Итальянские страсти или об эвтаназии

Незадолго до этого врачи частной клиники в Удино приступили к постепенному прекращению ее жизнеобеспечения: женщина была отключена от искусственного кормления, что повлекло ее смерть….

….Элуана Энгларо получила тяжелую черепно-мозговую травму в результате автомобильной аварии в январе 1992 года. Впав в кому, она с тех пор так и «не просыпалась». Когда шансы на пробуждение, по вердикту врачей, стали равны нулю, ее близкими началась изнурительная борьба за искусственное прерывание жизни Элуаны.

Они апеллировали к закону, который предусматривает право пациента на отказ от лечения. С помощью свидетелей родственники Элуаны доказали, что до травмы она неоднократно говорила о том, что не хотела бы продолжать жить, находясь в полной зависимости от окружающих.

После десяти лет судебных разбирательств, в ноябре 2008 года, Верховный суд Италии подтвердил право отца Элуаны Беппино Энгларо требовать прекращения лечения от лица дочери.

Меж тем, решение судей встретило яростную критику со стороны Ватикана, к которому, после некоторых колебаний, присоединилось и правительство Сильвио Берлускони. Католическая церковь в Италии по-прежнему обладает огромным влиянием на общественную жизнь, категорически запрещая оба вида эвтаназии: как «активную», направленную на быстрый и максимально безболезненный уход из жизни с помощью действий врачей или самих пациентов; так и «пассивную», представляющую собой прекращение лечения, результатом которого может стать приближение кончины больного. Церковь отстаивает право на жизнь для любого человека независимо от состояния здоровья и дееспособности, а эвтаназию называет «убийством».

Но разве не церковь должна более других понимать, что смерть – это гибель не плотного тела, а души? Если следовать порочной логике, надо признать, что подобные убийства совершаются ежедневно тысячами. Ведь на аппаратах искусственного кровообращения и вентиляции легких «человек-растение», как, впрочем, и изношенные временем старые люди, могут жить теперь сколько угодно долго. Но аппараты отключают или вовсе не предлагают.

Разве это не убийства, которые, причем, нельзя оправдать дефицитом средств? Хватает же средств на создание оружия для уничтожения и не только старых и больных, но молодых и здоровых….

Давно запутаны понятия, что есть «жизнь» и что есть «смерть», поэтому никчемны и законы. Законы же прописаны под тело, которым называют Человека. И милосердие ложное породив, «убийство» наказав», людей обрекли на мучения.

Почему же Ватикан, как, впрочем, и вся Христианская Церковь, настойчивы в своем упорстве? Быть может, священство апеллирует к Библии, где устами Бога запрещено убийство безнадежно больных или их самоубийство?

Но в Библии нет ни единого указания на необходимость сохранения плоти, когда она становится для духа обузой. Первый раз прикасающиеся к этой теме Библейские стихи прозвучали во Второзаконии, которые даже при желании невозможно толковать, как запрет распоряжаться своей жизнью. Там Ветхозаветный Господь произносит: «Я умерщвляю и оживляю, Я поражаю и Я исцеляю; и никто не избавит от руки Моей» (32:39). Этими словами Господь утверждается в Своем могуществе, но не более того.

Во второй раз близкое к этой теме прозвучало в пересказе говоримого апостолом Павлом: «Разве вы не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас? Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог, ибо храм Божий свят; а этот храм — вы» (Первое послание к коринфянам 3:16-17). При всей правильности сказанного, содержится ли в этих стихах утверждение, что плоть без духа храм? Человек умирает и «храм» предают земле: он никому не нужен. Для Господа прежде ценен дух, плоть же ценна, как временное для него пристанище, накапливающее дух полезным содержимым. Но если плоть не в состоянии по тем или иным причинам оставаться храмом, превратившись в храм «разоренный», в чем ее польза для томящейся в нем и рвущейся к Богу души? Любое ветхое строение опасно для находящихся в нем людей. И если не отпустить душу, кто знает, выдержит ли плоть, терпящая муки болезни, как плоть Библейского Иова, и не усомнится ли человек в справедливости Божьей, задавленный обрушившейся кровлею крайне обветшавшего здания?

Меж тем, нетерпимость к самоубийствам без различения их мотивов отличает лишь отцов христианской церкви. Служители мусульманской религии относятся к самоубиенным с несравненно большим уважением. А в Буддизме, как учении, порожденном содружеством божеств с людьми, самоубийство вообще не порицается. Оно рассматривается как стимулированный переход в иную жизнь. Тому пример – самосожжение в 60 годах буддийских монахов в знак протеста развязыванию США войны во Вьетнаме.

Самоубийство — это всегда осознанное действие, ведущее к гибели плотного тела. К самоубийству можно принудить, поэтому в его определении не обязателен признак добровольности, как и моментальности, поскольку имеющие вредные привычки убивают себя в течение продолжительного времени. Самоубийца — не обязательно убивающий себя сам. Воин, движимый какой-либо причиной в смертельный бой, идет на смерть осознанно, но убиваем не своими руками.

Самым известным в человеческой истории самоубийцей был Иисус Христос. Он заранее знал о предательстве. Он не скрывался от пленения. Он добровольно и осознанно принял свою смерть, чтобы на третий день явиться живым, так доказав правоту говоримого Им о могуществе и силе делегирующего Его Мира. Ведь оживить мертвого чего-то да стоит? Не случайно ближайшие последователи Иисуса, поникшие было в испуге от Его казни, с небывалым вдохновением взялись за прерванное дело по проповеди Евангелия, когда снова увидели своего Учителя живым. Практически все они погибнут, безропотно отдавшись в руки палачам.

Сказанное объясняет, почему в Библии нередки примеры восхваления самоубийства, когда оно является актом героического противления врагу. Тому образец — легендарной силы человек по имени Самсон, рожденный единственным сыном от ранее бесплодной женщины, как ей пророчествовал явившийся к ней Ангел Господень. С его слов, рожденный ею муж будет «назорей Божий, и он начнет спасать Израиля от руки Филистимлян».

И действительно, Самсон, даже уже плененный и ослепленный боявшимися его врагами, обрушивает кровлю огромного дома, сдвинув опорные столбы, убивая огромное количество народа, пришедшего позабавиться над силой поверженного героя. Но он убивает и себя, сказав перед смертью: «Умри, душа моя, с филистимлянами» (Книга Судей, 16: 29;30). Даже не имеющий представления о посмертном мире, Самсон, говоря так: «умри душа моя», не побоялся лишить себя жизни.

Другой славный герой из сынов Израиля — Саул, перенявший по божественному велению от легендарного Самуила управление еврейским народом, бросается на свой меч, окруженный в неравной схватке врагами. То же самое следом за ним делает и его слуга.

Разве из этих Библейских примеров не следует, что, если нет сил противиться обстоятельствам, искренне верующий чист пред Богом в своем выборе?

В Коране дано ясное определение истинно верующим: «Верующие — только те, которые уверовали в Аллаха и Его посланника, и потом не испытывали сомнений и боролись своим имуществом и своими душами на пути Аллаха. Они искренние» (Сура 49: 15).

Причисляющие себя к верующим в Бога не должны бояться смерти, поскольку с нею открывается дорога к Милосердному: «Поистине, те, кто уверовал, творил добрые дела, — им Милосердный дарует любовь» (Коран, Сура 19: 96).

К чему же жестокость держать на предсмертной дыбе разумеющих и очистивших себя от скверны самости в их святом желании уйти, но не умеющих в том себе помочь? Да и разве расстаться с жизнью в надежде на жизнь иную - не есть ли высшее доказательство веры в нее: отвергнуть старый мир, чтоб обрести новый в пользовании правом на смерть, как основной составляющей истинной свободы.

Совсем иначе происходит, когда убивает себя безверный человек. Обострение чувствования гнетущего противоречия земного устройства в одностороннем его видении, превратило жизнь иных из людей в несносную своим тяжким бременем и никчемностью. Самоубийство, как акт отчаяния, как непротивление в явившемся вдруг осознании бессмысленности выживания ценой приспособления, унижения и соперничества, граничащего подчас с духовным разложением или физическим уничтожением ближнего, как последняя воля уйти в освобождающее от всего «никуда», стало уделом ослепленного мира, в котором «Я» каждого — это «Я» лишь от плотного тела. Зачем же держаться за жизнь, коль она так скверна? Но даже в этом случае — не тот грешник, кто падает без сил. Грешник тот, кто шел рядом и не подал руки.

Знайте, что Бог не призывает к мучениям ради Любви к Нему. Разве можно воспитать Любовь и благородство духа в боли и страхе? И разве о непосильных страданиях от Господа сказано в этих строках Корана: «Мы испытываем вас кое-чем из страха, голода, недостатка в имуществе и душах и плодах, — и обрадуй терпеливых, — тех, которые, когда их настигнет бедствие, говорят: «Поистине, мы принадлежим Аллаху, и к нему мы возвращаемся!» (Сура 2:150;151). Вслушайтесь: лишь «кое-чем»!

Тяжелые, труднопереносимые испытания происходят от людей. И страхом перед «Божьим» наказанием за самоубийство переродившиеся жрецы держат народы в рабстве. Поскольку обманом, что Бог предписал терпеть жестокую боль и иные муки в ожидании гибели, они надежно отвели угнетаемых от борьбы с несправедливостью страхом покалечиться. Лежать калекой и быть обузой - в этом, действительно, сильный довод, чтоб отсидеться за спинами героев.

Укрепить на плечах носителя труда паразитирующий класс – вот подлинная причина запрета отцами христианской религии самоубийства, скрывающими его за благовидным предлогом невозможности раскаяния. Словно им невдомек, что, если у смертельно мучающегося человека нет веры, его покаяние - лишь отчаянная попытка обмануть рок, купив раскаянием исцеление.

Гнет, мракобесие, инквизиция характеризуют эпоху расцвета Христианства в истории человеческой цивилизации. И в этом несмываемом пятне ее биографии прячется истинное лицо держателей подложной религии, облачившихся ныне в «овечью шкуру».

Запрет эвтаназии – это промысел не Бога, а Его врагов.

О том, какую тайну от порабощенных народов скрывает Ватикан, без высочайшего разрешения которого «умерла» Элуана Энгларо, будет следующий рассказ.