Идея благословенности противоречит идее, лежащей в основе современного миропонимания - идее уникальности личности. Каждая личность благословенна по своему. Сравнения кощунственны. Можно назвать это полиандризмом - вере в то, что люди прекрасны и существенны в своём многообразии и через многообразие. Полиандризм противостоит политеизму. Единобожие убивает многобожие, но открывает многочеловечность.
Благословение же исходит из того, что Бог одаривает всех по-разному не качественно, а количественно. Это даже не вера, это констатация факта - всякому очевидно, что среди людей выделяются симпатичные, обаятельные, "Иосифы Прекрасные".
Очам видно, между прочим, что Солнце вращается вокруг земли. Очи не соглашаются с тем, что кто вокруг чего вращается - дело условное, вопрос точки отсчёта. Глаза настаивают: именно Солнце именно вокруг земли. Конечно, в современном мире приходится идти на временный компромисс и что-то там говорить про точку отсчёта, но это мера вынужденная. Если глазам не верить, то чему ж верить?
Так и в Бога можно веру потерять - ведь глаза ясно свидетельствуют, что Бог невидим, хотя и есть. Потеря веры начинается с того, что богословы начинают доказывать, что Бог всё-таки видим - ну, немножечко, в высшем, интеллектуальном и аскетическом смысле. А заканчивают тем, что не верить нельзя... Ну, если не верить нельзя, значит нельзя верить...
Рождение Бога в мир есть переход, исход Невидимого в видимого. Мария благословенна и ребёнок её благословен не потому, что она лучше других матерей, а Иисус лучше других младенцев. Хотя от Елисаветы требовалось колоссальное усилие, чтобы так сказать - да без Духа и не сказала бы. Умилетелен только свой ребёнок, он хорошо пахнет, а чужому ребёнку умиляются разве что в крайнем случае, коли действительно благословен.
Иисусу грешно умиляться. Он чудесен не тем, что красив и обаятелен - вопреки тому, что столетиями изображают на рождественских картинках. Вон, кот Бегемот обаятельный. Иисус - настоящий. Мария - настоящая. Они целиком присутствуют в собственной жизни. Только настоящее это особого рода. Бывает настоящее, которое вырастает из прошлого, развивается, творится. Оно закономерно. Настоящее-существование. Бывает настоящее как прорыв - такова настоящая любовь. Настоящее без прошлого, настоящее-вечное. Настоящее Иисуса и Марии потому благословенно, что оно - прорыв, не стоящее ни на чём чудо. Мария рождает, "не зная мужа" - и всё же соглашается родить. Что это чудо, мужчине объяснить невозможно, а женщину ненужно. Иисус рождается, зная всё - и все же рождается.
РАЗНОЕ
«
Родина» - одно из самых иррациональных понятий, которые только можно себе представить. Единственная реальная родина человека – неудобоназываемое место его матери, из которого он появился на свет. Ну не кровать же, на которой лежала мать во время родов! Тем более не территория от одной пограничной заставы, где ему никогда не бывать, то другой, не менее недостижимой. Абсурднее слова «родина» лишь слово «отчизна», «патрия» - слово из того же ряда, что «Авраам роди Исаака». «Патриотизм» есть не просто подмена реального отцовства иллюзорным. «Патриотизм» подменяет одну иллюзию другой, большей. Исторически, впрочем, патриотизм (и «любовь к родине») возник как борьба с третьей иллюзией, ещё большей – самодержавием. «Отечество» есть абстракция менее опасная, чем двуногий «отец нации», хотя бы в силу своей абстрактности. Любить безличное настолько противоестественно, что не так развращает душу, как любовь к коронованному собрату по человеческому роду.
Патриотизм после победы над деспотизмом монарха либо исчезает, либо превращается в шизоидное поведение. Человек пытается убедить себя и других, что «любовь к родине» - «естественна». Поскольку в природе («естестве») никакой такой любви не наблюдается, и большинство людей различных культур и эпох никакой любовью ни к какой родине не страдали, патриотизм начинает преподавать себя. «Патриотическое воспитание» - вот настоящее безумие, а не «сексуальное воспитание». Сексуальному поведению надо учить именно потому, что человек не скотина. Патриотизму по той же самой причине учить не надо - либо «родина» (что бы ни имелось в виду под нею) достойна любви, либо нет. «Патриотическое воспитание» учит любить только ту родину, которая любви недостойна. Если дом нормальный, дети его любят, если дома пьянство и разврат, ребёнка начинают учить любви к дому.
«Любовь к родине» есть сатанинское извращение любви. Любовь к Богу не включает в себя защиту Бога. Бог сильнее тех, кто претендует его защищать, словно Бог – инвалид. Многие «верующие» любят Бога как родину, а любить Бога как родину даже хуже, чем любить родину как Бога. Но, в конце концов, Бога знают немногие, большинство сравнивает любовь к родине с любовью к женщине. Разве не будет сын защищать мать, муж – жену? Конечно, нет! Если бы любимых защищали, жизнь была бы намного ближе к коммунистическому идеалу. Но любимых надо прежде всего любить, а защищать – это уж как сложится. Главный враг любимых людей – государство, то самое, которое выступает от имени «родины», «отчизны». Это оно развязывает войны, в которых страдают и гибнут любимые люди – не только наши, конечно. Но защищаться от государства – как? Не защищаются же от землетрясения или конца света.
Слишком большая угроза не вызывает рефлекса защиты, а лишь рефлекс сострадания к тому, кто оказался под угрозой. Защитить от опасности можно не всегда, всегда можно разделить нахождение в опасности. Любящий человек знает тайну: для любви всякая угроза – слишком маленькая. «Не бойтесь убивающих тело» - невозможно убить любимого человека именно как любимого. Любовь будет верна и мёртвому. Люди, которые кричат о том, что надо защищать страну, как надо защищать мать, не слишком-то любили свою мать и не знают, что «защищать мать» - нонсенс. Мать защищает, а в защите детей она не нуждается. Ей нужны любящие дети, а не защитники. Защищать легче, чем любить, и сколько матерей страдали и умирали от того, что их защищали, но при этом забывали их кормить, поить, разговаривать с ними, просто глядеть на них любящими глазами. Впрочем, мать это вынесет – а вот жена…
«Рождение от духа» есть такая же метафора как «родина», «отечество». С одним отличием: «рождение от духа» не скрывает своей метафоричности. Если понять, что «родина» - метафора, всякий патриотизм теряет смысл. Понимание, что «рождение от духа» - метафора, прибавляет глубины этой метафоре.
Не обязательно быть верующим, чтобы не поддаваться соблазну патриотизма. Материалист, если он последователен, тоже уклонится от поклонения такому обобщению как «родина». Дантон с его «нельзя унести родину на подошвах башмаков» и никакой верующий, и никакой материалист. Материалист понимает, что «родина» не земля под ногами, а ноги, причём не свои, а чужие, материнские. Верующий понимает, что «родина» - верх, а не низ. Если верующий – во Христа, он знает, что небо не так уж далеко от всё того же неудобоназываемого места у женщины, потому что главное рождение и главные роды – роды Марии.
Благословение же исходит из того, что Бог одаривает всех по-разному не качественно, а количественно. Это даже не вера, это констатация факта - всякому очевидно, что среди людей выделяются симпатичные, обаятельные, "Иосифы Прекрасные".
Очам видно, между прочим, что Солнце вращается вокруг земли. Очи не соглашаются с тем, что кто вокруг чего вращается - дело условное, вопрос точки отсчёта. Глаза настаивают: именно Солнце именно вокруг земли. Конечно, в современном мире приходится идти на временный компромисс и что-то там говорить про точку отсчёта, но это мера вынужденная. Если глазам не верить, то чему ж верить?
Так и в Бога можно веру потерять - ведь глаза ясно свидетельствуют, что Бог невидим, хотя и есть. Потеря веры начинается с того, что богословы начинают доказывать, что Бог всё-таки видим - ну, немножечко, в высшем, интеллектуальном и аскетическом смысле. А заканчивают тем, что не верить нельзя... Ну, если не верить нельзя, значит нельзя верить...
Рождение Бога в мир есть переход, исход Невидимого в видимого. Мария благословенна и ребёнок её благословен не потому, что она лучше других матерей, а Иисус лучше других младенцев. Хотя от Елисаветы требовалось колоссальное усилие, чтобы так сказать - да без Духа и не сказала бы. Умилетелен только свой ребёнок, он хорошо пахнет, а чужому ребёнку умиляются разве что в крайнем случае, коли действительно благословен.
Иисусу грешно умиляться. Он чудесен не тем, что красив и обаятелен - вопреки тому, что столетиями изображают на рождественских картинках. Вон, кот Бегемот обаятельный. Иисус - настоящий. Мария - настоящая. Они целиком присутствуют в собственной жизни. Только настоящее это особого рода. Бывает настоящее, которое вырастает из прошлого, развивается, творится. Оно закономерно. Настоящее-существование. Бывает настоящее как прорыв - такова настоящая любовь. Настоящее без прошлого, настоящее-вечное. Настоящее Иисуса и Марии потому благословенно, что оно - прорыв, не стоящее ни на чём чудо. Мария рождает, "не зная мужа" - и всё же соглашается родить. Что это чудо, мужчине объяснить невозможно, а женщину ненужно. Иисус рождается, зная всё - и все же рождается.
РАЗНОЕ
«
Родина» - одно из самых иррациональных понятий, которые только можно себе представить. Единственная реальная родина человека – неудобоназываемое место его матери, из которого он появился на свет. Ну не кровать же, на которой лежала мать во время родов! Тем более не территория от одной пограничной заставы, где ему никогда не бывать, то другой, не менее недостижимой. Абсурднее слова «родина» лишь слово «отчизна», «патрия» - слово из того же ряда, что «Авраам роди Исаака». «Патриотизм» есть не просто подмена реального отцовства иллюзорным. «Патриотизм» подменяет одну иллюзию другой, большей. Исторически, впрочем, патриотизм (и «любовь к родине») возник как борьба с третьей иллюзией, ещё большей – самодержавием. «Отечество» есть абстракция менее опасная, чем двуногий «отец нации», хотя бы в силу своей абстрактности. Любить безличное настолько противоестественно, что не так развращает душу, как любовь к коронованному собрату по человеческому роду.
Патриотизм после победы над деспотизмом монарха либо исчезает, либо превращается в шизоидное поведение. Человек пытается убедить себя и других, что «любовь к родине» - «естественна». Поскольку в природе («естестве») никакой такой любви не наблюдается, и большинство людей различных культур и эпох никакой любовью ни к какой родине не страдали, патриотизм начинает преподавать себя. «Патриотическое воспитание» - вот настоящее безумие, а не «сексуальное воспитание». Сексуальному поведению надо учить именно потому, что человек не скотина. Патриотизму по той же самой причине учить не надо - либо «родина» (что бы ни имелось в виду под нею) достойна любви, либо нет. «Патриотическое воспитание» учит любить только ту родину, которая любви недостойна. Если дом нормальный, дети его любят, если дома пьянство и разврат, ребёнка начинают учить любви к дому.
«Любовь к родине» есть сатанинское извращение любви. Любовь к Богу не включает в себя защиту Бога. Бог сильнее тех, кто претендует его защищать, словно Бог – инвалид. Многие «верующие» любят Бога как родину, а любить Бога как родину даже хуже, чем любить родину как Бога. Но, в конце концов, Бога знают немногие, большинство сравнивает любовь к родине с любовью к женщине. Разве не будет сын защищать мать, муж – жену? Конечно, нет! Если бы любимых защищали, жизнь была бы намного ближе к коммунистическому идеалу. Но любимых надо прежде всего любить, а защищать – это уж как сложится. Главный враг любимых людей – государство, то самое, которое выступает от имени «родины», «отчизны». Это оно развязывает войны, в которых страдают и гибнут любимые люди – не только наши, конечно. Но защищаться от государства – как? Не защищаются же от землетрясения или конца света.
Слишком большая угроза не вызывает рефлекса защиты, а лишь рефлекс сострадания к тому, кто оказался под угрозой. Защитить от опасности можно не всегда, всегда можно разделить нахождение в опасности. Любящий человек знает тайну: для любви всякая угроза – слишком маленькая. «Не бойтесь убивающих тело» - невозможно убить любимого человека именно как любимого. Любовь будет верна и мёртвому. Люди, которые кричат о том, что надо защищать страну, как надо защищать мать, не слишком-то любили свою мать и не знают, что «защищать мать» - нонсенс. Мать защищает, а в защите детей она не нуждается. Ей нужны любящие дети, а не защитники. Защищать легче, чем любить, и сколько матерей страдали и умирали от того, что их защищали, но при этом забывали их кормить, поить, разговаривать с ними, просто глядеть на них любящими глазами. Впрочем, мать это вынесет – а вот жена…
«Рождение от духа» есть такая же метафора как «родина», «отечество». С одним отличием: «рождение от духа» не скрывает своей метафоричности. Если понять, что «родина» - метафора, всякий патриотизм теряет смысл. Понимание, что «рождение от духа» - метафора, прибавляет глубины этой метафоре.
Не обязательно быть верующим, чтобы не поддаваться соблазну патриотизма. Материалист, если он последователен, тоже уклонится от поклонения такому обобщению как «родина». Дантон с его «нельзя унести родину на подошвах башмаков» и никакой верующий, и никакой материалист. Материалист понимает, что «родина» не земля под ногами, а ноги, причём не свои, а чужие, материнские. Верующий понимает, что «родина» - верх, а не низ. Если верующий – во Христа, он знает, что небо не так уж далеко от всё того же неудобоназываемого места у женщины, потому что главное рождение и главные роды – роды Марии.
Обсуждения Рождество