Приют укромный

За это, укромное в сердце доныне,
За место - две смены сражались в поту:
Одни очищали его от святыни,
Другие - внедряли дерьмо в пустоту.


Стоит на юру ни жених, ни невеста,
С «зелёными» в черепе, с «колой» в руке…
- Душа, как в тебе там для Господа место?
- Здесь чёрт ногу сломит, в таком бардаке!

Жизнь блестела, словно твой паркет.
В тишине густых сосновых палок
Женщина качалась в гамаке,
И арахис жареный жевала.

Белый пудель стриженным хвостом
Всё махал, на солнце члены грея –
Женщина читала энный том
Сочинений Э. Хемингуэя.

В щели глаз лились живой водой
Строфы занимательных историй
Про окопы первой мировой,
И о старике, ушедшем в море.

Я был рядом, лучший друг семьи,
А точнее - лучший друг хозяйки.
Ежедневно, с часу до семи,
Рассуждал, качаясь в раскачайке...

От заката взываю к рассвету,
Как немой по пустыне бреду.
Скорбь близка, а помощника нету,
Друг на падшего поднял пяту.

Его боль омывал я слезами,
Возливал его славе елей.
Но за мною следил он глазами
Льва из тёмной засады своей.

«Всё ли видит Всевидящий в мире?
Не узнает, чьё было копьё!
А не так - языком пересилим,
Оправдаем коварство своё!»

Чтобы бедные в сеть попадали,
Сирым всем на погибель и страх -
Пригибаются, ниц припадают,
Поджидают в укромных местах.

Всех...

…Я просто трахи не люблю!
Пусть ночь украсят амфибрахий,
И комплименты... охи!.. ахи!..
Шампань! И ножки корден-блю!!!...

По осетринку - шардоне!...
И не могу любить без ямба!…
Станцуй со мной… ламбаду... мамбу…
А в темноте… а в тишине…

Шали!... Покуда я шалю!...
Но спрячь укромное в хореи!
(А то, как вспомню гонорею…)
Эх... Цигель-цигель… Ай, лю-лю…

Ну что стоишь?! Приди! Изволь,
Погладь, почувствуй мой анапест,
Моллюск, мой нежный рудитапес…
Где пара влажных нежных доль...

На маленькой речке, в багряном кленовом лесу,
(Укромный заказник не так далеко от границы)
Я мокрую муху, размером с большую осу,
И страшного черта, что мне, рыбаку, не приснится,

Бросал за коряжку, на слив, под валун, в затишок,
Где в струях кружили осенней листвы хороводы.
Где как зимородок нырял и нырял поплавок,
И трепетный радужный блеск покидающих воду.

Здесь наглого мало гольяна и редки ленки,
Когда через плесик свой ход остановит вертушка,
То, что ты поймаешь, напрасно...

«Хирурги долго не живут!» - звучит народное преданье-
«Ещё один нашел приют, прошу тебя, сдержи рыданье!»
Да, он не вышел из пике, земля звала и приближала,
А сколько раз в его руке чужая жизнь свечой дрожала!
О, сколько раз он побеждал, взрывалось красное на белом,
Он наших почестей не ждал, свою работу честно делал!
Порой сбивало сердце бег, ползла свинцовая усталость,
Он знал про свой короткий век и отдавал нам, что осталось.
Где каждый день последним был, как мы порой сухи и грубы...

В Великом -Устюге далёком,
На севере в холодной мгле
С полярным кругом одиноким
Дед думал думу в декабре.

Как привезти подарки детям
Чтоб всем хватило и на всех
На елках чтоб всем Васям , Петям
Им было много всех утех,
Чтоб слышен был веселый смех.

Но встала фабрика игрушек,
Чубайс понял тариф на свет,
Еще ведь мало погремушек,
Цветных шаров- ну просто смех,

А шоколадок и мартышек,
Свиней и козочек- чуть-чуть
И хорошо что много мишек,
А то бы было просто жуть.

Ах...

Не рожает Рахиль Иакову,
На сестру положила глаз
Чёрной зависти и по всякому
К мужу ластится в поздний час

По нечётным и то по случаю,
Когда младшенький не орёт.
Лии тёмной благополучие
Успокоиться не даёт.

То упрёки, а то стенания
Отравляют высокий слог.
Осуждать не хочу заранее.
Мы ж послушаем диалог.

«Дай детей мне своею завязью,
Как сестре, завяжи свой плод.
А иначе умру от зависти,
Всё живое во мне умрёт.

Взял меня ты как манекенщицу
Для услады своих утех.
Лийка...

И сказал Ахитофел Авессалому:
Я возьму двенадцать тысяч человек,
На Давида я обрушусь снежным комом
В эту ночь, когда он утомлённый
Свой народ устроит на ночлег.

Приведу его людей я в ужас дикий.
В страхе разбежится весь его отряд.
В спешке побросав свои мечи и пики.
Под стенания толпы и крики
Я убью Давида, их царя.

Обращу к тебе людей, заблудших, скопом,
Кроме одного, чью душу ищешь ты.
И тогда народ забудет про окопы.
По домам пойдёт тушёнку лопать,
А царя Давида ждут...

Сверкали звезды в небе темном,
От пламени костра летят то тени, то огни,
Душа согрелась и притихла в уголке укромном,
В ночи таинственно шептались камыши.

Под утро костерок угас,
Я шел к реке и умывался, не размыкая глаз,
А над водой туман редел с зарей
И рыба радостно резвилась в дымке золотой.

Мальчишки деловито снасти разбирали,
Шли вдоль реки и молча запахи вбирали,
Казалось, медом наполняется среда,
Казалось, в Мире этом, есть только сказка и мечта.
Стоун