Жил поэт

У ясному небі найбільша, найкраща
Чарівна, як казка сіяла зоря.
Яка вона чиста, яка вона гарна,
Яка вона ніжна, яка осяйна!
Нікому нічого вона не казала,
Нічому нікого не вчила вона.
Вона лиш світила, вона лиш сіяла
Уся в тому світлі вона лиш жила.
Та небо сміялось, Земля посміхалась,
Бо кожному в душу світила вона.
Страріла планета, віки пролітали
Та в небі сіяла, сіяла зоря!

Когда вода Всемирного потопа
Вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На сушу тихо выбралась Любовь,
И расстворилась в воздухе до срока,
А срока было сорок сороков...
И чудаки - еще такие есть -
Вдыхают полной грудью эту смесь,
И ни наград не ждут, ни наказанья,
И думая, что дышат просто так,
Они внезапно попадают в такт
Такого же неровного дыханья.
Я поля влюбленным постелю -
Пусть поют во сне и наяву!..
Я дышу и значит - я люблю!
Я люблю и значит - я живу!
И...

Снова гость к моей соседке,
Дочка спит, торшер горит,
Радость на лице.
По стеклу скребутся ветки,
В рюмочки коньяк налит -
Со свиданьицем.

Вроде бы откуда
Новая посуда?
Но соседка этим гостем дорожит:
То поправит скатерть,
То вздохнет некстати,
То смутится, что не острые ножи.

Он - мужчина разведенный,
И она - разведена.
Что тут говорить...
Правит нами век казенный,
И не их это вина -
Некого винить.

Тот был - первый - гордым,
Правильным был, твердым,
Hу да Бог ему...

Жениться хорошо, да много и досады.
Я слова не скажу про женские наряды:
Кто мил, на том всегда приятен и убор;
Хоть правда, что при том и кошелек неспор.
Всего несноснее противные советы,
Упрямые слова и спорные ответы.
Пример нам показал недавно мужичок,
Которого жену в воде постигнул рок.
Он, к берегу пришед, увидел там соседа:
Не усмотрел ли он, спросил утопшей следа.
Сосед советовал вниз берегом идти:
Что быстрина туда должна ее снести.
Но он ответствовал: "Я, братец...

Мне с отчимом невесело жилось,
Всё ж он меня растил – и оттого
Порой жалею, что не довелось
Хоть чем-нибудь порадовать его.
Когда он слёг и тихо умирал, -
Рассказывает мать, - день ото дня
Всё чаще вспоминал меня и ждал:
«Вот Шурку бы…. Уж он бы спас меня!»
Бездомной бабушке в селе родном
Я говорил: мол, так её люблю,
Что подрасту и сам срублю ей дом,
Дров наготовлю, хлеба воз куплю.
Мечтал о многом, много обещал…
В блокаде ленинградской старика
От смерти б спас, да на день опоздал...

Шёл я по улице незнакомой
И вдруг услышал вороний гай,
И звоны лютни, и дальние громы, –
Передо мною летел трамвай.

Как я вскочил на его подножку,
Было загадкою для меня,
В воздухе огненную дорожку
Он оставлял и при свете дня.

Мчался он бурей тёмной, крылатой,
Он заблудился в бездне времён…
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон.

Поздно. Уж мы обогнули стену,
Мы проскочили сквозь рощу пальм,
Через Неву, через Нил и Сену
Мы прогремели по трём мостам.

И...

Убили парня за здорово живёшь.
За просто так.
Спокойно. Как в игре…
И было это не за тыщу вёрст
От города. А рядом. Во дворе.
Ещё пылали окна…
Между тем
Он так кричал,
прижав ладонь к груди,
Как будто накричаться захотел
За долгое молчанье впереди…
Крик жил отдельно!
Вырастал стеной.
Карабкался, обрушивался с крыш.
Растерзанный, отчаянный, больной,
Нечеловечески огромный крик!
Он тёк по трубам,
полз по этажам,
Подвалы заполнял и чердаки.
Он ошалело тыкался в звонки...

За кормою вода густая –
Солона она, зелена.
Неожиданно вырастая,
На дыбы поднялась она.
И, качаясь, идут валы
От Баку до Махачкалы.
Мы теперь не поём, не спорим,
Мы водою увлечены –
Ходят волны Каспийским морем
Небывалой величины.
А потом затихают воды.
Ночь каспийская, мёртвая зыбь.
Знаменуя красу природы,
Звёзды высыпали, как сыпь.
От Махачкалы до Баку
Луны плавают на боку.
Я стою себе, успокоясь,
Я насмешливо щурю глаз –
Мне Каспийское море по пояс,
Нипочём.… Уверяю вас...

Ну что поделаешь мы жили как в могиле

Ну что поделаешь нас немцы сторожили

Ну поделаешь в тоске бульвары стыли

Ну что поделаешь сердца от горя ныли

Ну что поделаешь нас голодом морили

Ну что поделаешь мы безоружны были

Ну что поделаешь ночные тени плыли

Ну что поделаешь друг друга мы любили

Я жил в глухом районе Минска,
Средь лая, хохота и визга,
Среди старух и стариков,
И каждый вечер в семь часов
Скрипел засов, скрипел засов!
Старуха ставни закрывала,
Ключами ржавыми звеня.
Старуха солнце воровала
У солнцелюба, у меня!
Прекрасно и неуловимо.
Как золотой плавник налима,
Тонул закат во тьме кромешной,
Тонул закат, всплывал рассвет.
Но я не помню их, конечно.
Их просто не было и нет.
Шестьсот рассветов и закатов,
И каждый месяц треть зарплаты...