсолютного релятивизма, я не вижу существенной разницы между двумя этими онтологиями. Они совершенно идентичны по своим схемам: постулируется некий абсолют, и все проявленное объявляется его модусами. Один вариант онтологии открывает нам Мир с одной стороны, другой – с противоположной. Поэтому на уровне противопоставления материализма и идеализма основной вопрос философии вообще не имеет смысла. Он сводится к проблеме принятия одной из позиции. Или можно сказать так: и в материализме, и в идеализме это не вопрос, а постулат. И обсуждать здесь нечего.
Однако я не стану останавливаться на банальной констатации, что проблемы нет и не было, а все же попробую показать, как основной вопрос философии, в варианте отношения материального и идеального, можно переформулировать в понятиях уровневого релятивизма.
Традиционно попытку ответа на любой вопрос следует начинать с разгребания терминологии. Итак, что мы подразумеваем под
словом идеальное? И что такое материя? Понятно, что в рамках развиваемой концепции, в идеологии абсолютного релятивизма речь не может идти о постулировании какого-либо первоначала, какой-либо основополагающей субстанции. Задача должна ставиться так: нам необходимо каким-то образом встроить идеальное и материальное в обыденную действительность обычного субъекта, то есть туда, где мы можем оперировать данными понятиями. Естественно, подразумевая под субъектом не только человека, но и весь наш уровневый список, начиная с массивной частицы до йогина и дальше. Фактически вопрос звучит просто: можем ли мы разделить объекты некоторой действительности на материальные и идеальные? Для субъекта-человека, вроде, все очевидно и в полном соответствии с традиционными представлениями: все объекты, которые я могу потрогать, понюхать, покусать и т.п. – материальны; а все, что не могу осязать, обонять, ощутить на вкус, увидеть и услышать, но точно знаю, что оно существует и влияет на меня, присутствует в моей действительности – идеально.
Эта формулировка хороша тем, что в ней не понадобилось ссылаться на такие понятия, как разум или сознание. Поэтому она безоговорочно годится для разделения действительности любого субъекта на материальную и идеальную части. После стольких рассуждений о действительности клетки желудка, наверное, ни у кого уже не возникнет возражений по поводу следующих тезисов. Материальную часть действительности клетки составляют химические молекулы, их взаимодействия, соседние по желудку клетки и клетки других органов, с которыми происходит молекулярный обмен. В полном соответствии с человеческими «потрогать, понюхать, покусать». Само пищеварение, другие организменные системы, общий метаболизм организма для субъекта «клетка желудка» являются идеальными объектами (принципиально не могу показать пальцем, но точно знаю, что оно существует и влияет на меня). Для электрона материальны его электромагнитные взаимодействия, но химические процессы, в которых он однозначно задействован, которые присутствуют в его действительности, для него идеальны.
Для того, чтобы вполне убедиться в правомерности таких экстраполяций идеального и материального на все субъектные уровни, задайтесь вопросом, чем для нас являются, к примеру, экономика, культура – не их отдельные элементы, а они как целые. Скажем, место, где располагается наше пищеварение, мы можем точно показать пальцем – вот тут. А где культура? В какой стороне от нас экономика? Так... везде, вокруг. Резонно сказать: экономика – это идея, а не предмет. Так вот, для клетки желудка объект пищеварение точно такая же идея, обладающая таким же онтологическим статусом, как экономика для нас – где она непонятно, но в нашей действительности явно присутствует и безусловно влияет на нее.
Итак, получается, что проблема соотношения идеального и материального в первом приближении – это простая проблема разделения действительности субъекта (любого субъекта) на материальную и идеальную части, на материальные и идеальные объекты.
Ноумены и феномены
Но вернемся к терминологии. Слова идеальное и материальное мне не нравятся – они нагружены устоявшимися и одновременно противоречивыми смыслами, а самое главное, традиционно привязывают нас к определенному уровню – уровню субъекта-человека. Разделение на идеальное и материальное для большинства связано исключительно с противопоставлением мыслимого, воображаемого, с одной стороны, и чувственно воспринимаемого человеком, именно человеком – с другой. Поэтому далее для обозначения идеальных объектов я использую термин ноумен, а материальные объекты называю феноменами. То есть говорю так: все объекты действительности любого субъекта можно разделить на феномены и ноумены или действительность субъекта разделяется на две части – феноменальную действительность и ноуменальную действительность. Химические реакции для субъекта-электрона, как и пищеварение для клетки желудка, как и культура для человека – ноуменальны. А другие заряженные частицы для электрона, молекулы для клетки, книги (странички в переплете) для человека являются феноменами. Главный отличительный признак феноменов это их пространственная явленность – они в действительности субъекта различаются по положению (на них можно показать пальцем).
Относительность ноуменального и феноменального
Итак, в моей релятивистской переформулировке основной вопрос философии (как и следовало ожидать) утратил статус основополагающего принципа, призванного однозначно разделить философии на правильные и неправильные. Он свелся к конкретной проблеме, решение которой не зависит от того, с какой стороны мы к ней подойдем: с материалистической или идеалистической позиции. В новой трактовке основной вопрос философии звучит просто: почему действительность каждого субъекта разделена на две части – феноменальную и ноуменальную – и каковы отношения между ноуменами и феноменами? Ответом на этот вопрос, по сути, служит весь последующий текст.
Здесь, в вводной философской части, я могу отметить одно прямое следствие, вытекающее из совмещения принципа уровневости субъектов с тезисом о разделении действительности субъекта на ноуменальную и феноменальную части. Этот вывод, уже давно напрашивающийся и само собой разумеющийся в рамках релятивисткой концепции, звучит так: феноменальное и ноуменальное относительно. Конечно, некорректно говорить, что некий объект для одного субъекта является ноуменом, а для другого феноменом – к примеру, пищеварение для клетки желудка ноуменально, а для человека феноменально. Понятно, что пищеварение как объект в клеточной действительности некорректно напрямую сопоставлять с объектом «пищеварение» в человеческой действительности. Точнее, этот принцип относительности следует формулировать как отрицание однозначного деления мира на феноменальную (материальную) и ноуменальную (идеальную) части – такое разделение наличествует в действительности каждого субъекта. И естественен вывод, что при смещении уровня субъекта (скажем, в ходе обучения человека) изменяется содержание его феноменальной и ноуменальной действительностей.
Развивая платоновский миф о пещере, я уже держал в голове необходимость продемонстрировать с его помощью принцип относительности ноуменального и феноменального. В итоге, мне кажется, все получилось очень наглядно: для выделенного субъектного уровня, то есть для людей, находящихся на определенном расстоянии от стены, все, что располагается между ними и стеной, есть их феноменальная действительность. Вернее, все тени отбрасываемые и их телами, и телами тех, кто ближе к стене – это феномены. А вот тени тех, кто двигается позади них, кто ближе к источнику света, воспринимаются как ноумены. Люди элементарно не могут понять их происхождение, хотя и догадываются, что они существенно влияют на весь этот театр теней.
II.
Темпоральная философия
Темпоральная гносеология в разных своих аспектах, при разрешении различных проблем философского познания представляется то как монистическая, то как дуалистическая, то как плюралистическая.
Принятие универсума элементарных событий в качестве основы явленного нам Мира соответствует монистическому взгляду. Темпоральная концепция отрицает наличие множества исходных субстанций.
Однако ясно, что само явление Мира возможно только для и через субъекта – особого объекта, разделяющего Мир относительно уровня своей темпоральности на две несовпадающие части: феноменальную и ноуменальную действительности. Такое разделение Мира, безусловно, соответствует дуалистическим представлениям.
Однако утверждение тождественности феноменов и ноуменов, как лишь специфичной формы проявленности событийного универсума, а следовательно, и констатация их относительности при смещении уровня субъекта, делает концепцию плюралистической.
Кроме того, принятая в темпоральной ноуменологии концепция исключительной субъектности ноуменальной и феноменальной действительностей напрямую соотносится с солипсизмом. Ведь действительно, как и в субъективном идеализме, в темпоральной концепции нельзя говорить о фиксации какого-либо объекта (множества событий) без указания субъекта – конкретная действительность существует только для конкретного субъекта. И в этой действительности объекты принимают статус феноменальных или ноуменальных только относительно уровня субъекта.
Однако развитие в темпоральной концепции таких понятий, как уровни субъектов и субъектные реальности, сближает ее с реалистическими философскими теориями. Реальность в темпоральной концепции не постулируется, а действительно реальна. Во-первых, она фиксируется не относительно единичного субъекта, а принципиально только относительно некоторого субъектного уровня – уровня темпоральности, которому необходимо соответствует множество субъектов. Для этого множества субъектов реальность объективна в смысле коммуникативной и деятельной однозначности. Во-вторых, субъект не понимается антропоцентрично: в качестве субъекта принимается любой выделенный объект – некоторое множество событий, относительно уровня темпоральности которого фиксируются феноменальная и ноуменальная реальности. Поэтому выделение химической реальности относительно биологического объекта, к примеру, клетки, реализуется независимо от существования представителей вида Homo Sapiens (если человек фиксируется в мире клетки, то он классифицируется как ноумен очень высокого уровня темпоральности).
Трансреальная онтология
Тут мы опять, как и в философском введении, подошли к сопоставлению релятивистской философии, уже дополненной темпоральными онтологией и гносеологией, с трансреальными мировоззрениями, такими, как буддизм, Адвайта Веданта, Каббала, суфизм, разновидности шаманизма. Ранее по тексту я уже сформулировал в терминах темпоральной концепции основные положения трансреального мышления. Сейчас лишь концентрированно воспроизведу их.
Нет и не может быть единой для всех реальности – Мир явлен каждому субъекту в форме его объектной действительности. Какие объекты сможет распознать субъект в универсуме событий и как он их разделит на феномены и ноумены, зависит от его собственной темпоральности. С изменением темпоральности субъекта меняется и его действительность. Хотя справедливо и обратное: изменение действительности меняет уровень субъекта.
У феноменов и ноуменов одна онтологическая природа – они как объекты есть совокупности событий. Более того, одних и тех же событий. Универсум онтологически един – разделение объектов на феномены и ноумены есть лишь следствие субъектной точки зрения.
Нет и не может быть единого времени и пространства – время и пространство понимаются как формы, способы различения субъектом феноменов и ноуменов. Изменяя свою темпоральность, субъект способен изменять пространственное и хрональное распределение объектов – по сути, управлять временем и своим положением в пространстве. Расширение темпоральности позволяет заглядывать в будущее.
Нет и не может быть каузальной замкнутости мира, общего для действительностей всех субъектов детерминизма. Хрональные причинно-следственные связи есть лишь субъектный способ описания темпоральных объектов. Детерминизм наблюдаем лишь в пределах одного уровня, в границах плоских проекций. Расширение взгляда позволяет видеть причинные воздействия, нисходящие от систем высших темпоральных уровней. Изменение темпоральности позволяет субъекту менять причинную картину действительности.
Познание есть акт – одновременно причина и результат – изменения темпоральности субъекта. Субъект узнает нечто новое, смещая свой онтологический уровень, меняя точку зрения, переконфигурируя свою действительность. Рациональное познание (обучение) увеличивает темпоральность субъекта, но ограничено предельной сложностью последнего. Трансреальное познание, мистические практики расширяют темпоральность субъекта путем освобождения его действительности от низкотемпоральных объектов. С обретением феноменальной пустоты и ноуменальной полноты субъект достигает уровня абсолютного субъекта.
III.
Ощущение времени
Время ощущается как движение, когда человек цепляется мыслями за статичные сущности бытия. Время сносит его, судорожно хватающегося за частокол событий. Время налетает на него, бросает из стороны в сторону. Мысль обрывается. Но не отпускает. Человек цепляется за следующее событие, и следующее, и следующее…
Так ощущается время. Как сила, лишающая стабильности, привязанности, несущая изменения. Но время не несет изменений. Изменения есть только там, где есть фиксация мысли, где есть последовательность поступков. Изменение – это череда цепляний-отрывов, признаков и событий, за которые отчаянно держится мысль. Изменение – это противление времени, порождаемое стремлением к стабильности.
Так понимается время.
И понятое так, время предлагает человеку отпустить свои мысли.
Так не ощущается время.
Музыка
Она дает нам возможность побыть в сейчас. Она приходит из будущего – она, безусловно, там есть, но не как знание, мечтание, а как неотвратимое предчувствие. Она уходит в прошлое. Но существует в нем не как фиксированное воспоминание, а как продленное ощущение.
И не затихнув там, в прошлом, обратной волной стремится в будущее, воплощая его. Музыка это столкновение встречных
волн – из будущего в прошлое и из прошлого в будущее. А в центре – мы, захлестываемые музыкой. Мы, не цепляющиеся за прошлое и не думающие о будущем. Просто переживающие сейчас.
Свобода
Свобода – это не состояние, это переход. От одной несвободы к другой несвободе. Любое состояние, любая фиксация уровня – признак несвободы. Лишь в момент перехода человек может ощутить свободу: он еще не попал в тиски нового своего состояния, но уже выпрыгнул из старой колеи. То есть свобода – это момент осознания своей несвободы.
Свобода возможна только при изменении своей действительности, изменении границ бытия. Это справедливо и для человека и для Бога. Бог не творящий – это не Бог. Застывшему миру не нужен Бог, в таком мире нет места для иррациональной акаузальности. Так и человек может ощутить свободу именно в переходе от одного бытия к другому бытию, когда уже вырвался из одной причинности, но еще не связал себя другой причинностью. И тут существенно именно то, что в результате перехода не обретается свобода (любое бытие несвободно), свобода есть только в самом переходе.
Любовь
Любовь – это бесконечная мысль. Действие, бесконечно продленное и в прошлое, и в будущее – без начального события и без потенциального результата. В этой мысли есть одно событие – текущий момент, и одно содержание – фиксация на своем объекте. Человек любит здесь и сейчас.
Предмет любви, независимо от своей природы, естественно становится бесконечно значим.
Поскольку предмет любви случаен, сама потребность проживать такую бесконечную мысль является, скорее всего, естественной потребностью человека. Можно предположить, что любовь есть проекция бесконечной высшей ментальности на витальный план. Почему, казалось бы, не на более близкий ментальный? А тот к сознательному возрасту уже забит конечными, но незавершенными мыслями, продленными в прошлое и будущее. Только витальный уровень может быть на время расчищен под бесконечную мысль или вообще быть еще чистым.
Бесконечная мысль-любовь никогда не заканчивается в сейчас. У нее нет финала. Пока ее мыслят. Однако даже при кратчайшем отвлечении на другую мысль любовь может пропасть – не завершиться, а просто исчезнуть. Вся, целиком. Не оставив следа ни в прошлом, ни в будущем.
Предметами всеобъемлющей любви могут стать либо бесконечно близкий, либо бесконечно далекий объекты: человек или Бог.
Любовь может быть превращена в деятельность – обставлена и в прошлом, и в будущем чувствами-мыслями, ритуально обрамляющими текущий момент. Но от этого природа любви не меняется – она остается бесконечной и сконцентрированной на своем предмете. В отличие от других деятельных процессов, у любви-деятельности нет цели в будущем, способной удерживать ее целостность. При устранении предмета любви вся идеальная система мгновенно рассыпается. Ритуальные действия теряют всякий смысл.
Поскольку любовь-мысль не имеет результата, а любовь-деятельность не имеет цели, любовь не может быть ориентиром. Любовь может быть опорой, фактором принятия решения, но она не имеет вектора. Она статична в своей безграничности. Любовь помогает, поддерживает, но не ведет.
Любовь нельзя удержать ни прошлым, ни будущим, привязывая ее к таким понятиям, как ответственность, обязательства. Ограниченная, она теряет самую себя – она начинает с сожалением оглядываться или со страхом смотреть вперед и упускает то, ради чего она существовала – свой объект в настоящем. Нельзя мечтать о любви, нельзя возбудить любовь воспоминаниями.
Для понимания-ощущения любви необходимо одно – мыслить ее здесь и сейчас. Мыслить саму любовь, а не ее объект, перетасовывая воспоминания и мечтания о нем. Держать ее постоянно при себе, не отпускать ни в прошлое, ни в будущее. Не ставить ей никаких памятников ни в прошлом, ни в будущем.
Любовь бесконечна и едина, она не собирается из отрезков обыденных мыслей, она не наращивается и не усекается во времени.
И хотя любовь-действие не имеет результата, а любовь-деятельность не имеет цели, любая мысль, инициированная любовью, любой шаг, вызванный любовью, истинны и чисты.
К любви как к бесконечной мысли, как к действию без начала и конца, как к идее без цели нельзя прийти намеренно, в результате исканий, усилий, опыта.
Любовь непосредственно связана с мыслью, но она не есть итог бесконечных раздумий, она пробуждается при освобождении человека от мысли. Не при устранении мысли, а при освобождении от нее, когда мысль существует только здесь и сейчас, когда мысль имеет свои рождение и смерть. И тогда место во времени, очищенное от череды незавершенных и неначатых мыслей, занимает любовь.
Молчание
Есть молчание и Молчание.
Первое есть лишь пустота между словами, оно легко обозначается графически – многоточием, пробелами. Оно допускает выбор между говорением и неговорением.
Второе не есть отсутствие, сокрытие чего-то – слов, истин, бытия. Оно есть полнота слов, полнота истин, полнота бытия. Полнота в смысле отсутствия выбора – то или это. Оно наполнено словами, оно существует не между слов, а после слов – и у тебя уже нет выбора молчать или говорить: все уже сказано, остается лишь всеобъемлющая Пустота, не подразумевающая в себе и для себя ничего другого.
Познание начинается с тишины и заканчивается молчанием.
Отказ от реальности
Традиционно реализация в себе – вернее, собой – высшего идеального содержания связывается с отказом от реальности. Отказ от физической (телесной) реальности – путь факира. Отказ от духовной (эмоциональной) реальности – путь монаха. Отказ от разумной (мыслимой) реальности – путь йогина.
Что такое отказ от реальности? По сути, это отказ от поступков, от связывания себя с какими-либо событиями. Человек перестает быть реализатором, проводником привычных для социума уровней иерахии. Становится чистым листом, готовым принять тексты высших уровней.
Безусловно, сама пустота (чистота листа), хотя и имеет важное значение, не является решающим фактором просветления. Наиглавнейшую роль тут играют усилия, приложенные для отказа от реальности, для заглушения деятельности тела, эмоций, ума. И если эти усилия выполнены правильно и организм – все еще живой организм – настроен на точный ритм, он имеет полную возможность реализоваться на другом уровне, недоступном для созерцания и понимания с обыденных уровней.
Путь факира – это генерация индивидуальных антисобытий, по сути, противление свершению событий на физическом уровне. Вследствие этой работы факир может приобрести абсолютную волю над своим телом. Но воля эта отрицательная – она может противостоять любым физическим событиям, но не в состоянии сама генерировать события. Вернее, жизнь факира есть одно событие. Он, дойдя до высшей степени концентрации, формально достигает бессмертия – лишается протяженности жизни, а следовательно, и возможности достичь ее конца. Хотя его состояние можно трактовать как бесконечно продленную смерть.
Монах подчиняет все события своей жизни одной линии, одному чувству – религиозному. Он, как генерящий антисобытия факир, творит антиизменения – он не пытается изменить жизнь и себя, а, наоборот, противостоит любым внешним изменениям. Как факир может оставаться одной позе годами, так монах может сколь угодно долго пребывать в одном эмоциональном состоянии. По сути, монах достигает абсолютной воли над своими эмоциями, но эта воля отрицательная – она способна лишь подавлять все эмоции, кроме одной, она принципиально не созидательна. В бесконечно продленной эмоции монах достигает бессмертия. И хотя в этом направлении нет смерти, но нет и жизни, поскольку нет поступков.
Путь йогина – это путь отказа от мыслей. Концентрируясь на немысли, йогин приобретает абсолютную волю над мышлением, но эта воля отрицательная – она не способна созидать мысли, а лишь дает свободу от мыслей, помогает понять пустотность любой мысли. В итоге йогин помещает себя в бесконечную пустоту, где нет ни пространства, ни времени, поскольку пространство и время – это лишь наши мысли. Где нет смерти, поскольку и смерть – это тоже всего лишь мысль.
Взгляд снизу
Что могли бы поведать животным их «просветленные» собратья, как могли бы объяснить содержание, суть высшего мира, которому еще нет названия, но в который они, «просветленные», какими-то ухищрениями (медитацией ли на мозговой косточке) сумели проникнуть?
Прежде всего они сказали бы, что надо освободиться от пут адаптации – не ждать поколениями, когда популяция изменится под новые условия, не тянуть за собой груз старых инстинктов и не надеяться на постепенное возникновение новых признаков. Там, в том новом мире, адаптация происходит мгновенно. Животные, достигшие нового уровня совершенства, не держатся за случайные признаки, а меняют их по необходимости – натягивают и сбрасывают шкуры, меняют их цвет, перемещаются в пространстве быстрее максимально возможной скорости гепарда, держат в лапах огонь, живут в любом из мыслимых миров: летают в небе, плавают в океане.
Поверили бы животные своим «просветленным»? Могли ли «просветленные» твари, что-то продемонстрировать из своих знаний, полученных в «социале»? Наверное – нет. Но зато, как возвышенно, как поэтично…
И это не шутка. Скорее всего, среди животных периодически появлялись «просветленные» особи, наделенные не наследственной и не приобретенной в непосредственном опыте адаптивной гибкостью, свойственной лишь человеческому рассудку. Оказали ли они какое-либо влияние на эволюцию конкретной популяции? Предположительно – нет. Как, наверное, и наши социумные просветленные на жизнь людей.
Сам феномен просветленности, феномен непосредственного межуровневого контакта, скорее всего, имеет больше отношения к формированию последующей эволюционной системы, чем к функционированию текущей.
Путь
Путь не есть праведная дорога, огибающая овраги недостойных поступков, отмеченная верстовыми столбами благодеяний и триумфальными арками побед. Путь не омрачается событиями – ни радостными, ни печальными.
Дорога имеет начало и конец. И даже если она бесконечна, она не есть Путь – Путь не имеет ни протяженности, ни длительности.
На Путь нельзя свернуть, его нельзя выбрать, как одну из дорог на развилке. Путь, он не откуда и куда, он где, он не от и к, он в. По Пути нельзя идти, на него можно ступить. Но ступив, нельзя стоять. В нем нужно пребывать – одновременно и в прошлом, и в будущем.
Расстояние до Пути не измеримо шагами, хотя к нему можно прийти. Но приход не может быть целью, результатом, событием. Путь это отказ от целей и результатов – вернее, он есть абсолютное слияние деятельности с целью, действия с результатом, слияние, исключающее события.
Есть Путь и есть путь к Пути – осознание отсутствия Пути. Развитие этого осознания – не приближение к Пути, но удаление от шумных дорог, расширение горизонта. Однако тишина и пустота нужны не для того, чтобы увидеть Путь вдали, а для того, чтобы ничто не отвлекало от возможности ощутить Путь внутри себя. Путь всегда в самом человеке.
Но неосознанность случайных шагов приковывает человека к событиям дорог, протоптанных в никуда.
Послесловие
Все написанное не имеет отношения к истине. Искать истину занятие бессмысленное. Тем паче, если пытаться откапывать ее логической лопатой – в лучшем случае получится котлован под фундамент новой логики, в худшем – могила. Братская могила для всех философских систем (впрочем, возможно, туда им и дорога).
Кстати, о системах. Философы-материалисты утверждают, что все (включая мышление) материально, идеалисты заявляют, что все идеально, а я констатирую, что все темпорально. Фактически, если не вдаваться в детали, стандартный философский конструкт, все та же логика – лишь взгляд с некой новой стороны.
И что же мы увидели с этой новой точки зрения? Что все объекты имеют темпоральность: всё, что мы можем выделить в нашей действительности, всё, что можем показать пальцем или упомянуть – темпорально. Скажем так, объекты исключительно плоские во времени ненаблюдаемы. Далее: различение субъектом пространственных и темпоральных объектов, феноменов и ноуменов, идеального и материального относительно – происходит относительно уровня его собственной темпоральности. Следовательно, важнейшими принципами темпоральной ноуменологии являются локализм и релятивизм: говорить можно только о локальных объектах, выделяемых относительно субъекта (некоторого субъектного уровня). Движение вообще и эволюцию в частности следует понимать только как локальные явления, существующие лишь при определенном взгляде с определенного субъектного уровня. И воспринимается это движение субъектом в его индивидуальном пространстве и времени, которые есть лишь формы, способы различения объектов в субъектной действительности. Вот так – вся книга одним абзацем.
Но это лишь формальные выводы. Главный смысл темпоральной концепции, релятивистско-темпоральных онтологии и гносеологии в утверждении единства Мира во всех его проявлениях: единства субъекта и объекта; единства бытия и мышления (феноменальной и ноуменальной действительностей субъекта); единства жизни и разума; единства всех форм познания – науки, искусства, религии, философии, мистики; единства всех реальностей. И самый главный вывод релятивистско-темпорального мировоззрения можно сформулировать так: понять единство Мира возможно только с трансреальной точки зрения, только выйдя за пределы любой фиксированной реальности, любой концепции, любой логики. И темпорально-иерархическую логику тоже надо преодолеть.
Философия – это огранка мышления. Длительная шлифовка его алмазной крошкой мыслей. Хотя в любом случае результатом будет лишь игра света на гранях.
Обсуждения Темпоральность и философия абсолютного релятивизма