Подруженька-бессонница

Сердце бьется встревоженной птицей,
Да, в закрытое бьется окно,
Я уже не мечтал влюбиться,
Да пожалуйста - вот оно.

Я уже не мечтал поверить,
В то, что будет кровь горяча,
И нашел сокровенные двери,
Да пока не нашел ключа.

Мне нужна то всего лишь малость,
Доползти бы то той межи,
Я считаю сколько осталось,
Мне до даты, с которой жить...

Верю станет легко как будто,
А пока мне дышать не в мочь,
Я с восторгом встречаю утро,
На канате тащу его в ночь.

Жаль, не мчаться дни...

Мы собрались висок к виску.
Как будто осторожной силой,
Стреножены в истоках скул
Набрякшей долгой болью жилой.

Нас вычитают от ночей
Бездонной суммой всех бессонниц.
К нам водят за руки блядей —
Как по святым местам паломниц.

И с нами ждут, как в первый раз,
Сто раз отмеренного всуе…
Как будто тайна поцелуя
Не будет тайной после нас!..

И всякий раз нас предают
Как неопознанное чудо… —
За бесконечной амплитудой
Прошедших вечеров и утр.

В наших северных морях
Есть на острове маяк,
Он – давнишний мой приятель,
Вдохновенья почитатель…

Здравствуй, добрый старина,
Страж глубин морского дна!
Очарована тобой,
Как бессонницей прибой,

Шебуршит что постоянно
Сипло-глухо, будто пьяный
У подножия камней
Под гуденье кораблей!

Стоны чаек в дополненье
Волн сопутствуют движенью,
Привнося в морскую глушь
То ли хохот, то ли чушь…

Пахнет далью, ветром, солью,
То ли тайной, то ли болью…
Служит древний здесь маяк...

Сумасшедший ди-джей, сумасшедший ди-джей
Прокрути мне по радио горечь дождей,
Чтобы женский вокал был слегка грубоват,
Ни на что не похож, как запущенный сад.
Пламенеют бутоном из черной земли
Эти губы, что свой поцелуй не нашли
И звучат, наполняя полночный эфир
Позывные мелодии, древней как мир,
Все, что стало бессонницей разных людей –
Это ты, это я, сумасшедший ди-джей.

7 ( 1,2,3,4,5,6 - пропуски, как у Пушкина )
Судить о женщинах, серьёзно,
друг мой, не будем, невзначай...,
ведь мстят они, за правду, грозно,
и, зачастую..., через край!
И поделом наука эта -
подделок верная примета -
сперва — в обман тебя влекут,
а после — за него же — бьют!
И вновь интриги, до разврата,
а при удаче — в них — успех -
известных связей ( как потех ),
и обвинение — расплата,
где кошелёк твой — сути цель,
а жизнь — прилада-канитель!
8
И доказательств их, нелепость...

Как снег в ладонях тает солнце,
и обнаженное тепло
струится в спальню.
Глазок Сатурна, оловянно-травяной,
дым маяка на лоджию отбросит.
Органом заиграют
страницы черной тишины.
Мед с молоком – бессонница твоя –
тебе не спится от тепла свечи,
танцующей моим дыханьем.
Под потолком
всплывают звезды океаном.
Лазурных сосен обволакивает свежесть.
(И пусть, все, только мнится)
Мы, как лесные птицы –
одиноки и прекрасны.
Здесь для всего – любовь,
все властью ночи выжжено на сердце...

В нас падают слова:
Открыта вертикаль.
Их месса не нова.
Как не нова печаль.
Взрываясь колядой,
Доря: "Благодарю!"
И верю и молюсь,
Мечтаю и люблю…

Стирает сердца горсть
Горячую слезу.
Растерянная злость
Вдруг, вынула иглу.
Вдруг, стало веселей,
За исповедью дней,
С бессонницей ночей
В немилости твоей

И, падают слова
В купели Торжества
Оправдана зима
Рожденьем Божества.
А, значит и волхвы
Найдут свою звезду
И вербы принесут
В распятии весну

Боль, панацея, от радости, единственное, что не
изменит пакости и другим заблуждениям, плюс
расставание и уныние, как грех, что тот орех, что
разбит и съеден, вороном, тем, что клюёт голову,
когда бессонница, или настроение расстроится,
дерутся с воронихой, кому сердцевину, а кому
лихо, вот собственно и всё, имхо

Коридор с репродукцией Репина…
Жирный воздух больничный…
Кровать…

Неудачно проходит беременность.
Нет ни музы, ни слов. Твою мать.


Я лежу здесь
второе столетие -
но строка не выходит
на лист.

И врачи колют мне анальгетики.
А потом хмуро шепчут:
молись…


Голова от бессонницы кружится.
И вдобавок
один идиот
в vip-палате
ритмично так тужится,
невзирая на плоский живот…


И рыгает огнем поле Марсово…
Судьи, критики… И – началось!…

Что ж вам, суки,
здесь мёдом...

Она видит меня насквозь – ей так казалось, ей так хотелось.
Я подарил ей хрупкое ожерелье из слов,
отставив себе перерождение тишиной –
бальзам степного одиночества, уют пшеничного поля
под капельками летних звёзд.
Я вставал посредине ночи,
жег эти звезды, как свечи, читая в разводах
окна проклятых поэтов – не бессонница, нет –
что-то большее, чем все толкования снов.
Она прошла сквозь меня апрельским воздухом
шепчущихся скверов, люминесценцией беглых витрин и цветочных
ларьков. Я...