Ежедневник великих начинаний - полный текст

Эпиграф

Хорошее начало полдела откачало.

Аристотель.

Начало

Ну, начнем! Дойдя до конца нашей истории, мы будем знать меньше, чем теперь. Так вот, жил-был тролль, злющий - презлющий, то был сам дьявол. Раз он был в особенно хорошем расположении духа: он смастерил волшебное зеркало, которое показывало не что есть, а что захотят увидеть. Но кто будет глядеть в чудесное стекло? Так появились зрители, чтобы смотреть на себя в это зеркало, и чтобы их троллить. Вначале был обман.

Муза и музыкант

И кода тоже не получилась. Здесь должно быть высокое, просто кричащее пиццикато, но звук выходил тупой, тяжёлый, неподвижный. Сзади, где тускнели лампионы, раздался смех. Плыла, тяжело дыша, потная, тучная дама. Это она смеялась над моим неумелым музицированием. Я с досады неожиданно выдал энергичное фугато.  Дама охнула и растаяла. Где она? Никого нет, показалось… Похоже, меня посетила Муза.

Повесть

У повести нет ни начала, ни конца, и мы произвольно выбираем миг, из которого смотрим вперёд или назад. Устав от бесконечной темноты, мы и вызвали из небытия эту повесть, о которой никто не узнает. Насколько прекрасней был бы фильм Бунюэля «Андалузский пёс», если бы его никто никогда не увидел!

Свидетельство Ионы

Можете звать меня Ионой. Родители меня так назвали, вернее, чуть не назвали. Они назвали меня Джоном.

Иона-Джон, будь я Сэмом, я все равно был бы Ионой, и не потому что мне всегда сопутствовало несчастье, а потому что меня неизменно куда-то заносило –  в определенные места и определенное время, а кто или что – не знаю. Но ничего хорошего из этого никогда не получалось. Так, однажды я очутился в чреве кита и уже настроился отдохнуть там во мраке от мирской суеты, но кит меня скоро с отвращением выблевал. Поневоле пришлось переноситься дальше и нет этому мучению конца и края. При этом ничтожности всех моих дальнейших жизней никак не помешали придуманные слова, составившие эту книгу.

Einmal ist Keinmal

Хорошо бы начать книгу, которую надо писать всю жизнь… То есть, не надо, а можно писать, пиши себе и пиши. Ты кончишься, и она кончится. И чтобы всё это было – правда. Чтобы всё – искренне. Вот пишу и не знаю… Надо ли? Ведь меня самого, в сущности, не было и нет. Каждый из нас, хоть к несчастью и живёт, но к счастью всего один раз. А мудрые германцы говорят: «Einmal ist Keinmal», что означает, произошедшее однажды не произошло вообще, один раз не считается. Как говорится, один раз – не водолаз. И в итоге происходящее, которое на самом деле не происходит, ежедневно дает пищу для философствования.

Идиот

Скажу так – жизнь идиота не сахар. Люди сначала смеются, потом раздражаются и начинают плохо относиться к тебе. Говорят, к увечным должны нынче обращаться с добром, например, называть нас не идиотами, а особенными и солнечными людьми, так скажу вам прямо – не всегда это так. Я-то вообще не жалуюсь, жизнь у меня, как у всех идиотов, и так наполнена смыслом. Идиот я с самого рождения. А когда повстречал женщину, то первое время воображал, что под одеждой у нее всё устроено по-особенному, не так, как у остальных людей. Не так, как у меня, например. Но потом я убедился, что всё именно так. После этого я перестал выделяться из толпы, и решил, что лучше всего стать как все. А поскольку человек это маленькая вселенная, теперь я представляю собой целый мир, который скрываю под обманчивой внешностью моего и всеобщего фатального идиотизма.

Подвиги Давида

Стану ли я героем повествования о своей собственной жизни, или это место займет кто-нибудь другой – должны показать последующие страницы. Начну рассказ о своей жизни с самого начала и скажу, что родился в пятницу в двенадцать часов ночи (так мне сообщили и я этому верю). Было отмечено, что мой первый крик совпал с первым ударом часов. Теперь, чтобы хотя бы отчасти победить господствующий в жизни случай, и получить на выходе некое подобие системности, я постановил, что мой последний крик тоже прозвучит в полночь пятницы и непременно совпадёт с последним ударом часов. Главное в этом деле, как и во всяком другом – не забыть подвести часы! И вот, ночами напролёт я играю со смертью – то и дело подвожу часы и издаю леденящий душу вопль. Но ничего не происходит. Зато я больше никогда не сплю, тогда как остальное человечество спит не только ночами, но и днём, воображая, что бодрствует. Моя же жизнь превратилась в вечную бессонницу. Из всего, что я думаю и делаю, на окружающих веет холодным спокойствием змеи.

De Profundis

Если вам на самом деле хочется услышать эту историю, вы, наверно, прежде всего захотите узнать, где я родился, как провёл своё дурацкое детство, что делали мои дурацкие родители до моего рождения – словом, всю эту дэвид – копперфильдовскую муть. Но, по правде говоря, мне неохота в этом копаться. Ведь всё у меня было как у всех и ничего интересного не произошло. Родился я там, где положено. Свое дурацкое детство провёл с дураками и под присмотром других дураков в школе. А мои дурацкие родители до моего рождения, к несчастью, занимались дурацкими и нехитрыми движениями. В результате я сделался их рабом. Все мы рабы своих родителей, которые начинают нас изощренно насиловать еще до нашего рождения, и продолжают делать это в течение всей нашей жизни, даже, когда они сами умирают. И не прекращают, даже когда умираем мы.

Репортаж с петлёй на шее

Если вы собираетесь читать это – лучше не надо. После парочки страниц вам здесь быть не захочется. Так что забудьте. Уходите. Валите отсюда, пока целы. Спасайтесь. Там сейчас по ящику точно идёт что-нибудь интересное. Или, если у вас так навалом времени, поступите в какую-нибудь академию. Выучитесь на никого. Пригласите себя поужинать. Покрасьте волосы, чтобы вас чаще не замечали. Жизнь-то проходит. Поэтому нужно успеть исполнить свое предназначение: пересмотреть по ящику все глупые реалити-шоу. Словом, сделаться никем. А потом по-тихому валить из этой жизни, покуда цел. Насчет последнего я иногда с ужасом подозреваю, что вообще никогда из неё не спасусь. И тогда эти мои пустые слова представляются мне грёбаной вечностью.

Разрыв Абсолюта

Колыбель качается над бездной. Заглушая шепот вдохновенных суеверий, здравый смысл говорит нам, что жизнь – только щель слабого света между двумя чёрными вечностями. Разницы в их черноте нет никакой, но в бездну преджизненную нам свойственно вглядываться с меньшим смятением, чем в ту, в которую мы летим со скоростью четырёх тысяч пятисот ударов сердца в час. В обоих случаях мы заблуждаемся – обе бездны одинаково прекрасны. И, если бы не щель, то не было бы и разрыва Абсолюта, который удвоил его, разделив на две идеально-черные безжизненные вечности.

История Маски

Я очень долго пытался доказать окружающим, что помню момент своего рождения. Взрослые всякий раз смеялись, а потом решили, что я над ними издеваюсь, и смотрели на бедного мальчика с совсем недетским лицом неодобрительно и укоризненно. Им было неприятно, что я преждевременно узнал их постыдную тайну.  Я всегда испытывал чисто физическое отвращение ко всему тайному, что принято скрывать – интригам, дипломатии, тайным обществам, оккультизму, родам и совокуплениям. Я бы желал, чтобы отец мой или мать, или оба вместе – ведь вина за это одинаково лежит на них обоих – хорошенько поразмыслили над тем, что они делают, когда они меня зачинали. Теперь я завидую всем неродившимся, что они не родились. Но дело сделано, и мне остаётся лишь ежедневно пасти своё подсознание на задних дворах повседневности.

Тошнота

На углу улицы Вожирар, когда они уже огибали здание школы, господин Тибо, на протяжении всего пути не сказавший сыну ни слова, внезапно остановился:

– Ну, Антуан, на сей раз я сыт по горло!

И тут школа сделала своё дело – их обоих стошнило.

Школа жизни

Мы готовили уроки, когда вошёл директор, а за ним служитель, который нёс большую палку. Задремавшие проснулись и все вскочили, как будто только что оторвались от работы. Директор знаком велел нам садиться и вполголоса сказал воспитателю:

– Вот, месье Роже, рекомендую вам эту жизнь. Принимайте и воспитывайте.

Сказав это, директор вышел, оставив нас на произвол жизни.

Рассказ сумасшедшего

Сегодняшнего дня случилось необыкновенное приключение. Я встал поутру довольно поздно, и когда Мавра принесла мои вычищенные сапоги, я спросил который час. Узнав, что давно било десять, я внезапно решил поскорее одеться. Признаюсь, я бы совсем не пошел в департамент, представив наперед, какую мину сделает лицо начальника отделения. Думаю, он бы давно уже меня уволил, но тогда бы он в определенном смысле проиграл, перестав быть надо мной начальником. Иметь возможность руководить подчинёнными означает нуждаться в них. Следовательно, начальник отделения это, по сути, такой же раб. Но он не догадывается, что я уже достаточно созрел, и досконально изучил его повадки, чтобы его же самого сегодня преодолеть. А чтобы постичь до конца разрушительную природу начальника, мне пришлось вначале, путем длительных и ежедневных усилий, разрушить самого себя.

Монолог влюблённого

Как счастлив я, что умер! Бесценная подруга, что такое сердце человеческое? Я так люблю тебя, мы были неразлучны, а теперь расстались, и я радуюсь! Я знаю, ты простишь мне это. Ведь нет ничего более жестокого, чем позволять другим любить себя.

Свидетельство Нострадамуса

Я сижу ночью, один, в тайном кабинете,

Опершись на медную подставку.

Язычок пламени, выходящий из одиночества,

Приносит успех тому, кто верит не напрасно.

А люди бродят одичавшими толпами

И оглашают улицы визгливыми воплями.

Пожар, исходящий из их безумия

Сжигает всё, во что они верят.

Дядя и клевреты

Вдруг случилось буквально следующее. Оклеветанный клевретами, мой дядя в порядке отчаяния повесился на часах Спасской башни. И вот, единодушно рассматривая эту утрату в свете её фатальной невосполнимости, летописцы расходятся лишь в деталях. Одни упоминают, что он воспользовался минутной стрелкой, другие настаивают на часовой.  Как бы там ни было, его скелет до сих пор вращается по циферблату. А когда часы бьют, дядя весело пляшет. Он счастлив, что больше не жилец и навсегда избавился от клевретов, которые каждый день приходят по Красную площадь и зовут его вернуться.

Марсианин

На рекламной полосе в «Стэнхоуп газетт» Марвин Финн вычитал такое объявление: «Джентльмен с Марса, 43 лет, тихий, культурный, начитанный, желает обменяться телами с земным джентльменом сходного характера с 1 августа по 1 сентября». Этого заурядного события было достаточно, чтобы у Марвина Финна залихорадило пульс. Махнуться телами с марсианином! Но почему марсианин вдруг захотел добровольно переместиться в земной ад, в чем состоит подвох? Может быть, он совершил на красной планете что-то совсем ужасное и его замучила совесть? Марвин Финн иногда встречал таких совестливых чудаков, и, наблюдая за ними, постепенно утратил твёрдую убеждённость в своей бессовестности.

Ночные прогулки

Сквайр Трелони, доктор Ливси и другие джентльмены попросили написать меня всё, что я знаю об Острове Сокровищ. Им хочется, чтобы я рассказал всю историю с самого начала до конца, не скрывая никаких подробностей, кроме географического положения острова. Ведь где-то там еще осталась зарытой часть сокровищ. Но я думаю, что если быть честным, то до конца. Французы говорят: если тебе плохо – сходи на кладбище, если тебе хорошо, – сходи на кладбище! Походите по ближайшему кладбищу, и вы увидите последнее пристанище многочисленных владельцев того, что они считали своими сокровищами, включая не только банальное золото, но, к примеру, привязанность к близким. Бедняги наивно думали, что все это им принадлежит, и предсказуемо ошиблись. Поэтому, прогуливаясь сегодня ночью по городскому погосту, я размышляю о том, что чёрное небо надо мной и отхожее место в земле.

Хороший раб

Лонгрен, матрос «Ориона», крепкого трёхсоттонного брига, на котором он прослужил много лет и к которому был привязан сильнее, чем иной сын к родной матери, должен был, наконец, покинуть службу. Он был превосходным рабом, потому что не знал, что он раб и искренне радовался своим цепям. И вот, будучи не в силах вынести свободы, Лонгрен отказался покинуть корабль и угрюмо повесился на рее.

Ничего не делать

Я заметил, что, когда кто-нибудь звонит вам по телефону и, не застав вас дома, просит предать, чтобы вы немедленно, как только придёте, перезвонили ему по важному делу, дело это обычно оказывается важным не столько для вас, сколько для него. Поэтому очень важно никогда никому не перезванивать и, главное, вообще ничего не делать – ни сегодня, ни через много лет. Если что-то можно сделать здесь и сейчас, значит лучше этого не делать никогда! Такая установка очень быстро избавляет от поверхностного материализма.

Похищение косы

Дельце как будто подвертывалось выгодное. Но погодите, дайте я вам сначала расскажу. Мы были тогда с Биллом Дристоколом на Юге, в штате Алабама. Там нас и осенила блестящая идея насчёт похищения. Мы решили украсть у смерти её косу и дорого продать её любителям жизни. Но дело обернулось неожиданной стороной. Когда смерть перестала косить, жизнь немедленно пошла вразнос и сделалась ещё нелепее. В придачу выяснилось, что невозможно съесть аппетитный продукт, не утратив его, даже если это твоё собственное мясо.

Подвиг Обломова

В Гороховой улице, в одном из больших домов, народонаселения которого стало бы на целый уездный город, лежал целыми днями в своей постели, на своей квартире Иван Ильич Обломов. Так он и провалялся всю жизнь, приняв на себя сугубый подвиг лежания. А когда наконец пришла смерть, он этого даже не заметил.

Утро разбито

– Господин Ван-Гог! Пора вставать!

Ещё не проснувшись, я уже жду, когда раздастся голос Урсулы.

– Я встал, мадемуазель Урсула, – ответил я.

– Нет, вы не встали, вы только встаёте, – засмеялась девушка.

Действительно, одного голоса Урсулы достаточно, чтобы я начинал неуклонно вставать, но практически сразу снова падаю. Именно в такие минуты у меня зреет идея отрезать себе что-нибудь. На самом деле я, как и все порядочные люди, терпеть не могу вставать по утрам. Ведь это означает запустить ещё одну жизнь, а я давно уже пресыщен всеми прошлыми.

Однажды весной

Однажды весной, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Первый был одет в летнюю серенькую пару. Нас пока интересует только он. Дело в том, что этот человек категорически не знал, что Аннушка уже пролила масло, иначе приберёг бы летнюю серенькую пару для церемонии прощания. Но для этого он должен был владеть искусством переживать воспоминания о своей будущей смерти.

Собачья история

Рассказывай ты. Нет, лучше вы расскажите. Может, лучше господин артист начнёт? Или пугала всем скопом? Ну, хорошо, прошу вас, начинайте вы. В конце концов, ведь это ваш кобель тогда… Но прежде чем мой кобель, ваша сука тоже… а до неё многие суки от многих кобелей… и так до Адама и Евы. Вокруг всего этого сложилась целая культура, а накопленное напряжение периодически находит выход в сучьих войнах.

Подпольный человек

Я человек больной… Я злой человек. Непривлекательный я человек. Я думаю, что у меня болит печень. Впрочем, я ни шиша не смыслю в моей болезни и не знаю наверно, что у меня болит. Я не лечусь и никогда не лечился, медицину и врачей не уважаю. Вместо этого я ежедневно усугубляю саморазрушение, которое помогает мне вспоминать то, чего никогда не было. Ведь единственное, что, хоть и совсем немного, примиряет меня с этой жизнью, это возможность испытывать ностальгию по тому, чего не было, нет, не будет и в принципе не может быть.

Гнев Ахилла

Пой, богиня, про гнев Ахиллеса, Пелеева сына,

Гнев проклятый, страданий без счета принесший ахейцам.

Много сильных душ героев пославший к Аиду,

А тех, до кого не добрался, пославший значительно ближе.

Глупец, он не ведал, что все, кто к несчастью родился –

С этого самого мига заранее побеждены.

Я и они

Они там, внизу. Чёрные в белых костюмах, встали пораньше, справляют половую нужду в коридорах, и подтирают, пока Я их не накрыл. Они угрюмы и злы на всё – на утро, на этот мир, на тех, при ком работают. Когда злы, на глаза им не попадайся. Ради красного словца не пожалеют и Отца. Но они не видят Меня и поэтому часто начинают думать, что Меня нет. А Я вижу всё, но постепенно всё чаще забываю о них. Я и они это две отдельные тайны.

Санитар

Не скрою, я тоже пациент специального лечебного учреждения, мой Санитар следит за мной, Он почти не спускает с меня глаз, ибо в двери есть смотровое отверстие, а глаз моего Санитара – он того карего цвета, который не способен видеть насквозь голубоглазого меня. И, следовательно, мой Санитар никак не может быть моим врагом. Я даже полюбил Его. Ведь это Он построил от скуки нашу лечебницу, а затем поместил в неё меня, чтобы следить за мной в глазок и фиксировать любые мои достижения и нарушения. А по окончании лечения я получу или вечный карцер, или вечную сытную пайку. Слава Санитару! Он поистине мой идеал. С другой стороны, что есть идеал, если не признание того, что реальная жизнь не нужна?

Здравствуй, грусть!

Это привычное чувство, сопровождающее меня своей вкрадчивой тоской, я не решаюсь всуе называть, дать ему прекрасное и торжественное имя – грусть. Грусть – это канат из нервов, натянутый между животным самодовольством и Отчаянием, – канат над пропастью. В человеке можно любить только то, что он переход и гибель. Грусть есть нечто, что следует превзойти, чтобы достичь запредельного Отчаяния. Что сделали вы для этого?

Побег из заведения

Надеюсь, вы не сочтёте навязчивостью, если я предложу помочь вам? Боюсь, иначе вы не столкуетесь с почтенным гориллой, ведающим судьбами сего заведения. Хотя, если честно, я и сам так и не смог столковаться. Но когда я услышу, что запирают двери, то немедленно вылезу в форточку.

Взрослые глупости

Все дети, кроме одного единственного на свете ребёнка, Питера Пэна, рано или поздно вырастают. Они как бы погружаются в сон повседневности: начинают принимать жизнь как данность, перестают задавать глубокие философские вопросы и творить очаровательные детские глупости. Но в одно прекрасное утро, в предрассветное время, мы, выросшие, пробуждаемся для нашей последней глупости – глупости смерти, после которой некому будет читать наши книги.

Эдомеи

Концы усов у них висели как плети. Поколение за поколением жили они без единой улыбки, и годы помечали морщинами лишь верхнюю часть их лиц, и старели они не от удовольствий, а от мыслей. Говорят, иудеи их прозвали эдомеями. Это были люди, видевшие жизнь насквозь! Днём они пекли ритуальные хлеба, замешанные на слезах. А ночами их преследовали начальники – чудовища с пятнистыми, разъеденными проказой мордами и вагинами вместо глаз. Всю свою недолгую жизнь эдомеи выращивали в себе лютую ненависть к этим чудовищам, как волшебные цветы в оранжерее.

Плакон

Достопочтенные пьяницы и вы, досточтимые сифилитики! (ибо вам, а не кому другому посвящаю я мои писания). В диалоге Платона под названием «Пир» Алкивиад, восхваляя своего наставника Сократа, поистине всем философам философа, сравнил его, между прочим, с силенами. Так прежде назывались ларчики вроде тех, какие бывают теперь у аптекарей. А в силенах в те времена обычно хранили самое лучшее из лекарств – заветный плакон. Бывало, Платон глотнёт из плакона – и вот вокруг него уже идеальный мир вечных форм! И сегодня человеку, обладающему возвышенными умом, не остаётся иного лекарства помимо плакона. Слишком дождливые пошли дни!

Валькирии

Джеймс Бонд сказал:

– Я всегда думал, что если когда-нибудь и женюсь, то женюсь на стюардессе. Эти воинственные девы, подчинённые самому Одину, сверху решают кому и когда умереть. При этом они способны устроить нашу смерть так, чтобы для всех она оставалась тайной.

В мире животных

Мы были где-то на краю пустыни, неподалёку от Барстоу, когда нас стало накрывать. Помню, я промямлил что-то типа: «Чувствую, меня немного колбасит, может ты поведёшь?» И неожиданно со всех сторон раздались жуткие вопли, и небо заполнили какие-то хряки, похожие на летучих мышей. Так вот ты какой, Апокалипсис! Не случайно я всегда со смутной надеждой наблюдал на фермах немудрёную, на первый взгляд, жизнь свиней! Я заметил, что они, как и люди, бывают очень разные, но при этом каждой особи свойственна органическая и родовая тоска по устойчивости. Если после этого обратить свой взор на человечество, то становится ясно: всё то, чем мы на самом деле являемся, было бы совершенно невыносимо, без понимания того, что люди, в большинстве своём – тоже хряки. Все, за исключением меня, потому что сам я –чистокровная летучая мышь. Всё, я полетел.

Владыка жизни

На горах Большой Равнины,

На вершине Красных Камней.

Там стоит Владыка жизни

Гитчи Манито могучий.

И с вершины Красных Камней,

Чтоб развеять злую скуку

Создаёт себе народы,

Чтобы тотчас уничтожить.

У него игра такая,

А другой он не придумал.

И вокруг него беснуясь,

Злые толпы в адской пляске

Возникая, исчезают.

Вощев и пустота

В день тридцатилетия личной жизни Вощеву дали расчёт с небольшого механического завода, где он добывал средства для своего существования. В увольнительном документе ему написали, что он устраняется с производства вследствие роста в нём слабосильности и задумчивости среди общего темпа труда. Вощев взял на квартире вещи в мешок и вышел наружу, чтобы на воздухе лучше понять своё будущее. Но воздух был пуст, и весь мир также был пуст. И тогда Вощев понял, что будущего нет и настоящего тоже. А если так, то каким ничтожным должен быть человек, который стремится выжить!

Правда

Все говорят: нет правды на земле.

Но правды нет и выше. Для меня

Так это ясно, как простая гамма.

И ниже правды тоже нет, однако.

Да где ж она? Нигде! Она – в Ничто!

В тени лесов, которых год, как нет.

В иронии оскаленного трупа.

И в луже, что оставил он родным.

О пользе чтения

Я был лживый мальчик. Это происходило от чтения. Воображение моё всегда было воспламенено. Я читал во время уроков, на переменах, по дороге домой, ночью - под столом, закрывшись свисавшей до пола скатертью. За чтением я проморгал все дела мира сего. Это обстоятельство, наверно, единственное, что по-настоящему радует меня в жизни. Слишком уж плохие у мира сего дела. К сожалению, я давно не ребёнок и больше не верю в книги.

Пятница

С самого раннего детства я больше всего на свете любил море. Я завидовал каждому матросу, отправлявшемуся в дальнее плавание. По целым часам я простаивал на морском берегу и не отрывая глаз рассматривал корабли, проходившие мимо. Я мечтал добраться на каком-нибудь судне до необитаемого острова, чтобы скоротать там жизнь в полном одиночестве. И однажды мне повезло, и моя заветная мечта осуществилась. Но недолго я ликовал – очень скоро на мой остров занесла нелегкая дикаря по имени Пятница, и мое уединение разрушилось, толком не начавшись. Это была поистине Чёрная Пятница! Пришлось вернуться в толпу. Я снова живу среди людей и горько протестую против Вселенной.

Пандемия

Нам посчастливилось жить в замечательное время – это век безумия, дни безверия, пора тьмы, стужа отчаяния, и кажется, что у нас впереди ничего нет! У каждого в глубине души есть потаённая мечта о небытии, но большинство её трусливо предаёт.

Женщина в чёрном

Медведенко. Отчего вы всегда ходите в чёрном?

Маша. Это траур по моей жизни. Я несчастна.

Медведенко. Отчего? (В раздумье) Не понимаю… Вы здоровы, отец у вас хоть и небогатый, но с достатком.

Маша. Вот своим достатком он меня и достал! Дело в том, что у него в жизни совсем нет мечты. Казалось бы, ему и предавать нечего. Но он и эту несуществующую мечту ухитрился предать!

Трое в гробах

–  Нам необходимо переменить на время образ жизни. – сказал Гаррис. В эту минуту дверь приоткрылась и в ней показалась головка миссис Гаррис.

– Вам лучше поменять его на образ смерти, заговорщически прошептала она и, широко распахнув дверь, с грохотом вкатила в гостиную массивный дубовый гроб на колесиках, а следом за ним еще два.

Кто прошёл на лодке вверх по реке, тот исходил лишь однообразие самого себя. Поэтому с того самого дня мы, все трое, мирно отдыхаем каждый в своём уютном гробу и ждём движения воды.

Поэт у окна

Беру кусок смерти, грубой и бедной, и творю из него сладостную легенду, ибо я поэт. Косней во тьме, тусклая, бытовая или бушуй яростным пожаром, над тобой, жизнь, я, поэт, воздвигну творимую мною легенду об очаровательной и прекрасной смерти. В спутанной хаотичной череде жизненных обстоятельств случайны всякое начало и всякий конец. А что может быть чудеснее быстрого конца? Если бы наша жизнь состояла в вечном стоянии у окна, каждый очень скоро выбросился бы из него.

Пляска смерти

Две равно уважаемых семьи

В Вероне, где встречают нас событья,

Ведут междоусобные бои

И не хотят унять кровопролитья.

Друг друга любят дети главарей,

Но семьи им послали избавленье.

Заставив яд принять. Им веселей

Не свадьба, а двойное погребенье.

И вот уже два черепа хохочут.

А Гамлет скоро третьим стать захочет.

Приключение

– Убили, значит, Фердинанда-то нашего. – сказала Швейку его служанка. – Счастливчик! А у нас из всех приключений – только в кровати елозить…

–  Ничего, пани Мюллерова, – ответил Швейк, – будет и на нашей улице праздник. Тем более, что похоже скоро начнётся мировая война.

Швейк со служанкой переглянулись и, тяжко вздохнув, отправились в кровать, где пани Мюллерова всякий раз баюкала Швейка, как безумная мать баюкает своего мёртвого ребёнка.

Шли и пели

Шли, шли и пели «Вечную память», и когда останавливались, то казалось, что её по налаженному продолжают петь ноги, лошади, дуновения ветра. Прохожие пропускали шествие, любопытные, весело приплясывая, входили в процессию, спрашивали: «Кого хоронят?» Им отвечали: «Живаго». «Что делается-то! А нас-то, нас-то когда же? Чем мы-то хуже? Мы ведь тоже живаго! Пустите и нас тогда в ящик!» Но им не о чем было волноваться: в конце концов, любопытные получили всё, что хотели. Их сердца вытекли из грудных клеток как содержимое треснувших кувшинов. Всё дело в том, что смерть всякий раз побеждает жизнь и, не имея больше перед собой жертвы, сама становится жизнью.

Москва

Я – москвич! Сколь счастлив тот, кто может произнести это слово, вкладывая в него всего себя. Я – москвич! Велик Я… Говорят, что за пределами Москвы есть еретики, которые утверждают, что никакой Москвы нет, что всё это телевизионный обман, матрица и набор симулякров. Какая трагедия не верить, что Москва существует! И какая трагедия в неё верить…

День прошёл

День, прошёл, ну и … с ним.  Он прошёл, как и вообще-то проходят дни, я убил, я тихо сгубил его своим примитивным и робким способом жить. Привычка жить это одна из самая низменная из всех потребностей. Но как её можно преодолеть? Я не мыслю, следовательно, я существую. Таким образом, чтобы освободиться от реальности, следует в первую очередь начать думать, и тогда многое сделается ещё более непонятным. У философии есть относительная ценность только в том случае, когда она мысленно уносит нас подальше отсюда.

Комаров и парижане

Триста сорок восемь лет, шесть месяцев и девятнадцать дней тому назад парижане проснулись под перезвон всех колоколов, которые неистовствовали за тремя оградами: Сите, Университетской стороны и Города. В Париж вошёл сам Комаров!

– Эй, Комаров, – окликнули его из толпы зевак, – пойдём ловить комаров!

– Нет! – наотрез отказался Комаров. – Я лучше пойду ковырять глистов! А потом выпущу их на свободу. Убивать это слишком предсказуемо, ну, а мне по душе интрига.

Костыльки

В семь часов тридцать две минуты утра весёлый солнечный зайчик проскользнул сквозь дырку в шторе и устроился на носу невесёлого ученика шестого класса Вольки Костылькова. Мальчик чихнул и проснулся. Из соседней комнаты доносился голос матери. Волька её недолюбливал, потому что она заставляла его по утрам вставать и весело ковылять по жизни на костыльках. При этом остальные дети, до изнеможения глупые, были намного сильнее его. Волькина бесполезная жизнь была посвящена уборке мусора и повторяющимся ошибкам. Волька тяжко вздохнул, взял свои костыльки и поскакал из дома на поиски живых.

Палка

Мистер Шерлок Холмс сидел за столом и завтракал. Обычно он вставал довольно поздно, если не считать тех нередких случаев, когда ему вовсе не приходилось ложиться. Я стоял возле камина на коврике и вертел в руках палку, забытую нашим вчерашним посетителем. Закончив завтракать, Холмс сел в своё любимое кресло и стал мучить скрипку. Вот здесь-то палка мне и пригодилась! Я убил ею сразу двух зайцев – неприятный шум и Холмса, гуманно избавив последнего от ничтожества и горестей жизни. Теперь я живу один и мне больше не нужно ни хотеть, ни понимать, ни анализировать.

Нужно ждать

Во Фландрии, в Дамме, когда май уже распускал лепестки на кустах боярышника, у Клааса родился сын Уленшпигель. Повитуха Катлина осмотрела его с ног до головы.

– В сорочке родился, повезло ему: не жилец он!

Но она ошиблась. Уленшпигелю предстояло ещё хорошенько помучиться, в том числе пережить пытки инквизиции. Ибо тем, кто имел несчастье родиться, смерть не даётся просто так, её следует заслужить. А до этого её остаётся только терпеливо ждать.

Тост про ожидание

Однажды заходит ко мне Алексей Степаныч Молчалин и говорит:

– Нужно, голубчик, погодить!

Разумеется, я удивился. С тех самых пор, как я себя помню, я только и делаю, что гожу. Вся моя жизнь исчерпывается этим словом.

 Помилуйте, Алексей Степаныч, – изумился я. – Сколько ещё годить?

– Не спеши, а то успеешь, –  загадочно ответил мой гость.

Так пусть наше ожидание будет ежедневным, обращённым в никуда призывом о том, чтобы оно поскорее закончилось!

Оптимист

Он поёт по утрам в клозете. Можете представить себе, какой это жизнерадостный, здоровый человек. Желание петь возникает в нём рефлекторно. Большего мерзавца сложно себе вообразить. Своим пением он глумится над сотнями несчастных, которые где-то на планете Земля именно в эти мгновения корчатся в муках. А также над теми, кто мучится непосредственно возле дверей, ожидая, когда он закончит. Но весельчак будет петь ровно до тех пор, пока весь мир вместе с ним не унесётся в вонючую даль.

Лолита

Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя. Ло-ли-та: кончик языка совершает путь в три шажка по нёбу, чтобы на третьем толкнуться о зубы. Ло-ли-та. Она была Лола в длинных штанах. Она была просто Ло по утрам и в одном носке. И она была Лилит, когда похищала новорождённых, чтобы пить их кровь и высасывать мозг из их костей.

Эрос и Танатос

Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в насекомое. Лёжа на панцирной спине, он не спеша обдумал новую ситуацию, после чего решил реализовать свою тараканью сущность и спустился на пол на поиски самки. Скоро он обнаружил подходящий экземпляр: красотка вылезла из щели и призывно шевелила усиками. Но не успел Грегор Замза наброситься на неё, как обоих накрыл карающий тапок. Его короткая жизнь и жизнь несостоявшейся подруги так и остались бессмысленными. Эти двое лишь слегка поиграли в существование, не думая о нём, под великим покоем звёзд.

Без вины виноватый

Кто-то, по-видимому, оклеветал Йозефа К., потому что, не сделав ничего дурного, он родился и был осуждён на жизнь.

Доктор

Добрый доктор Айболит!

Он под деревом сидит.

Приходи к нему лечиться

И корова, и волчица,

И жучок, и злой паук,

И Собчак, и Бондарчук.

Уничтожит всех подряд

Злобный доктор Айдавад!

Надписи на двери

Тсиникуб иквал ниязох

реднаероК дарноК лраК

Эти непонятные слова можно было прочитать на двери маленькой книжной лавочки, но, разумеется, только если смотреть на улицу из глубины полутёмного помещения. Однажды под этими надписями внезапно обнаружилось ещё одно загадочное слово – «йух». Увидев, с какой некомпетентностью и логической непоследовательностью неизвестный городской сумасшедший вступил с ним в диалогическую коммуникацию, ниязох остался крайне недоволен.

Ловец человеков

Самое прекрасное в жизни – бред и самый прекрасный бред – влюблённость. В утреннем, смутном как влюблённость, тумане – Лондон бредил. По улице, весело насвистывая, шёл афроангличанин Сэм, скрывая под плащом мачете. Навстречу ему шагал влюблённый отставной военный. Когда они поравнялись, Сэм, хохоча и пританцовывая, пустил в ход своё чудовищное оружие и превратил несчастного в заготовку для кебаба. Ибо с каждым сумасшедшим лучше разговаривать на языке его бреда.

Пешеходы

Пешеходов надо любить. Пешеходы составляют большую часть человечества. Мало того – лучшую его часть. Как философ, я противоречив. С одной стороны, мне нравится в них слабость, то есть, что у них нет авто и, следовательно, они не могут никого задавить, это мне нравится, это наполняет меня – ну, чем это меня наполняет? Негой, что ли? Ну да, это наполняет меня негой. Но, с другой стороны, это ведь пешеходы создали мир, построили города и провели канализацию! Это напрочь убивает всякую негу: ходи себе потихоньку пешком, но зачем же этот подлый мир создавать? И было бы смешно после этого говорить о неге…

Празднуем ночь

Моя жизнь – вечная ночь… что такое жизнь, как не безумие?

– А ты пока слушай, набирайся опыта. – сказал Глеб Жеглов и сразу забыл обо мне; и, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, я отошёл к стене, украшенной старым, выгоревшим плакатом: «Наркоделец! Экономь электричество!»

И вдруг до меня дошло, что этот призыв обращён лично ко мне! Я выскочил в коридор, нашёл там электрический щиток и моментально обесточил всё помещение. Всё кругом замерло и сердца на мгновение остановились. А потом отовсюду послышались торжествующие крики и люди стали искать в темноте друг друга, чтобы вместе праздновать Ночь.

Река без моста

– Хороший сегодня будет день! – сказал вслух Вадим. Он стоял перед распахнутой стеной, похлопывая себя по голым плечам и смотрел в сад. Небо было серое и на тропинке блестели лужи. Вадим подтянул трусы, спрыгнул в траву и побежал по тропинке по направлению к реке, через которую нет моста. Так он и бежит до сих пор, но тропинка никак не заканчивается. А впереди него бледным призраком маячит Джо Байден.

Счастливое местечко

Мне известно такое местечко, где нет ни смога, ни проблем парковки автомашин, ни демографического взрыва, ни холодной войны, ни водородных бомб, ни рекламных передач, ни совещаний на высшем уровне, ни помощи слаборазвитым странам, ни махинаций при уплате налогов, ни самого подоходного налогообложения. Чтобы быстро оказаться в этом раю, достаточно начать читать книгу с конца.

Бедность и богатство

Эту повесть я расскажу вам в том виде, в каком я слышал её от одного человека, слышавшего её от своего от своего отца, а тот от своего и так далее. Это история о том, как принц и нищий случайно поменялись местами и извлекли из происшедшего много полезных уроков. Каждый из них сделался в итоге лучше. Но всё это сказки в пользу бедных. В действительности и бедность и богатство одинаково портят людей.

Освобождение

Повесть эта о том, что случилось, когда твой дедушка был маленьким. Она очень важна, потому что без неё не поймёшь, как установилась связь между нашим миром и Нарнией. В это сложно поверить, но в те дни люди были ещё хуже, чем теперь. Поскольку тогда ещё не придумали компьютеры, родственники постоянно ходили в гости и надоедали друг другу. Маленький дедушка очень от них страдал, но однажды у него случился инсайт. Он спрятался от родственников в большом шкафу, просидел в нём три дня и три ночи и обнаружил там вход в Нарнию. Таким образом, мы можем рассматривать Нарнию как освобождение. Конечно, её невозможно представить нашим относительным сознанием, но значительное прояснение достигается созданием какой-то мыслимой логической модели.

Схоластика

Иисуса Христа много раз предупреждали, что Иуда из Кариота – человек очень дурной славы и его нужно остерегаться. И не было никого, кто бы мог сказать о нём доброе слово. Но, зная насколько все люди лживы, завистливы и ничтожны, Иисус до последнего сомневался – а вдруг Иуда составляет удивительное исключение? И он оказался прав, ибо предательство ведёт хотя бы к кресту, а добродетель не ведёт вообще ни к чему.

Входит и выходит

Мелеховский двор – на самом краю хутора. Воротца со Скотиньего база ведут на север, к Дону, а калитка от человечьего жилья – на юг, в станицу. Через эту калитку каждую ночь, крадучись, выходит соблазнять чужих жён Григорий. Обратно он возвращается только под утро, люто и бешено приплясывая, через воротца Скотиньего база.

Искушение

– И само сбой, – скороговоркой произнесла Джейн Смарт, – Сьюки сказала, что кто-то купил особняк Маллиганов.

– Мужчина? – спросила Александра Споффорд, чувствуя, что осталась в стороне от главного события.

– К счастью, да! – не в силах сдержать ликования, воскликнула Джейн.

Последовало недолгое молчание, когда каждая думала о своём и обе об одном и том же. В наступившей тишине медленно зашевелились зыбкие, таящиеся привидения похоти.

Преодоление искушения

Сановитый, жирный Бык Маллиган возник из лестничного проёма, неся в руках чашку с пеной. на которой лежала бритва. Жёлтый халат его, враспояску, слегка вздымался за ним на мягком утреннем ветерке. Не обращая никакого внимания на собравшихся внизу дам, он распахнул халат, вынул пену на свои гениталии и начал методично их брить. Присутствующие молча и в изумлении наблюдали за его действиями. Внезапно Бык бешено закатил глаза и сделал резкое движение бритвой, хлынула алая кровь.

– Аххх… – простонали, опускаясь на подкосившихся от слабости ногах невольные свидетельницы произошедшего изуверства.

– Не дождётесь! – торжествующе рявкнул Бык Маллиган.

Зачем пишут книги

Вскоре после рассвета или того, что могло считаться в нормальном небе рассветом, мистер Артур Сэммлер открыл мохнатый глаз, окинул взглядом все книги своей вестсайдской спальни и всерьёз заподозрил, что книги были не те, потому что все они лгали. Ведь книги пишут только для того, чтобы люди не сошли с ума от истины.

Лучший правитель

Если ясное и очевидное само себя объясняет, то загадка будит творческую мысль. Вот почему, по словам мудрого Лао-цзы, лучший правитель это тот, о котором народ знает лишь то, что он существует. Ещё лучше, добавлю от себя, если народ даже в этом не уверен. Ну, а величайший из всех это правитель, которого на самом деле нет.

Муха

Я сидел в своём кабинете, аренда кончилась, и Маккелви уже начал процедуру выселения. Стояла адская жара, кондиционер не работал. По моему столу ползла муха. Я протянул руку и ладонью выключил её из игры. Потом вытянул ногу и пяткой выключил из игры себя. Игра закончилась.

Чёрный

Одно было совершенно ясно: белый котёнок здесь ни при чём; во всём виноват чёрный и никто другой. Вообще говоря, всё зло в мире от чёрного. Что общего мы имеем с ним?

Свидетельство Заратустры

Когда мне исполнилось тридцать лет, покинул я родину и озеро своей родины и ушел в горы. Здесь наслаждался я своим духом и своим одиночеством и в течение десяти лет не утомился этим. Но наконец изменилось сердце мое и в одно утро спустился я вниз, к людям. А у них в это время проходил праздник и с каната упал и разбился канатный плясун. Люди с отвращением сторонились искалеченного умирающего. Лишь я склонился над ним и радостно воскликнул:

– Теперь я воочию вижу, что смерть с рождения заключена в нас самих, в любой момент она так близка, что можно совершенно не беспокоиться о жизни.

Сказав это, я немедленно возвратился в горы и не стал ничего проповедовать.

Островок

Проявлением наибольшего милосердия в этом мире является, на мой взгляд, неспособность человеческого разума связать воедино всё, что этот мир в себя включает. Мы живём на островке невежества, посреди бесконечного океана небытия и сам островок неуклонно уходит у нас из-под ног. При этом нам приходится постоянно закрываться на задвижку, поскольку реальность в любой момент может ворваться и застать нас врасплох.

Сумрачный лес

Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу.

Утратил правый путь во тьме долины –

Каков он был, о, как произнесу?

Оставив мир, жестокий и грозящий,

Я постепенно углубился в чащу.

Своё отчаянье в Небытие несу.

Живые и мёртвые

Я живу на вилле Боргезе. Кругом – ни соринки, все стулья на местах. Мы здесь одни и мы – мертвецы. Вчера вечером Борис обнаружил вшей, но ни он, ни вши не прервали моих размышлений. Я ощущаю живых так же, как живые ощущают вшей.

Нечаянная радость

Меня всегда тянет к тем местам, где я когда-то жил, к домам, к улицам. Есть, например, большой тёмный дом на одной из улиц Ист-Сайда, в нём я поселился, когда приехал в Нью-Йорк. Там у меня была комната, заставленная всякой рухлядью. Когда я вошёл в неё спустя двадцать лет, то обнаружил, что комната на месте, а вот рухлядь куда-то исчезла. Поразительно, но мир иногда, каким-то чудом, спонтанно изменяется к лучшему!

Прогноз погоды

Над Атлантикой была область низкого атмосферного давления, она перемещалась к востоку, к стоявшему над Россией антициклону. Но в Россию она не проникла, побоялась. Выражается сильно русский народ!

Где я не был

Гроза омыла Москву 29 апреля, и стал сладостен воздух, и душа как-то смягчилась, и жить захотелось. В сером новом моём костюме и довольно приличном пальто я шёл по одной из центральных улиц столицы, направляясь к месту, в котором никогда ещё не был: к мавзолею вождя. Оказавшись там, я возлёг рядом с мумией красного божества и сделал приличествующее значительности происходящего выражение лица. И тут меня приняли санитары! Теперь я оказался в ещё одном интересном месте столицы, где тоже никогда до этого не был, и где собрали всех, кто несмотря ни на что продолжает утверждать, что наш мир – самый лучший из всех возможных миров.

Любовное письмо

Помню просторный грязный двор и низкие домики, обнесённые забором. Двор стоял у самой реки, и по веснам, когда спадала талая вода, он был усеян ракушками, а иногда и другими более интересными вещами. Так, однажды мы нашли туго набитую письмами сумку, а потом вода принесла и труп почтальона. Это произошло уже не в первый раз. Я принёс мокрую сумку отцу и рассказал ему об очередных подарках реки. Отец достал из сумки мокрое письмо и с трудом стал его читать. Письмо было о любви.

– Не будем любить даже мысленно! – заявил отец и с отвращением велел выбросить все находки в выгребную яму. – Мы тоскуем по близости – и почитаем ее за яд, когда она ниспослана. Мы с сызмальства учимся ее остерегаться: «никогда не раскрывайся» – повторяем мы... неужто ты хочешь, чтобы чьи-то грязные заскорузлые пальцы теребили сокровенные фибры твоей души?

После этого происшествия мы вновь обрели покой и продолжили пить с отцом водку и шить на продажу саваны.

Нож и философия

Мы сидели на травке в пыльном скверике под окнами заводского управления и переваривали обед – каждый по-своему. Федя читал «Калградские новости», медленно ведя по строчкам чёрным неразгибающимся пальцем, мрачный Витька Корнеев лелеял обуревавшие его чёрные замыслы, Эдик Амтерян спрашивал, Роман Ойра-Ойра отвечал, а я, не теряя драгоценного времени, загорал на солнце. Внезапно Витька достал нож и молниеносными движениями руки прекратил вопросы и ответы, дав на всё один исчерпывающий ответ. Федя бросил газету и попытался убежать, но и его настиг карающий нож. Я продолжал лежать, ожидая конца. И тут Витька Корнеев выбросил нож в траву и спокойно спросил:

– Теперь ты понял, что Дао, которое можно выразить словами, не есть подлинное Дао?

Свидетельство Измаила

Зовите меня Измаил. Несколько лет тому назад, когда именно неважно, я обнаружил, что в кошельке у меня почти не осталось денег, а на суше не осталось ничего, что могло бы ещё занимать меня, и тогда я решил сесть на корабль и поплавать немного, чтобы поглядеть на мир с его водной стороны. Однако и с водной стороны, равно как со стороны половой любви, мир оказался уродливым и скучным, а к тому же ещё и влажным. Но и этого мне оказалось мало. Тогда я решил на всякий случай пополнить свой кошелёк. Нет пределов несовершенству! Ведь каждый из нас может сделать мир ещё хоть чуточку хуже.

Синяя Борода

Жил-был однажды человек, у которого водилось много всякого зла: были у него красивые дома в городе и за городом, золотая и серебряная посуда, шитые кресла и позолоченные кареты, но, к несчастью, борода у этого человека была синяя, и эта борода придавала ему такой грозный и безобразный вид, что все девушки и женщины, бывало, как только завидят его, так давай Бог поскорее ноги. Наконец, это человеку надоело, и он перекрасил бороду. В тот же день, как только он вышел на балкон, внизу собралась огромная толпа возбуждённых дам. И тут Перекрашенная Борода понял, что проиграл. Всю оставшуюся жизнь он пользовался плодами своего поражения.

Старик и мальчик

Старик рыбачил на своей лодке в Гольфстриме. Вот уже восемьдесят четыре дня он ходил на лодке и не поймал ни одной рыбы. Первые сорок дней с ним был мальчик. Но потом старик пожалел мальчика за то, что он, если выживет, тоже когда-нибудь сделается стариком. Поэтому старик съел его вместо рыбы, испытав в который уже раз удовольствие от самопознания.

Посвящение доктору Лектеру

А в некоем селе Ламанчском, которого название у меня нет охоты припоминать, не так давно жил один из тех идальго, чьё имущество заключается в древнем щите, тупом копье, тощей кляче и борзой собаке. Бедняга постоянно недоедал. Проще говоря, он тяжко страдал от голода. Однажды несчастный окончательно впал в отчаяние, и, проливая горькие слёзы, с трудом проткнул свою костлявую клячу копьём. После этого он целый месяц отваривал в котелке кости, чтобы, потея и причмокивая, спасаться от голода сытным, питательным бульоном. Но всё проходит, закончилось и это. Потом наступил черёд борзой собаки. Её наш герой оглушил древним щитом, после чего также отварил и съел, облизывая пальцы и урча от удовольствия. А когда в его хозяйстве больше никого не осталось, он стал приглядываться к проживавшему по соседству недалёкому толстяку Санчо. И здесь на нашу поучительную историю милостиво опускается спасительный туман. Впрочем, иные утверждают, что это никакой не туман, а жертвенный дым.

Свидетельство Казановы

Глупая служанка много опасней чем скверная и для хозяина обременительней, ибо скверную можно наказать, и поделом, а глупую нельзя: такую надо прогнать и впредь быть умнее. Моя извела на обёртки три тетради, в которых подробнейшим образом описывалось то, что я собираюсь изложить в главных чертах здесь. Я большую часть жизни настолько часто предавался соитию с женщинами, мужчинами, мелким рогатым скотом и самим собой, что потерял счёт своим потерям и вынужден был всех их записывать. Тем временем окружающие решили, что мои любовные подвиги – это миф, искусно создаваемый мною с целью сокрытия собственного мужского бессилия. Но всё это чистая правда, лишь свою глупую служанку я из ехидства не тронул, за что она мне, видимо, и отомстила. Теперь же я стар и на самом деле утратил мужскую силу, а вместе с ней и смысл жизни. Впрочем, у меня, как и у всех остальных его, по большому счёту, не было. Единственный вывод, к которому я пришёл на закате жизни: чувствовать – это утомительно.

Шведская семья

В городе Стокгольме, на самой обыкновенной улице, в самом обыкновенном доме живёт самая обыкновенная шведская семья по фамилии Свантесон. Семья эта состоит из двух самых обыкновенных пап, двух самых обыкновенных мам и трёх их общих детей: Боссе, Бетан и Малыша. Папы и мамы постоянно заняты и мало интересуются детьми. Боссе и Бетан уже достаточно взрослые, чтобы развлекать друг друга. А вот Малыш ужасно одинок, поэтому он подружился с бездомным мужчиной в самом расцвете сил, по фамилии Карлсон, который живёт на крыше. Карлсон часто играет с Малышом и за это получает много плюшек. Многие до сих пор полагают, что Карлсон является плодом воображения одинокого Малыша, проявлением его Эдипова комплекса, но это не так. Мне больно об этом говорить, но это мы с вами всего лишь ментальные реальности, а все, о ком рассказано в этой правдивой истории – реальности вполне материальные.

Дама с собачкой

Говорили, что на набережной появилось новое лицо: дама с собачкой. Дмитрий Дмитрич Гуров, проживший в Ялте уже две недели и привыкший тут, тоже стал интересоваться новыми лицами. Сидя в павильоне у Верне, он видел как по набережной прошла молодая дама, невысокого роста блондинка в берете, за нею бежал белый шпиц. Дмитрий Дмитрич потихоньку устремился за ней и, улучив момент, когда дама отвлеклась, незаметно отвязал собачку и пристроился вместо неё. Так они чинно шествовали по набережной – впереди дама в берете, а за нею на четвереньках Дм. Дм. Гуров. Встречные при виде их почтительно расступались. Наконец дама случайно обнаружила подмену.

– Вы кто? – удивлённо спросила она.

– Позвольте представиться: Гуров.

– Что вам угодно?

– Дело в том, что я пылко влюблён, –  охотно пояснил Гуров, – однако категорически не желаю обладать вами, ведь это означало бы опошлить мои чувства. Поэтому я решил сделаться вашей собачкой.

Дорога и вещества

Сидя у дороги, мерно раскачиваясь и наблюдая как медленно поднимается по косогору повозка, Анна думает: «Я пришла из Алабамы. Путь далёкий. Пешком из самой Алабамы. Путь далёкий. Но это ничто по сравнению с путешествием из одной ночи в другую, которое меня много лет тому назад насильно заставили предпринять в компании всех живых, мёртвых и не родившихся».

Литературный обед

Писатель должен смотреть на себя не как на барина, устраивающего званый обед или даровое угощение, а, скорее, как на содержателя харчевни, где всякого почуют за деньги. Оптимальный же вариант – это когда хозяин харчевни устраивает, руководствуясь исключительно своими вкусами, роскошный обед для себя одного. Но даже этого недостаточно, потому что после обеда остаются грязные тарелки и философские вопросы. Так что же, есть чтобы жить? Жить чтобы есть? Не есть чтобы не жить? Все три варианта невыносимо скучные. Однако намного тоскливее ненавистная работа как последнее пристанище тех, у кого плохой аппетит.

Уход Городничего

Городничий. Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить пренеприятное известие: к вам едет ревизор.

Аммос Фёдорович. Как ревизор?

Артемий Филиппович. Как ревизор?

Городничий. Ревизор из Петербурга, инкогнито. И ещё с секретными предписаниями.

 Аммос Фёдорович. Вот те на… Ну, и каков он?

Городничий. Много разговаривает. К тому же имеет кучу всяких идей! Он к вам всерьёз и надолго. Похоже, что навсегда. Ну, а я ухожу – устал.

Мы не ждём перемен

Немалого труда стоило мне выбрать день и час, с которого надо начать рассказ, но я наконец остановил свой выбор на одной из сред, когда мы собрались ко второму завтраку. Разделавшись с куском варёного мяса, я с горячностью, отнюдь не приличествующей моему сану, заявил, что тот, кто убьёт полковника Протеро, укравшего у соседей скудную пенсию, поистине облагодетельствует мир. Но мне убедительно объяснили, что на смену Протеро непременно придут другие полковники, а эмпирический опыт показывает, что каждый следующий полковник обязательно будет на порядок хуже предыдущего. С тех пор я ненавижу любые перемены.

Лёд и пламя

Много лет спустя, стоя в ожидании расстрела, полковник Аурелиано Буэндиа припомнил тот жаркий день, когда отец повёл его поглядеть на лёд. Потом цирк уехал, а жара осталась. Теперь, окончательно изнемогший от обжигающего зноя и жажды, полковник с нетерпением жаждал расстрела. Но ожидания вновь его обманули, ибо часто случается так, что смерть мошенничает ничуть не хуже жизни.

Смех и слёзы

Мистер Аттерсон, нотариус, чьё печальное лицо никогда не освещала улыбка, был замкнутым депрессивным человеком, немногословным и неловким в обществе, сухопарым, пыльным, скучным – и всё-таки очень симпатичным. А комик мистер Бин, который постоянно хохотал, как гиена, и вообще был интересным и общительным субъектом, вызывал у окружающих стойкое отвращение. Каждый ясно видел, что у мистера Бина на душе помойка. Но часто сквозь видимый миру смех льются невидимые слезы. Из таких вот запутанных непониманий соткано восприятие нас другими.

Кончина Дюдю

Амадис Дюдю не слишком уверенно шагал по узенькой улице, являвшей собой самый длинный из наикратчайших путей к остановке 666-го автобуса. Придя на остановку, возле которой был установлена табличка с надписью: «Сатановка», Дюдю некоторое время подождал, но вместо автобуса к нему подъехал чёрный катафалк. Водитель, пожилой таджик, одетый в чёрное, приглашающе помахал рукой. И тогда Дюдю всё понял.

Весь сотрясаясь, он сказал себе: «талифа куми», то есть «встань и иди отсюда». Его ангелы немотствовали, а лукавый таджик негромко смеялся.

Смысл жизни

В уездном городе N. было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что сразу становилось ясно: жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову и сразу же умереть. Впрочем, как и повсюду.

Русская сила

В ворота гостиницы губернского города N. въехала довольно красивая рессорная Русь-тройка, в которой сидели мелкий жулик и два его раба: Петрушка и Селифан. Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу?!

Эликсир бессмертия

В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер один молодой человек вышел из своей каморки, которую снимал от жильцов в С-м переулке, на улицу и медленно, как бы в нерешительности, отправился в бессмертие, которого тысячи лет жаждали как лучшие, так и заурядные представители человечества. Но никто из них не знал, что бессмертным делает человека обыкновенный топор.

Смена поколений

На очень холодной площади в декабре месяце тысяча восемьсот двадцать пятого года перестали существовать люди двадцатых годов с их прыгающей походкой. Хоть они и пытались убежать, но далеко не упрыгали. Их всех выловили и увезли на телегах в Сибирь. Теперь они прыгают там от холода по сугробам и протаптывают в снегу тропинки. А на опустевшую площадь пришли люди тридцатых годов: эти, на всякий случай, предусмотрительно передвигались на четвереньках.

Что естественно, то не безобразно

Фома Пухов не одарен чувствительностью: он на гробе жены вареную колбасу резал, проголодавшись вследствие отсутствия хозяйки. А потом пригласил соседку и тоже употребил на гробе. Позвал бы её и раньше, да неохота было делиться колбасой.

–  Естество свое берет! — заключил Пухов по этому вопросу.

Смирные люди

Я, Никанор Затрапезный, принадлежу к старинному пошехонскому дворянскому роду. Предки мои были люди смирные и уклончивые. В пограничных городах и крепостях не сидели, побед и одолений не одерживали, зато кресты целовали по чистой совести, кому прикажут, беспрекословно. И не только кресты. Вот так и выбились в захудалые дворяне. Теперь мы по-прежнему живём в Пошехонье, и продолжаем уклончиво целовать вышестоящих: следуя привычке и применительно к подлости.

Две загадки

Когда-то, еще мальчиком, я не в шутку пытался убежать к индейцам. Родители упорно не говорили мне откуда берутся люди, поэтому вся надежда была на индейцев. Когда побег мой не удался, меня наказали, а вопрос не решили. Потом я вырос, но так ничего и не узнал. Больше того, к первой тайне добавилась вторая. Дети не знают, откуда появляются люди, а взрослые  –  для чего.

Экология

Как ни старались люди, собравшись в одно небольшое стадо в несколько сот тысяч голов, изуродовать ту землю, на которой они жались, до поры до времени плодов их жизнедеятельности не было видно. Но вот пришла весна, растаял снег и всё тайное стало явным. Едва ли есть высшее из наслаждений, чем счастье гадить!

Святые сны

Однажды святой Дунстан, ирландец по национальности и святой по роду занятий, отплыл из Ирландии на пригорке к французским берегам и добрался таким способом до бухты Сен-Мало. Сойдя на берег, он благословил пригорок, который, отвесив ему несколько низких поклонов, воротился в Ирландию той же дорогой, которой прибыл. Св. Дунстан, помолившись, устроился на ночлег там же, на берегу. А когда проснулся, то обнаружил, что снова находится в Ирландии, в пабе, где уснул накануне. Святой горько раскаялся, дал зарок не злоупотреблять алкоголем, и путешествующие пригорки ему больше не снятся. Его мечты и сны сразу сделались скучными и реальными. Его сердце теперь постоянно подавлено, а память о прошлом преобразуется в тревоги.

А был ли мальчик?

– Том!

Нет ответа.

– Том!

Нет ответа.

– Куда же запропастился этот мальчишка? Том!

Нет ответа.

– А был ли мальчик? – спросила сама себя тётя Полли. – Выходит, что не было. А что же тогда было? Моя абсолютно произвольная придуманная конструкция.

Как многие одинокие люди (и философы), тётя Полли любила рассуждать сама с собой. Придя к своему неутешительному выводу, она тяжко вздохнула, взяла ведро с краской и кисточку, и отправилась красить забор. Ибо, если никого нет, то кто, если не мы?

Секрет счастья

Формы счастья очень разнообразны, и не следует удивляться, что жители страны, которой правит генерал Орангу, счастливы с того дня, когда в их кровь начали попадать золотые рыбки. В тот день генерал легализовал наркотики и его подчинённые, одурев от счастья, принялись стремительно размножаться. Счастливчиков становится всё больше, непрерывные фантазии заменяют им убогую реальность. Лишь один генерал не обманывается относительно внутреннего механизма своего и всеобщего самообмана.

Учитель

Ты порадуешься, когда услышишь, что предприятие, вызывавшее у тебя столь мрачные предчувствия, началось столь благоприятно. Я прибыл сюда вчера и спешу прежде всего заверить, что у меня всё благополучно и что я всё более убеждаюсь в благополучном исходе моего дела, которого остаётся ждать каких-то тридцать три года. Словом, всё идёт по плану. Я даже немного завидую окружающим, потому что у меня самого никогда не было никого, кого я мог бы назвать учителем.

Луковое горе

Чиполлино был сыном Чиполлоне. И было у него семь братьев – настоящая луковая семья! Люди они были хорошие, да только не повезло им. Что поделаешь – где жизнь, там и слёзы. Зато каким свежим, каким счастливым был их ужас при мысли о том, что когда-нибудь их порежут в салат!

Свидетельство мавра

Я потерял счёт дням с той поры, как бежал от ужасов безумной горной крепости Васко Миранды в андалусском городке Бененхели, – бежал к смерти под покровом темноты. Теперь я обрёл покой. Лишь изредка меня тревожат негромкие звуки наверху, когда кто-то бродит по моей могиле.

Молчание Вселенной

Мне кажется, географы сами не знают, что говорят. И остальные учёные тоже.  О философах я вообще молчу. Что касается самого меня, то я… молчу, молчу.  Как говорил классик: немотствуют уста… И вместе со мной безмолвствует практически весь космос. Наверно, Вселенная чувствует вину за то, что она есть.

Заведующий Вселенной

Осе. Врёшь ты всё, Пер.

Пер Гюнт. Чего мне врать-то?

Осе. Поклянись!

Пер Гюнт. На кой мне ляд?

Осе. Знаю я вашего брата:

Крутишь – значит виноват!

Пер Гюнт. (продолжая раскручивать Вселенную) И всё-таки она вертится. А люди пускай и дальше думают, что это происходит само по себе. Кручу, верчу – обмануть хочу!

Соломенные псы

Девочка Дороти жила в маленьком домике посреди огромной канзасской степи. Её дядя Генри был фермером, а тётя Эм вела хозяйство. Однажды домик вместе с Дороти сдуло ветром и унесло в страну Оз. Там она встретила соломенное пугало по имени Страшила. Хотя Страшила служил пугалом, его никто не боялся, потому что он был безмозглым. А когда Дороти вместе со Страшилой отправилась к богам, чтобы выпросить для него мозги, боги ей отказали. После этого Дороти поняла, что Небо и Земля не милосердны: люди для них – лишь соломенные псы.

Женская тайна

Каким бы образом и при помощи каких бы средств ни относилось познание к предметам, во всяком случае созерцание есть именно тот способ, каким познание непосредственно относится к ним и к которому как к средству стремится всякое мышление. Поэтому, чтобы познать женщину, достаточно её созерцать, но ни в коем случае не трогать руками, иначе чистота мыслительного эксперимента будет грубо нарушена, а женщина из идеальной модели превратится в тыкву.

Парфюмер

В восемнадцатом столетии во Франции жил человек, принадлежавший к самым гениальным и самым отвратительным фигурам этой эпохи, столь богатой гениальными и отвратительными фигурами. О нём и пойдёт речь. Его звали Жан Батист Гренуй, а был он модным парфюмером и серийным убийцей. Высшим блаженством для него было вдыхать запах разложения прекрасных дам и практиковать Випассану, то есть, углублённо размышлять о том, что всё родившееся подвержено тлению.

Двое в песках

В один из августовских дней пропал человек. Он решил использовать свой отпуск для поездки на побережье, до которого поездом было полчаса езды, и с тех пор о нём ничего не слышали. Человек познакомился на пустынном берегу моря с женщиной, и они решили больше не возвращаться в город на службу. Вместо этого они вырыли в песке нору, в которой жили долго и счастливо. И даже умерли в один день, задохнувшись в песке от восторга. Через много лет крестьяне нашли их черепа, унесли в деревню, и пользуются ими в хозяйстве. Теперь их будущая смерть постоянно присутствует рядом с ними.

Live fast, die young

Есть такая легенда – о птице, что поёт один раз за всю свою жизнь, но зато прекраснее всех на свете. Это выгодно отличает её от всех остальных пернатых, которые поют, не смолкая, всю жизнь, но отвратительно. Так вот, однажды эта маленькая, но очень гордая птичка покидает своё гнездо, летит искать куст терновника, и не успокоится, пока не найдёт. Среди колючих ветвей запевает она песню и бросается грудью на самый длинный и самый острый шип. Лучшая песня и лучшая жизнь – короткие.

Проделки Гулливера

Автор этих путешествий мистер Лемюэль Гулливер – мой старинный и близкий друг, он приходится мне также сродни по материнской линии. В своё время он много плавал по морям и посетил земли лилипутов и великанов. Вернувшись в Англию, он пришёл к выводу, что всё кругом одинаково, потому что микромир и макромир в своём строении повторяют друг друга. Гулливер купил небольшой домик в Ноттингемпшире, где мог часами стоять посреди комнаты, рассматривая старую шляпу, и воображая обитающие внутри неё невидимые разумные цивилизации. Наконец он с дьявольским хохотом бросал шляпу в огонь, потом подходил к окну и подозрительно поглядывал на небо.

Новогодняя резолюция

В новом году я изо всех сил постараюсь:

Пить больше 14 крепких алкогольных напитков в день.

Курить.

И ещё сильнее нервировать окружающих.

Словом, буду бережно оживлять  воспоминания о том, как я провёл свои детские годы.

Дружная семья

Эх, сколько народу! Четверо очень старых людей – родители мистера Бакета, дедушка Джо и бабушка Джозефина, родители миссис Бакет, дедушка Джордж и бабушка Джорджина. А ещё мистер и миссис Бакет. И их маленький сын – Чарли Бакет. Здравствуйте, здравствуйте и ещё раз здравствуйте! Я рад встрече с вами. Не буду нарушать ваш покой, только немного оградку подкрашу.

Счастье одиночества

Отужинав на прощание с моими друзьями, я лёг в кибитку. Друзья разошлись по домам, а мой ямщик, по своему обыкновению, поскакал во всю свою мочь, и в несколько минут он был уже за городом. Я остался неподвижно лежать в кибитке, которая стояла посреди оживлённой улицы. Прохожие шли по своим делам, и никто не обращал на меня внимания. Я был, как всегда, в толпе и совершенно один. Те, кто счастлив по-настоящему, не соединяются в группы: каждый проливает невидимые слёзы в одиночестве.

Больница

После целой вечности ожидания, кажется, что-то стало проясняться. Я попытался пошевелить пальцами ног, и мне это удалось. Я лежал, распластавшись, в больничной постели. Обе ноги мои были в гипсе, но всё-таки это были мои ноги. Значит, рано или поздно, я смогу убежать из больницы. Ведь когда Ангел Смерти понял, что в одиночку не справляется, он призвал на помощь врачей.

Конец сказки

У него было две сказки. Одна своя, о которой никто не знал. Другая та, которую рассказывал дед. Потом не осталось ни одной. Об этом речь. В тот год ему исполнилось семь лет, шел восьмой. Сначала был куплен портфель. Черный дермантиновый портфель. А в портфеле лежала верёвочная петля. И сразу обе сказки закончились, потому что в сравнении с петлёй любые допущения и гипотезы метафизически несостоятельны.

Зимний сон

Первый снег пал на Муми-Дол хмурым утром. Он подкрался, густой и безмолвный, и за несколько часов выбелил всю долину. Муми-тролль стоял на крыльце, смотрел, как земля пеленает землю в свой белый саван, и думал спокойно: «Вечером мы погрузимся в спячку». Ведь все муми-тролли делают так, когда заканчивается жизнь (и по правде сказать это очень разумно, если кто не любит жить). Нужно уметь победить бессонницу. Для этого полезно вести бесконечный отсчёт утопленников.

Вот и всё

Ну, вот и всё. Я лежу на пустынном пляже Биг-Сур, на том же месте, где и упал. Всё растворяется в нежной морской дымке, на горизонте ни паруса; на скале напротив тысячи птиц, на другой – семейство тюленей: самоотверженный папаша неутомимо выныривает из волн с рыбой в пасти, поблескивая на солнце. Мы все – птицы и мечтатели, тюлени и герои – играем в жизнь, не думая о ней. Только немногие изредка задумываются о том, что неплохо было бы когда-нибудь подумать.

Кукольник

Чувство глубокой грусти охватывает Кукольника, когда он сидит на подмостках и смотрит на ярмарку, гомонящую вокруг. Здесь сплошь одни клоуны которые едят и пьют без всякой меры, влюбляются и изменяют, кто плачет, а кто радуется, здесь курят, плутуют, выпивают без всякой радости, дерутся и пляшут под пиликанье скрипки. Что же произошло? Цирк сгорел, клоуны разбежались, и Кукольник остался не у дел. Тем более, что его на самом деле нет: его придумали по причине экзистенциального страха клоуны, когда были детьми. Но теперь они повзрослели, утратили всякий страх, и даже не видят большой сундук, в который всех в финале сложат в виде тряпок. Клоуны решили, что жить означает быть кем-то или чем-то иным, и вообразили себя теми, кем они не являются – Кукольниками.

Сообщение Эдварда Нортона

То этот Тайлер устраивает меня на работу официантом, то пихает мне ствол в рот и заявляет, что, для того, чтобы обрести жизнь вечную, нужно сначала умереть. Если верить ему, то истина обретается по ту сторону отчаяния, а человеческий мир крайне примитивен и кажется сложным лишь пока ты считаешь себя его частью.