Педагогическая дилемма

2.5. Poetae nascuntur, oratores fiunt
(Поэтами рождаются, ораторами становятся)
Я кончил Военно-медицинскую Академию. Я не проходил курса педагогики. Однако, мне в жизни повезло: я видел, «как это делается», мне посчастливилось слушать выступления блестящих педагогов. Когда я учился в Военно-медицинской Академии, ее начальником был крупнейший советский физиолог академик Л.А. Орбели. Наверное, я никогда не забуду его лекцию об адаптационно-трофической роли симпатической нервной системы. Для меня она стала образцом академического выступления ученого. Впрочем, наибольший след в моей душе оставили, пожалуй, лекции другого физиолога – академика А.В. Лебединского. Андрей Владимирович считался лучшим лектором Академии. Он так красиво, так «красно» говорил, что в среде студентов за ним закрепилась кличка «соловей». Поговаривали даже, что многие научные работники упрашивали Андрея Владимировича излагать при обсуждении полученные ими данные. Это всегда гарантировало успех, так как в устах «соловья» даже, казалось бы, незначительные факты начинали ослепительно сверкать всеми своими гранями. Впрочем, о педагогических приемах А.В. Лебединского речь еще впереди. Мы нередко удирали с лекций по хирургии. Во-первых, они нам мало что давали (хотя и читались крупными хирургами), а во-вторых, у нас была высокая цель – послушать лекции выдающихся лекторов в Ленинградском государственном университете. Именно там привелось мне, в частности, услышать лекцию известного специалиста по наполеоновским войнам академика Тарле.

Когда после специализации по патофизиологии у академика И.Р. Петрова я приехал в Хабаровск, тут в медицинском институте работали, не побоюсь этого слова, выдающиеся педагоги: биолог – проф. А.В. Маслов и физиологи – проф. Г.Н. Сорохтин и проф. О.П. Минут-Сорохтина. Мне неоднократно приходилось слышать их выступления, и я считаю своим долгом рассказать об этом. Впрочем, об этом дальше. В тот же период (в середине пятидесятых годов) в городе и крае нередко выступал с яркими публичными лекциями известный на Дальнем Востоке философ Э.Г. Фишер. Мне приходилось обсуждать с ним секреты педагогического мастерства.

Так вот. Обобщение опыта моих учителей, моих товарищей, моих коллег, наконец, обобщение собственного теперь уже немалого опыта (я заведовал кафедрой 34 года, и, кроме лекций в своем институте, мне приходилось читать лекции практически во всех институтах города, а больше всего – для населения города и края) дает мне моральное право публично поделиться своими мыслями о педагогическом мастерстве. Сразу же хочу оговориться: речь пойдет не о канонах педагогики. О них можно почитать в специальных книгах. Речь пойдет о сугубо личном, годами выстраданном опыте. С возрастом ведь, вообще, приходит потребность поделиться нажитыми знаниями. Правда, разговор не будет легким. Я прекрасно понимаю, что не все и не во всем со мною смогут согласиться. Что ж? Считайте, что перед вами просто публичные «размышления вслух» много пережившего и умудренного опытом старого профессора.

В одном из самых красивых стихотворений Пушкина есть такие строки:

Восстань, пророк, и виждь и внемли,
Исполнись волею моей
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей.
Как прекрасно сказано! И как верно! Так считали во все времена. Люди понимали, каким мощным оружием является «витийства грозный дар». Как же зажигаем мы – педагоги сердца наших слушателей? Будем откровенны – зажигаем далеко не всегда. Наши слушатели нередко «голосуют ногами»: они удирают с наших выступлений, будь то академические лекции или лекции по линии общества «Знание». Напомню, что посещение академических лекций во многих вузах (во всяком случае на младших курсах) является обязательным. За пропуск лекции наказывают. По-видимому, в ряде случаев легче пережить наказание деканата, чем присутствие на лекции… В чем дело? Как это можно объяснить? Мне кажется, что в значительной мере это связано с определенной девальвацией ораторского искусства, которая наблюдается в последние десятилетия повсеместно.

Хорошо об этом написал Андрей Дементьев:
Как девальвируется слово!
Забыв величие свое,
Оно сорваться с губ готово,
Как с колокольни воронье.

Им не спастись и не согреться,
Тем словом, и не мудрено,
Коль золотым запасом сердца
Не обеспечено оно.
В самом деле, мы с удовольствием ходим в театр, в кино, в цирк, на футбол и на хоккей. Заметьте, никто нас не заставляет. Ходим сами. Причем многие идут не столько на спектакль или на соревнование, сколько «на любимых исполнителей». Так, в оперу идут «на Образцову», в театр ходили – «на Ульянова», в цирк – «на Олега Попова», на футбол ходили «на Блохина», на хоккей ходили «на Крутова». Скажите, пожалуйста, «на кого» из лекторов вы ходите? Назовите хоть одного… Но разве лектор – это личность менее интересная и менее значимая, чем артист, футболист или клоун? Советский поэт Дмитрий Кедрин написал о Демосфене:

Был слеп Гомер, и глух Бетховен,
И Демосфен косноязык,
Но кто поднялся с ними вровень?
Кто к славе, как они, привык?
В обществе «Знание» насчитывалось около 2 млн.лекторов. Мне стыдно сознаться, но я не знаю выдающихся современных ораторов. Демосфена знаю, Цицерона знаю, а современных ораторов не знаю. Ни одного.

На многих заседаниях и совещаниях в вузах обсуждается вопрос о посещаемости лекций. Она, действительно, почти всюду оставляет желать много лучшего. За рубежом даже ставится вопрос, нужны ли лекции вообще. Ценность лекции начала подвергаться сомнению уже в 15 в. (после возникновения книгопечатания). В «Лекции против лекций» Х.Сиджунк предлагал максимально ограничить лекционное преподавание в высшей школе ради сохранения здоровья и рассудка студентов. Теперь, когда все умеют читать, а книг так много, лекции не нужны. Лекционное преподавание целесообразно только для 10% наиболее способных студентов (96). Вряд ли с этим можно согласиться. Ведь на лекции профессора делятся своим опытом, рассказывают о последних достижениях науки, сведения о которых еще не успели попасть в учебники, демонстрируют опыты или больных, наконец, просто демонстрируют ораторское искусство. Один английский профессор стал прибегать к театрализации лекций. К примеру, излагая учение Дарвина, он делает это от первого лица, играя роль великого естествоиспытателя. При этом он гримируется и соответственно одевается, рассказывает о «своих» путешествиях и показывает «свои» опыты. Будучи способным актером и режиссером, он делает это, судя по описаниям, весьма интересно. И добивается своего. Во всяком случае, попасть на такую лекцию очень трудно. Хорошо это или плохо? Пока у большинства это вызывает ироническую улыбку или чувство протеста. Однако, не будем торопиться с выводами. Мы сделали попытку ввести элементы театрализации в некоторые лекции и, особенно, в дискуссионные заседания студенческого научного кружка. Хотя подводить итоги еще рано, должен отметить, что первые впечатления – вполне благоприятные.

Путешествуя по Золотому кольцу России, мы с женой на 2 дня остановились в древнем Владимире. Побывали на богослужении в знаменитом Успенском соборе. «Ничего не скажешь - эмоциональное воздействие весьма сильное». Все рассчитано: и полутьма, и «божественная» музыка, и прекрасный хор, и росписи на стенах. Кстати, я долго носился с идеей расписать стены в учебных классах патофизиологическими сюжетами. Пусть стены в храме науки тоже работают на учебный процесс. К сожалению, эта идея не встретила поддержки со стороны партийных коллег. Основной аргумент супротив состоял в том, что это… будет напоминать церковь (!).

К сожалению, форма нашей устной пропаганды, начиная от выступлений на собраниях и кончая чтением лекций, не может нас удовлетворять. Чем это можно объяснить? Думаю, что причин тут много.

Главная причина, наверное, состоит в том, что ораторскому искусству никто не учит. В самом деле, кто Вас учил искусству общения с другими людьми (не говоря уже об ораторском искусстве)? Родители? Им всегда было некогда, не до Вас, им хватало своих проблем. Воспитатели детского сада? Они и сами этого не знают. Учителя школы или преподаватели вузов? Но ни в школе, ни тем более в институте нет такого предмета.

Присмотритесь к тому, как люди разговаривают друг с другом. Только повнимательнее. Право, дело доходит до курьезов. На днях один из моих собеседников, немолодой и грузный мужчина, подошел ко мне вплотную. Лицом к лицу. Нет, он не сообщал мне ничего конфиденциального. Просто у него такая манера разговаривать. Я считаю, что мне еще повезло, потому что мой собеседник во время разговора не слишком брызгал слюной. Бывает хуже… Другой мой знакомый, не зная куда деть в процессе беседы свои суетливые руки, нередко вцепляется мертвой хваткой в пуговицу моего пиджака. Один раз это плохо кончилось. Для пуговицы. На практическом занятии я задаю вопрос студентке. Она встает и, отвечая, все время пристально немигающими глазами смотрит мне в живот. Через 3 года эта девушка станет врачом. Представляю себе ощущения больного, с которым она будет беседовать. Если это человек мнительный, то, право же, у него могут начаться боли в животе. У нас в институте я многие годы был председателем Художественного Совета, занимался вопросами самодеятельности. Могу ответственно заявить, что молодые люди, умеющие публично читать стихи, - большая редкость. Чаще всего чтец, выходящий на сцену, смотрит куда-то в сторону, мимо или, того хуже, в пол или в потолок. А я хочу видеть его глаза (зеркало души!), его мимику. О руках уж я не говорю. Чего только с ними не происходит.

Мои родители рассказывали мне, что после революции первый нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский, который сам был замечательным оратором, создал школу ораторского искусства. Может быть, стоило бы возродить такую школу. Необходимость в этом, безусловно, есть. Думаю, что каждый руководитель, каждый общественный работник, каждый член общества «Знание», не говоря уже об учителях, просто обязан освоить основы ораторского искусства. А дело это непростое. Тут нужны не только теоретические знания, но и специальные упражнения, тренировки, репетиции, если угодно. Убежден, что это серьезная государственная проблема. Низкое качество публичных выступлений наносит государству (и я постараюсь это далее обосновать) существенный моральный и материальный ущерб.

Правда, в институтах на общественных началах создавались школы молодых лекторов (для студентов) и школы молодых преподавателей. Однако, пока это только внешняя сторона дела. Меня беспокоит, в частности, что «лед тронулся» слишком быстро. Студентам стали вменять в обязанность читать лекции (!) для населения. В общество «Знание» поступали победные реляции о тысячах прочитанных лекций! Когда я слышу эти цифры, мне становится грустно. Не наносит ли это вред делу лекционной пропаганды? Ведь даже опытным педагогам – ассистентам с ученой степенью мы доверяем читать отдельные лекции только в порядке исключения. Лектор должен быть личностью, наделенной большими знаниями и определенными способностями. Он должен иметь зрелые убеждения, чтобы не «перепевать» чужие взгляды, а делиться собственными мыслями по излагаемому вопросу, короче – он должен быть педагогом. У школ молодого лектора много трудных проблем. И прежде всего это проблема преподавателей. Не каждый преподаватель (а такая точка зрения, увы, очень распространена) может быть приглашен на роль наставника молодежи. Я глубоко убежден, что учителями ораторского искусства могут быть только незаурядные лекторы. Хорошо, если они есть в институте да еще и согласны сотрудничать в такой школе. А если нет? Тут возникает еще одна проблема, неудовлетворительное решение которой служит одной из причин девальвации ораторского искусства. Проблема обмена опытом.

Лучшие наши лекторы выезжают читать лекции в Кембридж, в Сорбонну. Лучшие американские, английские, французские лекторы приезжают к нам. В Москву. В Питер. Я живу в Хабаровске. За полвека работы в институте я не помню случая, чтобы к нам в город приезжали известные педагоги. Руководители приезжали. Ученые приезжали. Педагоги – для показательных выступлений, для обмена опытом – нет. Как-то в своем выступлении на съезде патотфизиологов я затронул эту проблему, и, обратившись к сидевшему в президиуме академику А.Д. Адо, педагогу своеобразному и интересному, пригласил его приехать к нам в Хабаровск почитать лекции. С высот «Олимпа» тут же послышался голос академика: «До вас далеко…». Я не отступал и, чтобы хоть как-то заинтересовать Андрея Дмитриевича, с которым мы были давно и хорошо знакомы, стал рассыпаться мелким бесом: «Приезжайте, пожалуйста. Не пожалеете. Покажем Вам Амур. Возьмем катерок. Съездим на рыбалку…». - «Я не рыбак», - прозвучало в ответ. Ну, что я мог еще?

На пленуме Правления научного общества патофизиологов я предложил наладить организованный планомерный обмен лекторами – патофизиологами между институтами. Это нужно для улучшения преподавания. Ведь, мы, преподаватели периферийных вузов, «варимся в собственном соку». Формально обмен лекторами предусмотрен. Министерство здравоохранения такой обмен поощряет. Я, например, несколько лет тому назад по просьбе моего коллеги из Владивостока профессора В.И. Чумакова прочел во Владивостокском институте небольшой цикл избранных лекций. Творческое общение было весьма полезным. Надеюсь, не только для меня…Однако, работу по такому обмену никто не возглавляет, не анализирует и не упорядочивает. Она стихийна. Казалось бы, кому как не научному обществу тут и «карты в руки». Ан нет. Обсуждение этого вопроса на пленуме показало, что общество к этому пока не готово. Решения принято не было. Думаю, что в основном из-за инерционности, ригидности мышления. Да что говорить об обмене между странами и городами. В пределах каждого «вузовского» города такой обмен не налажен. В Хабаровске – 12 вузов, не считая частных. Есть Совет ректоров. Однако, в медицинском институте не знают лучших лекторов других институтов. Никто из них у нас никогда не выступал. Думаю, что то же самое могли бы сказать преподаватели любого другого вуза.

Еще одним препятствием для улучшения качества педагогического мастерства, как это ни странно, является отсутствие моральных и материальных стимулов для этого. В вузах высоко котируется научная работа сотрудников. Выполнил запланированную научную работу, защитил диссертацию, опубликовал статью – тебя хвалят, присваивают тебе степени и звания, увеличивают зарплату, награждают. Ничего подобного нельзя сказать о педагогических успехах. За классность лекций поощрений не полагается, не говоря уже о доплате. Парадоксально, но в высших учебных заведениях педагогическое мастерство (то есть в конечном счете самое главное!) пользуется популярностью только у студентов, да и то – негласной. При избрании преподавателя на должность на ученом Совете зачитывается текст характеристики. При этом подробно перечисляются научные заслуги претендента. Что касается его педагогического мастерства, то оно, как правило, характеризуется стандартной фразой типа: «Лекции (практические занятия) читаются (проводятся) на высоком научном уровне». Для всех одинаково! Еще бы – не обижать же человека, если уж ему выдается характеристика для участия в конкурсе. Слов нет, тут имеются и объективные трудности. Научные успехи можно оценить хотя бы количеством опубликованных работ. А как оценить педагогическое мастерство? Помните, у Райкина был такой диалог:

- Вы сколько сегодня сделали?
- А чего сколько?
- А того сколько, чего вы должны были сделать!
- А чего сколько я должен был сделать?
Нет единицы измерения. К сожалению, мы все привыкли измерять в основном количественно. О качестве мы вспоминаем, когда покупаем себе какую-нибудь вещь.

Известный педагог проф. В.П. Беспалько, чьи идеи стремится развивать в своих педагогических исследованиях коллектив нашей кафедры, пишет, что нет ни одного вузовского учебника (а они выпускаются огромными тиражами), который хотя бы приближенно соответствовал требованиям современной педагогики. В.П. Беспалько подсчитал, что степень перегрузки учащихся формальным объемом информации во многих учебниках достигает 5-7-кратной величины! 20-й век-фокс. Количество! Количество!! Количество!!!

Посмотрите на доски, где вывешиваются фотографии лучших лекторов. Чьи портреты висят на этих досках? Лучших лекторов? Отнюдь. Как правило, это люди, которые выступают чаще других. Мне вспоминается, как на доске лучших лекторов района долгое время висела фотография одного из профессоров нашего института. Он был хорошим хирургом. Но Лектором…(и это еще, мягко выражаясь). Ну, не было дано… Как его фотография попала именно на эту доску, я не знаю. Наверное, часто выступал.

Конечно же, у нас есть немало прекрасных ораторов, великолепных лекторов, талантливых педагогов. К сожалению, мы мало о них знаем. Да и не об этом речь. Речь – о «боли нашего сердца», о недостатках.

Знаете ли вы какая разница между врачом-пессимистом и врачом-оптимистом? Врач-пессимист говорит родственникам больного: « Будет хуже». Врач-оптимист утверждает, что «хуже быть не может». Я не хотел бы уподобиться персонажам этого анекдота, не хотел бы, чтобы у читателей сложилось впечатление, что все плохо. Нытиков я не терплю и к брюзгам не отношусь. Просто преподавание является основным делом моей жизни, и я не могу спокойно проходить мимо существенных изъянов, которые имеют отношение к этому делу. А недостатков, увы, хватает, и говорить о них придется еще не один раз. Я предупредил, что разговор будет трудным. А это всего лишь присказка, не сказка. Сказка будет впереди.

Разрушать, подвергать критике проще всего. Труднее строить, создавать, совершенствовать. В «Литературке» была хорошая рубрика «Если бы директором был я»… Так вот, если бы меня спросили, что нужно делать, я бы ответил так. Во-первых, надо наладить работу по отбору способных людей (способных стать педагогами, ораторами, пропагандистами, лекторами – для обучения, и уже являющихся незаурядными педагогами, ораторами – для использования). Во-вторых, надо организовать серьезное (не формальное!) обучение всех и, в особенности, обнаруживших способности к педагогическому мастерству.

У нас есть хорошие органы для розыска преступников, но нет никаких органов (исключая, разве что, телепередачу «Алло, мы ищем таланты», и то она уже – в прошлом) для розыска талантов. В самом деле, кого из выпускников оставляют в институте для подготовки к работе (или прямо для работы) в качестве преподавателя. Как правило, того, кто хорошо учился и занимался научной работой. Значит ли это, что из него непременно получится хороший преподаватель? Совсем необязательно. Педагогическими же способностями никто специально не интересуется. Профессор выбирает себе аспиранта. Чем он при этом руководствуется? Для него самое важное, чтобы аспирант сумел «сделать» диссертацию, да еще умудрился бы (это очень сложно) уложиться в жесткие сроки. Именно за это и профессор, и аспирант несут персональную ответственность. Все остальное – между прочим.

Каждый ли человек может стать хорошим педагогом? Вопрос непростой. У французского поэта Реймона Кено есть хорошее стихотворение, которое называется «Искусство поэзии». Мне кажется, что оно имеет отношение и к теме нашего разговора.

Возьмите слово за основу
И на огонь поставьте слово.
Добавьте мастерства щепоть,
Наивности большой ломоть,
Немного слез, немного перца,
Кусок израненного сердца
И на конфорке мастерства
Прокипятите раз и два
И много, много раз все это.
Потом пишите. Но сперва…
Родитесь все-таки поэтом.
Кто-то из поэтов сказал: «Поэт – это не профессия, это – судьба». Действительно, в определенном возрасте стихи пишут почти все, но поэтами становятся считанные единицы. А ораторами? Есть такая латинская пословица: «Поэтами рождаются, ораторами становятся». Но разве оратор не должен быть поэтом? А разве педагог не должен быть и поэтом и оратором сразу? Ведь именно педагог призван «глаголом жечь сердца людей». Поговорить мы любим все. Появился даже расхожий вульгаризм: «Не выступай!». Однако, ораторами тоже ведь становятся считанные единицы.

Великий Пушкин сетовал на то, что «не дан мне в удел витийский грозный дар». Не дан в удел…, т.е. по наследству. Конечно. По наследству не передаются ни «гены поэзии», ни «гены витийства». Таких генов попросту не существует. Однако, такие известные авторитеты в области медицинской генетики, как профессора Н.П. Бочков, Д.К. Беляев, В.П. Эфроимсон не поддержали точку зрения Н.П. Дубинина о том, что биологическое наследование для человека роли не играет, а имеет значение только социальное наследование. Стремительными темпами развивается один из самых интересных разделов генетики человека – генетика поведения. Слов нет, человек существо социальное, и все его душевные и интеллектуальные качества формируются под влиянием определенных социальных условий. Однако, генетические задатки человека являются той материальной базой, на основе которой социальные факторы – «рисуют свои узоры». Нет базы или она слабая – узоры отсутствуют или получаются плохими. Хотя в особо благоприятных условиях (И.П. Павлов говорил об «оранжерейных» условиях, но их надо создавать!) человек все-таки может достигнуть многого, до определенного предела компенсируя просчеты природы. Есть хорошая база – определенные качества формируются легко, иногда даже вопреки трудным обстоятельствам, хотя, конечно, и в этом случае семена могут не дать всходов, если не будут созданы нужные «климатические» условия. В самом деле, какое общество, какое социальное окружение, какие общественные идеалы заставили юного Михайлу Ломоносова покинуть свою Холмогорскую глушь и отправиться с рыбным обозом в Москву? «Социальная детерминация этого российского гения, - пишет Д.К. Беляев, - была скорее отрицательной, чем положительной. Но его великий дух, целеустремленность, работоспособность, соединенные с блестящими способностями и талантами, сокрушили все препятствия и вывели его на вершины мировой славы». По наследству передаются особенности нервных процессов, тип высшей нервной деятельности, некоторые свойства памяти, особенности эмоциональной реакции (недавно была опубликована целая серия работ, посвященных генетике стресса), музыкальные и вокальные способности и т.д. разве это не задатки для формирования педагогических способностей? Очень большую (может быть, даже ведущую) роль играют качества, приобретенные в раннем детстве. «Если для воспитания этот период будет упущен, дальше сделать что-нибудь будет уже трудно». Это слова В.А. Сухомлинского. Когда я говорю об ораторских способностях или, более широко, о педагогических способностях, я имею в виду счастливое сочетание многих наследственных задатков и многих качеств, сформированных в раннем детстве. Таким счастливым сочетанием наделен далеко не каждый человек.

«Что главное для педагога?» - спрашивает в своих книгах В.А. Сухомлинский. И сам отвечает: «Любовь к детям». Да, без любви к детям, к ученикам не может быть настоящего педагога. «Но разве есть педагоги, которые не любят своих учеников?» - спросите вы. Есть. И очень много. Я знал и знаю преподавателей, которые идут в учебную аудиторию, как на каторгу. Это несчастные люди. Они мучаются всю свою профессиональную жизнь. Им не дано…

Основатель знаменитой Ленинградской легкоатлетической школы Виктор Ильич Алексеев, которого еще при жизни называли великим педагогом, на вопрос о том, что главное для педагога, без колебаний ответил: «Знание и терпение». Потом, подумав, добавил: «Но, пожалуй, самое главное это все-таки терпение». Об этом же писал в «Комсомолке» Сигурд Оттович Щмидт (сын знаменитого ученого): «… не всякий знающий специалист может быть педагогом. Дар учительства – нечастый дар… Очень важное качество – терпимость. Нельзя силком требовать послушания и уважения. Нужно быть готовым к тому, что тебя не сразу поймут, не всегда сразу оценят то, что тебе кажется достаточно важным». Терпение, терпение и еще раз терпение. Педагог должен быть чертовски терпелив! Многие ли наделены этим качеством? Увы, большинству не дано…

А, собственно, к чему весь этот разговор? Да к тому, что людей, способных стать (или уже ставших) незаурядными ораторами, лекторами, пропагандистами, педагогами не так уж и много. Их надо отбирать, уделять им внимание, растить, беречь… Хорошие слова есть у поэта Леонида Мартынова:

Пренебрегая словесами,
Природа учит нас опять:
Талантам надо помогать,
Бездарности пробьются сами.
Прочитают эти строки мои ученики и скажут: «Ну вот, конечно, зря нас «заставляют» выступать. Зря мы посещаем школу молодого лектора, молодого преподавателя. Все равно никакого толка из этого не будет. Нет у нас врожденных задатков. Не дано…» Не надо горячиться, друзья мои. Терпение. До сих пор речь шла о незаурядных ораторах и педагогах. Таким, действительно, может стать не каждый. Поэтому-то их и мало. Однако, любой человек (еще раз: лю-бой!) может стать неплохим педагогом. Что для этого нужно? Нужно знать, «как это делается», то есть учиться педагогическому мастерству. Надо осваивать педагогику сотрудничества. А для этого, в свою очередь, надо освоить основные идеи Сухомлинского, основные его педагогические принципы. И не просто запомнить, а впитать фибрами. Иначе ничего не получится. Какие принципы?

2.5.1. Принцип первый «ЦЕЛЬ ОБУЧЕНИЯ»
В.А. Сухомлинский, конечно, не нумеровал своих идей. Но мне представляется, что наиболее важной – она красной нитью проходит через все его книги – является мысль о цели обучения. Целью обучения в средней школе, считал Сухомлинский, является (о ужас!) не овладение знаниями, а… Когда я говорю об этом публично, всегда стараюсь использовать какой-нибудь прием, который бы помог довести до сознания слушателей, что это кульминация, важнейший пункт всех последующих рассуждений. В последние годы мы проверяем роль музыки в учебном процессе. И если я веду этот разговор на музыкальном фоне, то в этом месте выключаю музыку. Воцаряется напряженная тишина. Это как раз то, что нужно, и я после некоторой паузы продолжаю: целью обучения в средней школе, считал Сухомлинский, является … удовольствие.

«О чем вы говорите?» - возражают оппоненты. – «Ну, допустим, этот сомнительный тезис можно адресовать яслям, детским садам, где резвятся детишки. Но для школы это же абсурд! Мы готовим будущих граждан страны. У нас государственный план, программы. При чем тут… удовольствие?» Да, понять это нелегко. Но не будем спешить. Послушаем, что по этому поводу думают ведущие современные педагоги.

«Нельзя строить дом без фундамента, - пишет Сухомлинский. – фундаментом обучения является интерес к делу». «Ученик должен учиться победно!» - это уже В.Ф. Шаталов. Ту же мысль применительно к преподаванию музыки известный наш композитор и педагог Д.Б. Кабалевский формулирует так: «Главная задача – увлечь ребят музыкой, сделать так, чтобы они полюбили ее, заинтересовались ею, а все остальное должно быть подчинено этой задаче». Другой замечательный педагог – заслуженный учитель школы А.А. Куманев считает, что учитель должен учить не физике, не литературе, не педагогике – он должен учить радости.

«Это неверно по существу, - не сдаются оппоненты, - всем известно, что «корень обучения горек, а плод его сладок». Это же народная мудрость! Да, каждый по себе знает, как трудно, а порой и мучительно «грызть гранит науки». Вот закончат институт, получат диплом, получат зарплату, тогда и будут пожинать сладкие плоды просвещения». Да, пословица такая, действительно, есть. Но откуда она взялась? Прежде, когда детей заставляли зубрить непонятные им догмы, когда за незнание нещадно пороли, корень обучения, действительно, был горек.

В студенческие годы я часто выступал в роли конферансье коллектива художественной самодеятельности Военно-медицинской академии. «Гвоздем» нашей программы были лирические стихи Павла Симонова в исполнении автора. Стихи, действительно, хорошие, правда, очень грустные. По-моему, автор стремился подражать своему знаменитому однофамильцу.. Теперь П.В. Симонов – академик, известный специалист по проблеме эмоций. Он считает, что в отличие от животных, человек обладает способностью испытывать наслаждение от получения информации. «Радость видеть и понимать, - писал в свое время Эйнштейн, - величайший дар природы человечеству». Известный физиолог Г.И. Косицкий утверждал, что мозг не может нормально жить без притока информации. Возьмите белую крысу и изолируйте ее в клетке. Создайте ей там «райские» условия – пищи вдоволь, воды вдоволь, крыса противоположного пола. Некоторое время крыса будет наслаждаться жизнью. Потом она начнет грызть прутья клетки, стремясь выбраться во враждебный ей окружающий мир, где она может погибнуть (белые крысы – лабораторные животные, в естественных природных условиях они не живут). Зачем она это делает? Ее мозгу нужна новая информация. Если надолго поместить людей в свето- и звуконепроницаемые камеры, они могут сойти с ума (такие варварские эксперименты проводились). Если мышца не упражняется, она атрофируется. Это закон природы. Qui mon laborat, mon manducet (кто не работает, тот не ест). Это знали еще древние римляне, хотя они и были рабовладельцами. Panem et circenses (хлеба и зрелищ, т.е. впечатлений) требовал римский плебс. Информация – пища мозга, и он ее активно ищет. Даже животным свойствен врожденный исследовательский инстинкт. И.П. Павлов назвал его рефлексом «что такое?». «Ну почему вы так стремитесь залезть на Эверест?» - спросили известного английского альпиниста доцента Кембриджа Джорджа Мэллори. «Да потому, что он существует», - ответил этот мужественный человек. Он не знал, что в скором времени за свое любопытство заплатит жизнью. Когда я вывожу своего пуделя гулять, он всегда ищет новую информацию: нельзя ли что-нибудь пожевать? Нет ли опасности? Это же записано в его генах!

Как же могло случиться, что получение новой информации, информации, столь необходимой мозгу, информации, которая должна доставлять наслаждение, информации, за которую на протяжении человеческой истории люди не раз платили дорогой ценой, вплоть до своей жизни…, как же могло случиться, что это превратилось в нудное, горькое, нелюбимое дело? Я думаю, что основная ответственность за эту потрясающую несуразицу лежит на силовой педагогике.

Как-то я принимал участие в программе общества «Знание», которая называлась «Встреча ученых с населением». Встреча проходила в рабочем клубе вечером. Были представители трех институтов. Первым на трибуну поднялся доцент политехнического института, очень приятный человек с седеющей бородкой, в очках. Именно такими принято рисовать ученых. Из бокового кармана пиджака он достал текст своего выступления и, уткнувшись в него, стал, не отрываясь, довольно быстро и не очень внятно читать. Текст, по-видимому, был интересным. Я пытался слушать. К сожалению, это оказалось невозможным. Нить рассуждения вскоре для меня была потеряна. Я стал наблюдать за тем, что делает публика. Некоторые пытались слушать. Таких было немного. Остальные переговаривались между собой. Играли. Есть такие «интеллектуальные» игры – «крестики-нолики», «балда». А что было делать? Не терять же свободное время. Сейчас ведь у каждого имеется возможность интересно и приятно отдохнуть. Можно почитать книгу, посмотреть телевизионную передачу. Поспать, наконец. И то удовольствие! Стоит ли изображать публику для того, чтобы кто-то из должностных лиц в графе «Выполнено» поставил галочку? Я сидел и с грустью думал о том, что такого рода выступления (а несть им числа!) наносят нашему обществу существенный моральный и материальный ущерб. Моральный потому, что они вырабатывают у людей патологический условный рефлекс: слово «лекция» начинает у них ассоциироваться с защитной реакцией – «надо удирать, а не то, неровен час, заставят слушать». И когда слушать действительно надо, такие люди «блистают своим отсутствием». Материальный ущерб связан с большими затратами на лекционную пропаганду.

Я, к примеру, по линии общества «Знание» был командирован в город Бикин. Из Бикина меня привезли в ближайшее село. Лекция должна была состояться в 3 часа дня в сельском клубе. В назначенный час прихожу в клуб. В зале сидят три старушки. Наверное, они узнали, что приехал профессор медик и решили, что можно расспросить про свои хвори. Заведующий клубом явно чувствовал себя виноватым. «Извините, профессор, - сказал он, - именно сегодня, как назло, у нас проводятся два собрания и одно заседание». Так всегда говорят (у меня уже накопился большой опыт). «Но Вы не волнуйтесь, - обнадежил он, - я их сейчас…» И я увидел в окно, как он совершает подворный обход деревушки и сгоняет население в клуб. Я стоял и ждал. А в это время бухгалтерия начисляла мне деньги. Много денег: зарплату, стоимость проезда, командировочные, суточные. В нашей стране было 2 млн. лекторов общества «Знание». Ежедневно читалось около 60 тыс. лекций, около 22 млн. лекций в год. Ежегодно наши лекции слушали около 1 миллиарда (!) человек. Прикиньте в уме. Если бы на каждого лектора затрачивалось в год всего 50 рублей, то в сумме это бы составило 100 млн. руб. Напомню, что ликвидация на нашей планете натуральной оспы обошлась в 83 млн. долларов.

Убежден, что если бы школьники и студенты хотели учиться и делали бы это с удовольствием, если бы люди всей душой стремились получать новую информацию и на любую лекцию трудно было бы попасть («нет ли лишнего билетика?», «пропустите, пожалуйста, меня, я тоже хочу послушать»), то очень-очень многие наши сложные проблемы были бы успешно решены, а некоторые из них просто бы отпали. Для этого необходимо, чтобы каждый оратор, каждый лектор, каждый педагог, помимо всего прочего, обязательно доставлял бы своим слушателям удовольствие, радость приобщения к науке, к знаниям, наслаждение мудростью мысли, красотой ораторского искусства. Девизом при этом должно быть «воспитание потребности в приобретении знаний».

Конечно, цели обучения в высшей школе не могут не отличаться от целей обучения в средней школе. Известный писатель Владимир Солоухин неоднократно писал о том, что в России произошло разынтеллигенчивание страны: сразу после Октябрьской революции около 2 млн. россиян (дворяне – «сливки общества») эмигрировали на Запад. Потом по декрету Ленина были высланы из страны так называемые «буржуазные ученые». Потом начались гражданская война и сталинские репрессии. Сколько в этой вакханалии погибло интеллигенции мы до сих пор не знаем, но знаем, что нужно создавать новую интеллигенцию. Из кого? Из наших учеников.

Поэтому цели обучения в высшей школе я бы сейчас сформулировал так: формирование культурных, интеллигентных, порядочных людей – специалистов высокого класса. Обратите внимание на то, что акцент делается на формировании культурных (то есть эрудитов) и интеллигентных (то есть не только много знающих, но еще и хорошо воспитанных) людей. К сожалению, большинство педагогов высших учебных заведений воспитанием студентов не занимается: некогда, дай бог успеть выполнить программу, да и воспитывать уже поздно, уместнее говорить о перевоспитании, а это задача семьи… А ведь родителям тоже некогда – надо деньги зарабатывать (тем более, что обучение стоит сейчас очень дорого), а если семья не отличается высоким уровнем культуры (я уж не говорю об интеллигентности)? Многие студенты росли в глухомани. Они никогда не слышали «Лунную сонату», не слышали стихов Ахматовой или Пастернака, не видели полотен Репина или Айвазовского. Неужели нельзя в какой-то мере ликвидировать эти пробелы? Конечно, трудно, но… можно. Я использую с этой целью время перерывов, заседания студенческого научного кружка, творческие задания на практических занятиях, выступления самодеятельных коллективов.

Нештатным сотрудником нашей кафедры был школьный учитель, преподаватель биологии, человек высокой культуры Дмитрий Эдуардович Бауман. Пользуясь своим высоким авторитетом, он создал в школе общество любителей симфонической музыки. На заседаниях общества выступали такие известные музыканты как Святослав Рихтер (Дмитрий Эдуардович с ним переписывался и уговорил выступить перед школьниками во время дальневосточных гастролей), художественный руководитель Дальневосточного симфонического оркестра народный артист России профессор Виктор Тиц. Часть членов музыкального общества Дмитрий Эдуардович увлек исследовательской работой на нашей кафедре. Конечно, мы понимаем, что больших успехов в воспитательной работе в вузе достичь вряд ли можно. Я убедился в этом, выступая перед педагогами различных вузов. На вопрос «Какова цель обучения в высших учебных заведениях?» (причем за правильный ответ я обещал наградить автора прекрасной конфетой «Мишка на севере». Увы, конфету мне неизменно приходилось съедать самому) ответ всегда был стандартным: - «Цель – подготовка специалистов для разных отраслей народного хозяйства». И все! Выходит, что сами учителя не знают своих высоких стратегических целей. Востину «движение – все, конечная цель – ничто». Но когда встречаешь на концертах симфонического оркестра или в театрах бывших своих учеников, на душе становится теплее…

2.5.1.1. Кое-что о форме
Всякое выступление имеет содержание и форму. О содержании я говорить не буду, так как я не знаю, какие темы вам придется обсуждать. Тут можно сказать только одно: содержание должно быть! Иначе, какой же смысл выходить на трибуну? Сотрясать воздух? Каждая информация, которая не несет ничего нового, в кибернетике называется шумом. Об этом приходится напоминать, потому что миллионы «выступальщиков» забывают про эту первую заповедь педагога. Если подсчитать, сколько времени тратится на совершенно ненужные словопрения, на многократное повторение общеизвестных истин, то получится, наверное, астрономическая цифра. Шумим, братцы! По-видимому, эта проблема волновала людей во все времена. Об этом свидетельствует прекрасная латинская пословица: virtutem primam esse puto compescere linguam (считай первейшей доблестью умение сдерживать свой язык).

Как-то Ванно Мурадели спросили, сколько ему потребовалось времени, чтобы написать знаменитую песню «Бухенвальский набат». «Если говорить о технической стороне дела, - ответил композитор, - то часа два. Если же говорить о существе, то … вся жизнь!» Вся жизнь. Вы думаете это гипербола? Нет и нет! В.А. Сухомлинский по сути дела хотел выразить ту же мысль, когда писал, что, идя на урок, он меньше всего думает о том материале, который нужно изложить (он, конечно, прекрасно знал этот материал). Он думает о своих детях, своих учениках. Хорошо ли им? Что их волнует? Нет ли у них синих прожилок под глазами? Да, он был настоящим Учителем, этот директор сельской школы. Вспомните о нем, когда будете выходить на трибуну. Вернее, нет, тогда уже будет поздно. Вспомните о нем, когда будете готовить свое выступление. Я делаю это всегда, и это помогает мне учитывать особенности аудитории и особенности ситуации.

Считается, что для подготовки новой лекции необходимо около двух недель. Может быть, это и верно, если говорить о технической стороне дела. Для подготовки хорошей лекции к этому нужно приплюсовать жизненный и профессиональный опыт лектора, его общую эрудицию, культурный уровень, эмоциональные богатства и душевные качества. Весь этот сплав должен окрашивать выступление обаянием личности автора. Именно автора, а не исполнителя, ибо настоящий педагог всегда должен быть творцом. Вот почему я против чтения лекций студентами. У них еще не хватает жизненного опыта и зрелости. Пусть они выступают с политинформациями, небольшими беседами, докладами. Пусть учатся. Никто ведь не рискнет разрешить студенту самостоятельно делать хирургическую операцию. Резать тело нельзя… А душу резать можно?

Я буду говорить о форме. Форма выступления играет огромную роль, иногда не меньшую, чем содержание. Вспоминаю лекции знаменитого биолога в годы моего студенчества. На сцену выходил седой как лунь человек и что-то быстро-быстро говорил себе в усы. При этом он все время указательным пальцем правой руки производил своеобразные движения, как будто что-то сбрасывал с разных частей лица. По-видимому, он страдал старческим зудом. Мы знали, что академик был выдающимся ученым. Мы очень хотели записать его лекции. Увы, это оказалось невозможным. Из-за формы. Что было делать? Это кощунственно звучит, но мы подсчитывали, сколько раз он дотронется пальцем до лица. Потом сравнивали результаты. Думаю, что ему не следовало читать лекций. «Хватит» и того, что он был автором теории о биогеоценозах. Suum cuique (каждому свое), - говорили древние латиняне.

Театр начинается с вешалки. Лекция (или другое публичное выступление) начинается с названия. Как скучно, как неинтересно называем мы свои выступления. Форма для нас не имеет значения. Главное ведь – содержание. Пора нам по-настоящему понять, что реклама является мощным двигателем, и не только в торговле, где это сейчас уже поняли.

Забавную историю рассказал мне философ Э.Г. Фишер. На центральной улице города он увидел красочную рекламу кинофильма «Прекрасная Анита». Хотя он был человеком уже немолодым, посмотреть на прекрасную Аниту ему захотелось. Он поспешил в кинотеатр. Оказалось, что Анита – это… корова. На первом сеансе зал был полон. Вот что сделала реклама! Конечно, форма должна соответствовать содержанию. Я вовсе не ратую за то. Чтобы «любой ценой»… Но пренебрегать формой нельзя. А мы, к сожалению, нередко это делаем.

Мои милые сотрудники после того, как я защитил диссертацию, подарили мне часы с трогательной монограммой: «Дорогому Виталию Давидовичу в день защиты от кафедры». Пишут еще и не то. Мне, например, приходилось читать статью о работах «Лаборатории по оживлению организма Академии медицинских наук».

В большой роли названия мне пришлось убедиться на собственном опыте. В течение многих лет мы проводили заседание студенческого научного кружка на тему «О патологии наследственности». Однажды мне пришла в голову мысль изменить название, сделать его более ярким, интригующим, что ли. Получилось так: «Проклятие наследственности». Было изменено всего одно слово. Между тем, на заседание пришло необычно много студентов. Должен сказать, что неожиданное название вызвало и кривотолки. Сразу после его появления ко мне пришла одна преподавательница и прямо с порога воскликнула:

- Что Вы делаете?
- А что?
- Как Вы могли повесить такое объявление?
- А что в нем плохого?
- Представьте себе, что это объявление прочтет больной с наследственной патологией!

- Ну и что?
- Как что? Он сразу подумает: «Вот, значит, я проклятый человек!»

- Помилуйте! Во-первых, мы вывесили объявление в вестибюле теоретического корпуса, где вообще нет больных. А во-вторых, возьмите томик стихов Апухтина, найдите там замечательное стихотворение, которое называется «Сумасшедший». В нем есть такие строки:

Что дед мой болен был, что болен был отец,
Что этим призраком меня пугали с детства,
Так что ж из этого, ведь мог же, наконец,
Я избежать проклятого наследства!
«Проклятого наследства», так и сказано. И напечатано многотысячным тиражом. Чего бояться? Все же знают, что многие генные болезни мы пока лечить не умеем, потому что еще не знаем причин и механизмов их развития. Пока это, действительно, «проклятие» наследственности. Придет время. Исследователи и врачи решат проблему, и тогда мы так писать уже не будем.

Я специально подробно описал этот эпизод. К подобного рода эпизодам мне еще придется возвращаться. Они очень характерны. Мы так привыкли к стандартам, что всякое отклонение от них вызывает порой агрессивную реакцию.

Кстати, о стандартах. Мы привыкли к классической форме выступления: один говорит, другие слушают. Но ведь есть и другие формы, более живые и интересные. Например, комплексное выступление, типа беседы за круглым столом. Так, к примеру, вместе с профессорами патанатомом и терапевтом мы читали лекцию о гипертонической болезни. Я как патофизиолог излагал современные представления о причинах и механизмах развития этой болезни, терапевт рассказывала о ее проявлениях и принципах лечения, а патанатом – о морфологических изменениях, которые развиваются в организме при гипертонии. Жесткой последовательности в наших выступлениях не было. Скорее это была беседа, а не лекция. Мы задавали друг другу вопросы, обсуждали спорные проблемы. Думаю, что слушателям такой живой разговор должен был доставить значительно большее удовлетворение, чем монолог. Тем более, что каждый из нас излагал свой раздел более квалифицированно, чем это мог бы сделать один лектор. Думаю, что эту форму следует использовать шире, чем это делается сейчас. К сожалению, в вузах для этого есть существенное препятствие – недостаток времени. Никто не хочет «жертвовать» своими лекционными часами. Договориться кафедрам между собой очень трудно. Централизованно же такие лекции не планируются.

Еще более сложной и более интересной, но практически не используемой сейчас формой является выступление – диспут. Мои родители рассказывали мне, что в первые годы после революции Анатолий Васильевич Луначарский вступал в публичный спор с митрополитом всея Руси Введенским, человеком весьма образованным и красноречивым. Из рассказов мне запомнился такой эпизод. Спор шел о проблемах происхождения человека. Заканчивая разговор, митрополит говорил: «Время уже позднее, пора нам расходиться. Я ухожу гордый от сознания того, что я произошел от Бога, и оставляю своего собеседника в горестном заблуждении по поводу того, что он произошел от обезьяны». Вроде бы остроумно, даже ядовито сказано. Но Луначарский был блестящим полемистом. Ни секунды не задумываясь, он тут же отвечал: «В таком случае любой из присутствующих, посмотрев на Вас, должен воскликнуть: «Какой регресс!» - А посмотрев на меня: «Какой прогресс!» На этом спор заканчивался. Однако, присутствовавшие на диспуте слушатели сохранили память о нем на долгие годы, если не на всю жизнь. О боже, если бы наши лекции помнили бы так же долго!

Мы попробовали использовать форму лекции – диспута у нас в институте. Сначала мы это сделали с нашим биологом профессором А.В. Масловым. У нас были разные взгляды по вопросу о перспективах развития человека как биологического вида. Заранее мы, конечно, не репетировали. Это не спектакль! Просто условились, что каждый будет излагать свои взгляды. Мы знали, что спорить без юмора нельзя (это будет натужно), но понимали, что юмор не должен быть обидным. Обидеть друг друга мы не боялись, потому что отношения у нас были самыми дружескими. Кстати, думаю, что это одно из важных условий для организации таких выступлений (Луначарский, конечно, не в счет). Первый опыт оказался не очень удачным. Беда в том, что мы не умеем спорить. Это сложное искусство, которому тоже надо учиться. В нашем представлении, спорить – значит доказать свою правоту. Тут же, немедленно. На самом же деле нужно лишь аргументировано изложить свою точку зрения. Публично вряд ли кто-нибудь сразу признает свое поражение. Тем более, если речь идет о сложных проблемах, трудно быстро отказаться от уже сложившегося мнения. Необходимо время. Надо подумать. Что обычно делает спорщик, если он уже исчерпал свою аргументацию? Как правило, он начинает повторяться и, что хуже всего, повышать голос или испепелять оппонента гневным взглядом.

Кстати, о взглядах. В одной из своих научно-популярных книг В.Леви описывает борьбу взглядов… горилл. Оказывается, встретившись на узкой тропинке, эти животные не вступают в рукопашную схватку (в этом, наверное, сказалась «мудрость» природы, ибо в противном случае они могли бы уничтожить друг друга), а начинают «играть» в «гляделки» - долго, не моргая, смотрят друг другу в глаза. Кто первый не выдержит и отведет глаза, тот проиграл и добровольно уступает дорогу.

Так вот, борьба взглядов двух Homo sapiens не должна превращаться в борьбу взглядов двух горилл, что, увы, к сожалению, бывает (не забывайте об этом, спорщики!) Более того, вступая в спор, тем более публично, стремитесь быть предельно внимательным и корректным по отношению к своему оппоненту, словом, будьте джентльменом, даже не просто джентльменом, а истинным джентльменом. Знаете ли Вы, какая между ними разница? Нет? Тогда послушайте. Мне очень нравится эта мудрая и лукавая английская шутка. Если просто джентльмен открывает дверь в ванную комнату и там случайно застает даму, то он говорит: «Простите, леди», - и быстро захлопывает дверь. Если в такую же ситуацию попадает истинный джентльмен, то он говорит: «Простите, сэр».

Споря, ни в коем случае не старайтесь поставить своего оппонента в неловкое положение. Напротив, стремитесь подчеркнуть его достоинства. Если спорите с дамой, то последнее слово оставьте за ней. Я говорю об этом, опираясь на анализ собственных ошибок. Первый наш «блин был комом» именно потому, что мы, исчерпав аргументы, к вящему удовольствию наших слушателей стали наседать друг на друга. Боюсь, что это напоминало петушиный бой. Аудитории это, конечно, доставило удовольствие, но не к такому эффекту мы стремились.

Вторую лекцию – диспут мы провели с заведующей кафедрой философии. Она как философ утверждала, что у каждой болезни может быть только одна причина; я как патофизиолог стремился показать, что некоторые болезни могут иметь несколько причин, т.е. отстаивал мысль о принципиальной возможности плюрикаулизма в медицине. Вопрос, действительно, является дискуссионным, и точек зрения тут много. Уроки прошлого были учтены, и на этот раз, как мне кажется, диспут получился полезным и интересным. Во всяком случае, слушатели долго еще обсуждали затронутые проблемы и делились своими положительными эмоциями. Не думаю, чтобы они фальшивили. Это были врачи, и от нас они не зависели. Очень рекомендую вам отважиться на такое выступление. Если хорошо подготовитесь, то, право же, не пожалеете.

Большую роль играет стиль изложения материала. Представители французской школы лекторов говорят красиво, даже витиевато, с многочисленными лирическими отступлениями и с юмором. Представители немецкой школы, напротив, излагают материал сухо, скупо, академично, стремясь к документальной точности.

К примеру, лекцию о пневмонии представитель французской школы начал бы, возможно, так - «Вчера в три часа пополудни я был вызван к больной, которая живет в собственном особняке на площади Восстания. Когда я вошел в ее будуар, то увидел, что на постели, устланной белоснежным бельем, лежит уже немолодая, но сохранившая следы былой красоты женщина. Мое внимание сразу же обратил на себя пунцовый румянец, горевший на ее правой щеке» и т.д. в таком же роде.

То же самое представитель немецкой школы изложил бы иначе – «Вчера я обследовал больную с жалобами на кашель с выделением ржавой мокроты, боли в груди и высокую температуру. Это была женщина 42 лет. Заболела 3 дня назад после переохлаждения: в течение 1 часа находилась под дождем при температуре воздуха + 7ºС» и т.д.

В нашем институте яркими представителями французской школы были Г.Н. Сорохтин и, конечно, А.В. Маслов. Свою вступительную лекцию Александр Васильевич всегда начинал словами: «Человек заболел…» Могучий бас лектора на мгновение замирал. Александр Васильевич оглядывал аудиторию, распушал свою великолепную бороду и …Об этом трудно рассказать. Это надо было слышать и видеть. Ошеломленная аудитория в напряженной тишине старалась уследить за неожиданными поворотами мысли лектора, наслаждаясь красотой его речи.

Как-то в «Литературке» один из педагогов писал, что если студенты слушают лекцию с «раскрытыми ртами», то это вовсе не характеризует лекцию с положительной стороны. Дескать, так слушают или кретины, или студенты, которые ничего не знают. Я не могу с этим полностью согласиться. Бывают исключения. Думаю, что некоторые лекции Александра Васильевича можно было слушать с «раскрытым ртом». Александр Васильевич был истинным артистом. Все он делал удивительно красиво, я бы даже сказал – подчеркнуто красиво, эффектно: и говорил, и двигался (особенно, если вышагивал со своей знаменитой тростью), и писал на доске. При этом он ничуть не играл, как считали некоторые его недоброжелатели и завистники. Он просто был таким.

Георгий Николаевич Сорохтин поражал всех своей эрудицией и красотой речи. Рафинированный интеллигент, внешне удивительно похожий на Боткина, со всегдашней улыбкой на лице (из-за чего он даже получил прозвище «сахарин Медович»), он говорил спокойно с большим чувством собственного достоинства, слегка «припадая» в некоторых словах (процессы, концепция) на букву «о». Любил яркие примеры. Слушатели, теперь уже немолодые люди, до сих пор вспоминают, как изящно он живописал лирическую сценку, рассказывая об обнимательном рефлексе у лягушек.

Ольга Павловна Минут-Сорохтина, супруга Георгия Николаевича, высокая и очень худощавая дама с вытянутыми чертами лица и орлиным носом (типичная «дочь Альбиона»), говорила сухо, глухим насквозь прокуренным голосом, иногда нарочито грубо, но очень просто и точно. Студентам ее лекции нравились больше всего. Тут все было понятно, все можно было записать. В руладах Александра Васильевича они не всегда улавливали рациональное зерно.

Я думаю, что истина, как всегда, должна лежать посредине. Каждое публичное выступление должно быть красивым, литературным, но главные мысли, конечно же, необходимо подчеркивать, повторять и, если нужно, даже продиктовывать.

Очень интересным стилем изложения является стиль сказки.. С использованием этого стиля мы читали комплексную лекцию об оживлении организма с известным дальневосточным хирургом, бывшим ректором нашего института (впоследствии директором Института онкологии в Москве) Сергеем Ивановичем Сергеевым.

- В некотором царстве, в некотором государстве жила-была юная и, как вы сами понимаете, прекрасная принцесса. В неё был влюблен молодой и, как вы сами понимаете, отважный принц. Дело шло к свадьбе, но внезапно принцесса исчезла. Ясное дело – она была похищена злым волшебником. Принц тотчас же отправился на поиски. Однако по наущению злого волшебника в пути на него напали разбойники, которые изрубили тело принца на мелкие кусочки, а эти кусочки разбросали в разные стороны. Вот видите, как печально оканчивается наша сказка. Но сказки ведь никогда не кончаются плохо! Нашлась добрая фея (оглянитесь вокруг: их гораздо больше, чем нам это кажется…). Она собрала тело принца воедино и полила его живой водой (это самый важный пункт нашего повествования!). Принц ожил, нашел свою принцессу, и все закончилось веселой и жизнерадостной свадьбой. В этой трогательной истории больше всего нас сегодня интересует вопрос о «живой воде». Существует ли такая на самом деле? Да, существует. Что же это такое? И дальше в течение полутора часов шел уже серьезный разговор о комплексном методе оживления организма, разработанном советскими учеными. Кстати, в разработке этого метода принимал участие и мой учитель академик И.Р. Петров.

На сказку «потеряно» (нет, это не то слово, лучше сказать «потрачено») каких-нибудь 5 минут. Однако затраты эти окупаются с лихвой. Человек, который пришел слушать лекцию, не всегда сразу готов включиться в работу. Ему нужно удобно устроиться, вынуть тетрадь и ручку, настроиться на «волну» лектора. И вдруг… сказка. Это ведь так приятно. Это ведь – аромат детства. На лицах появляются улыбки. Сердца раскрываются навстречу. Право, стоит попробовать.

Между прочим, со сказкой у меня связан курьезный эпизод. Несколько лет тому назад свою первую лекцию я начал со сказки. «В некотором царстве, в некотором государстве жила-была юная принцесса». В это время открылась дверь, и в зал вошла опоздавшая студентка. Я не вышел из образа сказочника и воскликнул: «О, оказывается у вас тоже есть принцесса! Спасибо, принцесса, что Вы пришли. Садитесь. Я начну специально для Вас снова. В некотором царстве…» В это время опять открылась дверь и вошла еще одна опоздавшая. «О, у вас, оказывается, много принцесс. Проходите. Садитесь. Староста курса есть? Как Вас зовут? Борис? Борис, долго это будет продолжаться? Нет? Ну, тогда я начну снова. В некото…» В это время открылась дверь и вбежала третья опоздавшая. «Борис, - сказал я, - ты не прав!» Зал грохнул, потому что фраза эта после партийной конференции стала знаменитой.

2.5.1.2. Куда девались лейкоциты?
Еще более увлекательным является «стиль детективного рассказа», и его мне хочется выделить особо. Так я рассказываю ученикам десятых классов (нашим потенциальным абитуриентам) о тайнах науки.

- Это случилось около 30 лет назад. С военно-морской базы Соединенных Штатов в Калифорнии в обстановке глубокой секретности в открытое море вышла подводная лодка «Наутилус». На борту лодки находился полковник военно-морских сил, который имел задание провести эксперимент, предназначенный для выяснения возможности передачи мыслей на расстоянии. Методика проведения эксперимента была предельно проста. На берегу в лаборатории находился исследователь. Возле него был прибор, из которого в случайной последовательности появлялись небольшие карточки с простейшими геометрическими фигурами (круг, квадрат, треугольник). Исследователь в течение 5 секунд должен был смотреть на фигуру , мысленно ее представлять себе и мысленно передавать изображение фигуры испытуемому. Задача испытуемого состояла в том, чтобы одну за другой зарисовывать фигуры, которые возникают в его сознании после начала телепатического сеанса. И произошло чудо…

Правда, чудеса нас окружают, и мы к ним уже привыкли. К примеру, возьмем белые кровяные шарики крови – лейкоциты. Эти удивительные существа поразительным образом ведут себя при любом повреждении наших тканей. Судите сами. Сразу после повреждения кожи и проникновения в нее микробов в пострадавшей области широко раскрываются транспортные магистрали – сосуды. По ним к участку повреждения спешат бойцы – белые кровяные шарики. С хода они форсируют стенку сосуда и по-пластунски ползут к самому центру событий. Там они вступают в смертельную схватку с микробами. Большая их часть – камикадзе (смертники): они обязательно погибают. Следом ползут более крупные фагоциты, которые также вгрызаются в тела микробов и закусывают телами своих павших товарищей. Следом двигаются санитары, которые очищают поле сражения, за ними – строители и связисты, которые восстанавливают ткани и коммуникации. Откуда знают белые кровяные шарики, куда и в какой последовательности нужно двигаться? До сих пор это остается загадкой.

Но я возвращаюсь к нашей первоначальной истории. Произошло чудо: испытуемый во время сеанса телепатии рисовал именно те фигуры, которые мысленно представлял себе испытатель, находившийся от испытуемого за тысячи миль. Вывод мог быть только один: опыт свидетельствует о том, что возможна передача мыслей на расстоянии. Но ведь это очень важный вывод. Он имеет огромное практическое, в том числе и военное значение.

Для изучения этой проблемы в нашей стране при Ленинградском университете (тогда он еще не назывался Санкт-Петербургским) была создана специальная лаборатория во главе с известным советским физиологом профессором Л.Л. Васильевым. Когда мы в Хабаровске узнали обо всем этом, мы тоже решили провести эксперимент. Я попросил всех сотрудников вечером ровно в 21.00 сесть за стол, расслабиться и попытаться принять телепатическую информацию, которую я намеревался мысленно передавать, сидя дома. Вечером ровно в 21.00 я сел за стол и представил себе яркую картину. Пожар. Языки красного пламени охватили деревянное строение. Улица полна черного и сизого дыма. Люди мечутся. Появились пожарные машины. Бьет вода из брандспойтов… На утро следующего дня я собрал своих сотрудников и попросил их рассказать, что они восприняли. Выяснилась удивительная вещь.

Правда, с удивительными вещами мы встречаемся повсеместно. К примеру, возьмем деятельность сердца. Наше сердце сокращается около 100 тысяч раз в сутки, более 40 миллионов раз в год, свыше 3 миллиардов раз за человеческую жизнь! Разве это не достойно удивления? В течение 1 минуты сердце в условиях покоя перекачивает около 3-5 литров крови. У спортсмена при максимальной нагрузке сердце способно вытолкнуть в 1 минуту до 37 литров крови. Откройте водопроводный кран на полную мощность. Из него вытечет в 1 минуту всего около 25 литров воды. Теперь вы можете себе представить мощность работающего сердца.

За год сердце перекачивает около 3 миллионов литров, а за всю человеческую жизнь – до 200 миллионов литров крови! Работа его соизмерима с работой двигателей космических кораблей. И это наше маленькое, нежное, любвеобильное сердце!

Вы знаете, конечно, что в настоящее время производятся операции по пересадке и подсадке сердца. Несколько таких операций на человеке произвел кейптаунский хирург Кристиан Бернард – пионер этого метода. Один из больных Бернарда зубной врач Блайберг после пересадки сердца прожил 18 месяцев. До операции он был в тяжелом состоянии. Пересадка сердца вернула ему здоровье. Он снова занялся своей нелегкой профессиональной деятельностью. Объективы фоторепортеров запечатлели его улыбающееся лицо во время тренировки в плавательном бассейне. Однако, через некоторое время он внезапно скончался. На вскрытии волосы у врачей встали дыбом: сердца у погибшего… практически не было. Как же он жил? Ведь без сердца жизнь невозможна! Оказалось, что… Нет, ребята, сейчас я не могу вам об этом рассказать. Вы для этого еще недостаточно подготовлены. Поступайте в Хабаровский медицинский институт и мы там обязательно подробно обсудим эту проблему.

Но я снова возвращаюсь к нашему прерванному повествованию. При опросе моих сотрудников выяснилась удивительная вещь. Одна лаборантка ровно в 21.00 села за стол. По-видимому, она волновалась в связи с таинственностью самого процесса. Так или иначе, но она… сразу же уснула. Да так, что мама долго не могла ее разбудить. По-видимому, это был самогипноз. Во всяком случае ничего подобного с ней раньше не бывало и, вообще, она всегда относила себя к «совам», т.е. людям, которые поздно ложатся спать. Что касается остальных сотрудников, то никто из них ничего похожего на пожар мысленно не представил. Следовательно, сеанс телепатии не удался. Почему? Может быть, просто-напросто я плохой индуктор или мои сотрудники неспособные перципиенты? Все это казалось, по меньшей мере, странным…

Впрочем, странные вещи происходят довольно часто. Разве не странно, что французские аэронавты, поднявшиеся в 1975 г. на воздушном шаре «Зенит» погибли на высоте 8 600 м., а Рейнгольд Месснер в 1980 г. в одиночку покорил Эверест (8 848 м.) без кислородного прибора. В 1982 г. 11 советских альпинистов достигли вершины Эвереста, причем некоторые из них также совершили бескислородное восхождение. Разве не кажется странным, что после гипервентиляции чистым кислородом тренированные ныряльщики могут находиться под водой до 13 мин., тогда как общепризнано, что через 5-6 мин. после прекращения доступа кислорода к мозгу развивается клиническая смерть? Разве не кажется сказкой история йога Хариды, которого в середине прошлого века на 6 недель зарыли в землю, а потом выкопали и оживили? Как объяснить, что он остался жив? Как объяснить эти тайны проблемы кислородного голодания, одной из важнейших проблем медицины? Поступайте в Хабаровский медицинский институт и мы вместе с вами попытаемся ответить на все эти вопросы.

Но вернемся к нашему рассказу. Конечно, нас очень интересовал вопрос, почему телепатический сеанс не удался. Естественно, что нам захотелось узнать, каковы успехи лаборатории проф. Васильева в ЛГУ. Каково же было наше удивление, когда мы узнали, что сотрудники лаборатории не получили никаких положительных результатов, и лаборатория закрыта. В чем же дело? Как объяснить, что американские исследователи сумели обеспечить передачу мыслей на расстоянии, а мы не можем этого сделать. Почему «американские» мысли передаются, а «наши» - нет?

Конечно, многие явления не сразу поддаются объяснению. Так, за последние годы интересные факты были получены исследователями, изучающими проблему памяти. Сначала в опытах на простейших животных – плоских червях, а затем и на млекопитающих было показано, что, по-видимому, имеются определенные «вещества памяти». Первоначальные опыты были поставлены так. У червей вырабатывали простейшую условнорефлекторную реакцию, т.е. их обучали. Затем тело «обученных» червей измельчали на мелкие кусочки и этими кусочками скармливали «необученных» червей. Представьте себе, что после этого «необученные» черви становились сразу «учеными», т.е. реакция у них выявлялась без всякой выработки. Когда об этом узнали наши студенты, среди них сразу пронесся слух: «Зачем учить? Проще съесть пару профессоров и сразу можно стать эрудитом!» Но ведь истории известно, что людоеды отнюдь не отличались особой эрудицией. Не приобретают опыт съеденных жертв и хищники. Как же объяснить эти противоречия? Пока трудно, но… если вы поступите в Хабаровский медицинский институт, тут мы вместе с вами попробуем во всем этом разобраться.

Но я возвращаюсь к истории с «Наутилусом». Будучи в Ленинграде, я прочел в «Ленинградской правде» большую статью, посвященную этой истории. Статья меня потрясла…

Впрочем, мне не