Блевотной судорогой
Скручено тело
Полёт оборвался
Не держат крыла
Холерная, чёрная,
грязная муха...

Лапки у моего кота, как у барсука
Шкурка у моего кота, чудо как хороша
Добрая улыбка у моего кота, шире, чем по весне река
Хвостик у моего кота, пушистей, чем на клёне листва
А еще у моего кота есть усы и борода,
Мягкий живот и острых зубов полон рот...

-Я уничтожу ваш мир! Разевая слюнявую пасть, смеялось чудовище. -Но тебя смешной оставлю, ты будешь моим шутом. Волосы только под носом придется состричь. Сбрить или подпалить, чудовище, вновь счастливо хохоча, трепала Па за щеку, как какого-нибудь малолетнего паршивца. - Смешной, такой большой, неуклюжий, не можешь менять свою форму, необыкновенный. Друзья мне будут завидовать. Понимаешь меня...

ПА ставили на пуанты вот уже третий час. Он извивался, дрыгал голыми, немножко посиневшими от столь бесцеремонного обращения ляжками, и ни в какую не хотел вставать, как полагается. Сначала два молодых, симпатичных человека с приплюснутыми носами, пытались всё же уговорить его. Били только слегка, погружая свои кулаки короткими хлесткими тычками в область Па живота. Но настырный, упрямый эгоист...

В общественном паролёте ему наступил вполне сознательно на ногу какой-то хлыщ. Па только вчера купил ботинки на рынке и не вполне еще к ним привык, но уже очень сильно их полюбил. Наглец, где-то в районе Щербаковки, воспользовался общей сумятицей при выгрузке пассажиров. В общем, в то время как на мини парашютах с обратной реактивной тягой пассажиры немного суетливо как всегда покидали паролёт...