От вещей к событиям
Мышление современного человека локально, собрано в кучку: мы выделяем в мире некоторую целостность – прежде всего обращая внимание на пространственные границы, на то, что можно охватить взглядом – называем эту целостность «вещь», и говорим, вот она здесь (в точке пространства) и сейчас (в моменте времени).
Мышление современного человека локально, собрано в кучку: мы выделяем в мире некоторую целостность – прежде всего обращая внимание на пространственные границы, на то, что можно охватить взглядом – называем эту целостность «вещь», и говорим, вот она здесь (в точке пространства) и сейчас (в моменте времени).
Вычленив множество вещей, мы начинаем их сравнивать и, замечая различия, приписываем им предикаты: теплая, большая, зеленая, слева, красивая. Если точка привязки вещи к пространству меняется, мы говорим: вещь движется, – и описываем это движение в понятиях «траектория», «скорость», «ускорение». Сообразив, что вещи двигаются не сами по себе, а лишь под влиянием других вещей, называем это влияние взаимодействием, рассуждаем о силах, энергиях. Если вещь, перемещаясь во времени и пространстве, меняет свои предикаты (становится, скажем, из теплой – холодной, из большой – маленькой), то мы отмечаем, что вещь под воздействием сил переходит из одного состояния в другое. И все становится на свои места, мир представляется нам пусть и не до конца известным, но по крайней мере понятным: если опишем состояния всех вещей в текущем «сейчас», то сможем узнать состояние мира во все последующие моменты времени. Ясность видения чуть смазала квантовая механика, да и то не сильно –мы теперь должны говорить не о предсказуемости состояний, а о расчетности их вероятностей. Но общая картинка не поменялась: знаешь точку, момент, состояние (набор предикатов), силы – значит, знаешь все (ну все, что возможно знать).
И было бы совсем чудесно, если бы на все, что движется/меняется, что влияет на нас, мы могли бы указать пальцем: вот оно круглое и твердое здесь и сейчас летит прямо в голову – увернулся и двигайся дальше по расчетной траектории. Так нет же, нас держит не только гравитация и не пускает вперед не только сила трения. Мы постоянно запутываемся в своих мыслях, протискиваемся сквозь экономические обстоятельства и бесконечно попадем в тупики моральных обязательств. Физики нас явно обманули. Ведь не может же быть, чтобы атомы-молекулы так изощренно завихрялись по воле лишь нескольких примитивных сил. По сути, там ведь только притяжение и отталкивание. Тут точно что-то не так с этими «точка – момент – состояние – сила». Был бы хаос, так и понятно: взорвалось и разлетелось. Ан нет: молекула к молекуле приладилась, окружила себя другими молекулами, все они слиплись в конечном итоге в нечто с руками и ногами, а это нечто еще и думает головой: «Как это Я такое получилось?»
Тут, действительно, задумаешься над тем, как можно надеяться получить понимание/описание сложного (скажем, человека), исходя из анализа простого: падения камней, отталкивания электронов, расширения газа? Как можно предполагать, что наука, изначально построенная на логике описания вещей – всяких там шариков-частиц, летящих по траекториям, – может быть полезной для понимания сущностей, принципиально не локализуемых в пространстве и времени.
Давайте откатим назад, к началу текста – ну и к началу познания – и попробуем выделить то, что нас интересует в качестве его (познания) предмета. Спросим: интересно нам то, что имеет форму, что справа-слева, что привязано к точке и фиксируемо в момент времени? Да, было интересно, но про это мы практически всё уже знаем. Сами можем слепить из этого хоть конфетку, хоть айфон. Сейчас уже не завлекает. Нам бы про психику, про сознание, ну хотя бы про экономику, на худой конец. А на это пальцем не укажешь. Вроде все это здесь где-то, различаемо то тут, то там. Но в кучку собрать, предикат приписать, да еще по траектории послать не получается. Не годится вещный подход. Не вещи все это. А что? Что различаемо то там, то тут?..
Там и тут, конечно, не предметы нашего вопрошания, не психика и экономика, а лишь их элементы. Вещи? Нет – события. «Ах, вот ты куда?..» Ну да – туда: если не удается собрать целое из вещей, наверное, надо попробовать слепить его из событий. Ведь это элементарно. Оглянитесь. Мы живем не столько в мире вещей, сколько в мире событий. К тому же, при детальном рассмотрении на уровне той же квантовой физики все вещи лишь множества событий, упрессованных во времени в момент так, что на них мы можем показать пальцем. А «вещи» посложнее – те, которые вообще и не вещи, те, что нас интересуют, – есть такие же множества событий, но только не умещающиеся (по причине своей сложности, объемности) в наше «сейчас». Хотите понимать что-то, помимо вещей, помимо состояний-траекторий, – учитесь различать события, окучивать их в системы.
Итак, взгляд на мир как на нечто, собранное из кирпичиков, и годится только для описания кирпичиков – пространственно и временно локализованных вещей. Наука, научившаяся описывать вещи, в итоге ничего другого, кроме вещей, предложить нам и не может. Она бессильна описать «перемещение» того, что не привязано к пространственной точке, что не имеет размера и формы. Она не способна приписать предикат тому, что нельзя запечатлеть в момент времени. Остановите мысль, остановите живой организм – и нет уже того, о состоянии чего хотелось рассуждать. Но это «то» существует, и мы ощущаем, различаем его по потоку событий. Оно и есть этот поток. Так что речь идет о смене взгляда – с сосредоточенного на здесь и сейчас на темпорально рассредоточенный, пытающийся схватить целое во множестве событий, – о смене вещной парадигмы на событийную.
Размазанность по времени
Вот перед нами вещь – небольшая, белая, мягкая, с ушами и хвостом – находится в состоянии покоя (дремлет). И вдруг эта вещь вскочила, описала несколько кругов и опять легла у наших ног. Вернулась в исходное состояние покоя. Что нам про эту смену состояний физического тела скажут физики? Да-да, конечно, с законом сохранения энергии тут все в порядке – вещь недавно поела. Проблема в причинности. Помните? По полному описанию состояния тела в некий момент времени мы с необходимостью должны получить состояние тела в последующие моменты. (В этом и заключается основополагающий принцип современной вещной науки, называемый каузальной замкнутостью физического.) Понятно, что мы на сегодняшний день не можем исчерпывающе описать состояние тела живого организма – положение и скорости-ускорения всех составляющих его кирпичиков. Но вопрос же принципиальный: а если бы смогли, то предсказали бы траекторию нарезанных собакой кругов? Составили бы уравнение, решение которого описывало бы выход тела из состояния покоя без каких-либо внешних воздействий и возврат его в исходное состояние, из которого в любой момент может начаться движение в произвольном направлении? Чтобы предотвратить рассуждения типа, мол, «состояния покоя» это лишь внешнее состояние тела, а последующее его движение детерминируется положением несметного количества взаимодействующих молекул, зная которое можно точно рассчитать каждое последующее почесывание, – так вот, чтобы перевести обсуждение из гипотетического русла в рациональное, приведу цитату: «...в качестве детерминанты поведения в ТФС [теории функциональных систем академика П.К. Анохина] рассматривается не прошлое по отношению к поведению событие – стимул, а будущее – результат. (Александров Ю.И. Введение в системную психофизиологию // Психология XXI века. М., Пер Се, 2003, 39-85.). Вот так, проанализировав поведение биологического организма, то есть последовательность событий изменения состояния его тела, современная психофизиология подсказывает нам, что из знания текущего состояния тела невозможно вывести последующее: причинное событие следует искать не в прошлом, а в будущем. И речь идет не о какой-то свободе воли, а только о сравнении двух вариантов описания объекта: (1) как вещи, меняющей по определенному закону свои состояния, что неизбежно подразумевает жесткую каузальность, и (2) как системы событий, для которой вообще невозможно сформулировать, что такое «одномоментное состояние».
Действительно, задумаемся: что такое состояние живого организма? Можно ответить двояко: оно описывается либо как совокупное состояний всех составляющих его частиц, либо через указание множества его макросвойств (температура, скорость, геометрические размеры и пр.) в некоторый момент времени. Но ведь понятно, что ни первая совокупность, ни второе множество не имеют отношения к объекту «живой организм», а описывают, по сути, мертвое тело. Ни в одном из приведенных вариантов нет специфических характеристик объекта как живого. Если представить, что на момент описания организм умер (ну вот прямо тут, сейчас), то в самом описании ничего не изменится, поскольку в нем и не было ничего живого. И только анализ организма как системы (потока) событий, включающей в себя и прошлые, и будущие события может убедить нас, что мы имеем дело с живым, а не мертвым телом, с организмом, а не механизмом. Именно это подтверждают выводы писихофизиологии: невозможно описать поведение (траекторию движения) тела биологического организма, исходя лишь из анализа его предшествующих положений; оно (поведение) детерминируется будущими событиями.
Наглядно продемонстрировать неадекватность вещного – основанного на анализе текущих состояний объекта – описания сложных, в частности, биологических, систем можно на примере деления живой клетки. Что такое клетка с традиционной редукционистско-физикалистской точки зрения? Совокупность химических процессов. Следовательно, любое состояние клетки должно однозначно описываться как продолжение текущих химических реакций: одни начинаются, другие завершаются, каждое событие в клетке есть некоторое событие в конкретном химическом процессе. Другим неоткуда взяться. И вдруг на тебе – событие «деление»... И объекта, в котором мирно текли химические реакции, не стало, а вместо него имеем два аналогичных. Во-первых, как нам формально на языке химии описать это событие? К какой из множества химических реакций его причислить? Ко всем? Сразу? Представьте, как это выглядит с позиции химии, с точки зрения описания через текущие состояния: множество химических процессов не то, что одновременно обрываются, а синхронно множатся, уничтожая объект, о состоянии которого мы говорили. Во-вторых, спросим себя: химическое ли это событие? Конечно, нет. Оно не формулируется на химическом языке, это сугубо биологическое событие, специфицирующее делящийся/воспроизводящийся объект как живой. И опять повторяем мысль: описание мгновенного состояния клетки в любой момент между делениями не содержит даже намека на ее «живость», биологичность, которые проявляются только при анализе полного потока событий от деления до деления, только при рассмотрении общей системы этих распределенных во времени событий.
Итак, вещный подход, стремление описать сложную (не локализованную в пространстве и/или времени) систему через совокупность мгновенно данных свойств не позволяет ухватить ее специфику, системное свойство, редуцирует последнее к свойствам элементов системы. Взгляд на мгновенное состояние химического процесса демонстрирует нам лишь положение молекул. Попытка описать клетку как совокупность химических реакций не дает понимания специфики жизни. И чем к более сложным объектам мы обращаемся – многоклеточным организмам, социумным образованиям, ментальным и духовным системам, – тем очевиднее становится необходимость описания их как систем распределенных во времени событий, не редуцируемых к локальному во времени положению вещей.
Темпоральная сложность
С «размазанными» по времени, распределенными во времени объектами мы встречаемся довольно часто, но просто не задумываемся о том, что они именно таковы – не локализованы в здесь и сейчас (в отличие от привычных вещей). Посмотрите на экран своего телевизора – на нем в каждый момент времени какая-то конкретная картинка. Ее можно сфотографировать. А теперь зададим себе вопрос, а в каком виде доставляется эта картинка до телевизора? Ответ прост: в распределенном во времени. По ходу передачи ее нет в «сейчас» ни одного из «здесь». С технической стороны все просто: была исходная картинка, некоторая пространственно и временно локализованная графическая структура, ее перевели в структуру распределенную во времени, а потом опять трансформировали в пространственную. Имелась пространственная сложность, ее преобразовали в распределенную во времени, а потом опять в пространственную. Если в момент передачи сигнала от телестудии до телевизора мир остановить, зафиксировать во времени, то относительно некоторой точки «здесь», часть сложности картинки окажется уже в будущем, а часть – в прошлом. К таким, распределенным во времени, объектам следует отнести и музыкальную мелодию: в момент времени нет не только самой мелодии, а и отдельных нот (они фиксируются на отрезке времени длительностью более полуволны колебания). И характеристики мелодии, такие, как тональность, ритм, размер, в отличие от параметров вещей, определяются только на некотором промежутке времени, они принадлежат распределенному во времени объекту (мелодии целиком или ее фрагменту), не могут быть зафиксированы в здесь и сейчас.
Ранее, когда отмечалось, что фиксация состояния всех частиц тела биологического организма, не дает нам описания живого объекта, то констатировался именно факт несводимости сложности организма к его пространственной структуре, утверждалось, что живая составляющая организма запрятана именно в распределенной во времени сложности протекающих в нем процессов. То есть биологический организм может признан живым только в том случае, если рассматривается как распределенный во времени, обладающий размазанной по времени сложностью, принципиально не сводимой к пространственно-структурной. Именно эту распределенную во времени сложность теряет организм в момент смерти, превращаясь в простую пространственную вещь. Естественно, что и человеческая деятельность, социумные институты, ментальные, духовные объекты могут быть описаны только как системы с распределенной во времени сложностью, которая не может быть зафиксирована в моментальных пространственных срезах.
Итак, логика рассуждений вернула нас к исходной проблеме противопоставления вещного и событийного мышления, выбора описания объектов через состояния или как системы событий, к проблеме определения границ пространственного и темпорального (назовем его так) анализа. Ответ, надеюсь, очевиден. Если сложность объекта возможно свести к пространственной (кристалл, механизм), то необходимо представлять его как вещь и описывать в классической для науки схеме через смену мгновенных состояний. Если объект не фиксируется как пространственная структура, а следовательно обладает распределенной во времени, темпоральной сложностью, то он не может мыслиться в традиционных для науки понятиях (положение, траектория, состояние), а требует применения принципиально нового подхода – событийного, темпорального.
Сейчас
Сопоставляя пространственную и темпоральную (распределенную во времени) сложности, мы говорим не об устройстве мира, а в большей степени о формах его восприятия и даже, что точнее, о способах описания. Понятно, что ту же картинку на экране телевизора можно представить и как последовательность событий развертки, то есть как исключительно темпоральную, а телевизионный радиосигнал, в свою очередь, как длинную-длинную линейную пространственную структуру из точек с тем или иным электромагнитным потенциалом. То есть, в общем случае, выбор того или иного описания – пространственного (вещного) или темпорального (через последовательность событий) – зависит от фиксации масштаба «здесь» и «сейчас», выбора «габаритов» точки и мгновения.
До сих пор по умолчанию предполагалось, что формула «здесь и сейчас» интуитивно понятна: для обсуждения начальных моментов темпорального анализа было достаточно нашего человеческого понимания «здесь» как текущего положения в пространстве, как визуально данной картинки окружающей действительности, а «сейчас» как настоящего момента времени, в котором фиксируется эта картинка. Однако приведенный пример с телевизионным изображением демонстрирует, что «сейчас» понятие относительное, то есть зависит от точки зрения, уровня рассмотрения: при выборе одномоментного среза мира относительно восприятия человека телевизионная картинка представляется как пространственная структура, а при фиксации момента времени относительно работы системы развертки телевизора объект «картинка» описывается как поток событий. Наиболее ярко относительность понятия «сейчас» можно показать на примере работы компьютера: мы можем говорить о «сейчас» события на экране, но при этом понимать, что в это «сейчас» втиснуто много-много «сейчас», соответствующих выполнению операций программы высшего уровня, а каждая текущая операция этой программы включает в себя тысячи «сейчас» команд процессора, а последние составляются из «сейчас» атомарных событий в полупроводниковом кристалле. И сам этот кристалл, с одной стороны – для классической физики, – может представляться как вещь, обладающая фиксированной пространственной структурой и локализованными по времени параметрами (твердостью, температурой и пр.), но с другой – на уровне взаимодействия элементарных частиц, – должен описываться как поток событий.
Здесь следует отметить, что приведенные примеры (кристалл, мелодия, преобразование телевизионного сигнала) призваны только подготовить нас к необходимости введения такого понятия как распределенная во времени (темпоральная) сложность. На этом уровне, по сути, еще нет познавательной проблемы. Ну преобразовали картинку в поток событий, а потом опять собрали ее на экране в пространственную структуру. А исходно распределенную во времени мелодию, наоборот, можем записать в виде пространственной структуры закорючек на листе, чтобы другие потом могли вновь и вновь воспроизводить ее темпоральность. Проблемы начинаются, когда мы обращаемся к анализу более сложных систем – биологических, психологических, социумных.
Давайте опять поговорим о такой системе как «биологическая клетка», но уже имея представление об относительности «сейчас». Тут полезно ввести такое понятие, как «характерное время», фиксирующее временные промежутки, на которых выявляются отношения на том или ином уровне: физическом, химическом, биологическом. Так вот, если мы выберем масштаб «сейчас», соотносимый с характерным временем химических взаимодействий, то живая клетка предстанет перед нами как поток химических событий, в котором мы не найдем ни намека на какую-либо биологию. Только обменные взаимодействия молекул, не более. То есть, берем химическое «сейчас», и через эту узкую щель видим только химию. Аналогично, как работа компьютера на уровне «сейчас» кодов процессора выглядит лишь как последовательность элементарных операций с нулями и единицами (чтение, запись, сдвиг, суммирование). И никаких функций, циклов, операторов программ высшего уровня. Не говоря уж о картинке на экране, на которой, скажем, демонстрируется презентация о делении клетки. Понятно, что картинку/презентацию мы имеем на совсем другом уровне, характерное время которого включает в себя миллионы «сейчас» кодов процессора. Но мы отвлеклись от клетки. Так вот, химическая сложность клетки фиксируется именно как размазанная/распределенная по времени на масштабах характерного времени химических взаимодействий, а для фиксации биологических феноменов, биологической сложности необходимо подняться на уровень выше, выбрать другой масштаб времени, а по сути, расширить «сейчас». Фактически это означает, что та сложность, которую мы называем словом «жизнь», заметна только как распределенная на растянутом во времени потоке множества химических событий, то есть как темпоральная сложность.
Вот тут-то мы и уперлись в необходимость смены вещного мышления на событийное, темпоральное. Если на уровне физики и частично химии науке удавалось представить новую сложность как наращивание пространственной структуры – частица к частице, атом к атому, вот и молекула вырисовалась – то для описания жизни такая схема уже не годится: ну не удается запихнуть всю сложность в пространственные границы. Биологический организм – это не пространственное тело и не некий химический процесс, а темпоральная структура, распределенная на огромном потоке химических событий. Живые объекты складываются не из пространственных, а из темпоральных частей. Организм – это темпоральная система, сложность которой лишь частично представлена в виде локализованной в пространстве структуры.
Завершая разговор о «сейчас» хотелось бы особо обратить внимание на факт его («сейчас») неточечности. «Сейчас» – это не пустой миг между прошлым и будущим, а некий зазор между ними, промежуток, вмещающий в себя много-много «сейчас» низших уровней. Представьте, сколько «сейчас» на уровне кодов процессора вмещается в «сейчас» экранного изображения. Так и то, что мы на своем человеческом уровне называем моментом времени, фиксируя в нем картинку своей действительности, с необходимостью вмещает в себя миллиарды физиологических, химических, физических «сейчас», которые мы просто не различаем. Можно сказать, что мы – наше сознание – обладаем некой рассредоточенностью во времени, событийно насыщенной темпоральностью, которая, правда, дана нам во времени как единое «сейчас». Что и понятно – так сознание дано в сознании.
Событийная парадигма
В небе что-то летело. Один сказал «демон». Другой – «НЛО». И тут летящее пропало. Оба сказали «пропал». Мораль: они видели разное, пытаясь разглядеть вещь, но на уровне событий у них разногласий не возникло. Тут следует сделать уточнение, что речь идет не о происшествии («пропал демон»), а именно о событии («пропал») – о нечто элементарном, не нагруженном никаким дополнительным смыслом, просто об изменении, переходе, без уточнений от чего к чему.
По сути, прямо сейчас на этом примере с демонами, пропустив множество заумных пояснений, мы можем прийти к пониманию, что именно событие претендует на роль не только минимально различимого, но инвариантного элемента наших восприятий. У события, если уж мы его выделили в своей действительности, нет структуры. Иначе мы бы различили много событий, а не одно (понятно, что мы можем знать о сложности события, но здесь разговор идет именно о непосредственном восприятии, а не о мышлении). И самое примечательное, что у события нет никаких предикатов. Оно само себя определяет: «пропало», «появилось» («появилось медленно» – это уже не о событии, а об их совокупности – процессе), «повернуло» («повернуло налево» – описано не событие, а направление траектории движения: в самом событии «повернуло», в точке поворота,нет никакого направления). Да, событие можно не различить вообще (ну, не видел кто-то ничего летящего, так и события «пропало» для него нет), но если уж событие различено, то спорить тут уж нечего: невозможно «пропало» спутать с «появилось». А вот демона с НЛО – запросто.
И тут мы делаем еще один скачок в мышлении, хотя и подготовленный всеми предыдущими рассуждениями: любую вещь мы можем разложить на события. Но вот тут-то, конечно, мысленно, а не в непосредственном восприятии – наше «сейчас» не позволяет нам различать элементарные события в диапазонах характерных времен химического и физического уровней, они (события этих уровней) для нас сливаются, слипаются в вещи. Но мысленно-то мы можем представить самый нижний уровень «сейчас», на котором нет никаких вещей, а только последовательность событий переходов, даже непонятно от чего к чему – просто поток элементарных событий. Вот этот особый взгляд на мир, как на поток элементарных событий, и следует назвать исходным для событийной, темпоральной онтологии или, если хотите, парадигмы. А вещи? А вещи – это лишь структурированные фрагменты потока событий. Они воспринимаются как целостности только вследствие малой разрешающей способности нашего «сейчас». Вот и слипаются они в единое событие своей пространственной данности в нашем «здесь».
Для понимания этого нам опять может помочь компьютерная аналогия. Что такое «мир» компьютера на элементарном (процессорном) уровне? Непрерывный поток элементарных событий: 0100100100010010010... И ничего больше. Но на другом уровне – уровне интерфейса – некоторые последовательности этого потока смотрятся как вполне себе вещи: буквы, герои игры, ноты. И что мы делаем, когда хотим изменить эти вещи? Правильно, добавляем в исходный поток новые события. Итак, перед нами только события: системы событий (вещи) и события изменения систем событий, из которых на уровне интерфейса могут быть сформированы новые вещи. Особо зафиксируем: никаких вещей на уровне элементарного потока нет – они возникают только при приложении к этому потоку шаблонов (которые, кстати, сами являются структурами этого потока). Понятно, что из одного и того же фрагмента потока событий при наложении разных шаблонов могут быть выделены разные вещи (демон и НЛО). Это справедливо и для компьютерной аналогии, и для нашего мира. В потоке элементарных событий, как на испещренной трещинами стене, мы можем разглядеть/выделить/оформить в вещь только то, о чем у нас есть представление как о вещи, для чего у нас есть шаблон. Как можно было разглядеть НЛО в средние века? Никак. Летала только исключительно всякая нечисть.
Тут самое время вернутся к нашим баранам, то есть к биологическим организмам. Как мы их должны представить в рамках событийной парадигмы? Элементарно. Как и все, что мы в нашей действительности хотим выделить/различить как целостность: описать как некоторую структуру на потоке элементарных событий. И кристалл и живая клетка – это системы событий. Разница лишь в том, что все события составляющие систему кристалл, «упакованы» так, что полностью вписываются в наше человеческое «сейчас» – вещи мы воспринимаем в нем целиком, сразу. А вот событийная структура живой клетки сложнее, насыщеннее, не втискивается в границы нашего «сейчас», не обозревается одним взглядом – она для нас распределена во времени. Да, конечно, мы видим клетку и другие биологические организмы как пространственно определенные вещи – тела. Но теперь нам понятно, что тело есть лишь часть системы «биологический организм», только ее фрагмент, который вписался в наш пространственно-временной шаблон, а сама система темпорально шире, обладает сложностью (событийной насыщенностью) превосходящей сложность пространственной структуры тела. Живой, биологической является вся система, а не ее пространственное, телесное отображение в нашем «сейчас».
Ну вот на этом, наверное, можно и остановиться, закончить очередной, в некоторой степени популяризационный, подход к введению понятия «темпоральная сложность», к очерчиванию структуры темпоральной парадигмы (предыдущие попытки см. в книгах «Новации» (2007), «Темпоральность» (2011), в видеозаписях докладов и семинаров). Это было именно обозначение темы, указание направления мышления. Об иерархии темпоральных систем, о понимании эволюционных новаций как редукции темпоральной сложности, об инволюции и деволюции, о нисходящей причинности и трансреальных эффектах читайте в существующих публикациях. О темпоральной концепции сознания, а также о темпоральной этике, предлагающей сместить фокус внимания с обладания вещами на использование их функций, с оценочных предикатов на содержание событий, с пространственных границ на свое присутствие во времени читайте в последующих публикациях.
Александр Болдачев, 2014
И было бы совсем чудесно, если бы на все, что движется/меняется, что влияет на нас, мы могли бы указать пальцем: вот оно круглое и твердое здесь и сейчас летит прямо в голову – увернулся и двигайся дальше по расчетной траектории. Так нет же, нас держит не только гравитация и не пускает вперед не только сила трения. Мы постоянно запутываемся в своих мыслях, протискиваемся сквозь экономические обстоятельства и бесконечно попадем в тупики моральных обязательств. Физики нас явно обманули. Ведь не может же быть, чтобы атомы-молекулы так изощренно завихрялись по воле лишь нескольких примитивных сил. По сути, там ведь только притяжение и отталкивание. Тут точно что-то не так с этими «точка – момент – состояние – сила». Был бы хаос, так и понятно: взорвалось и разлетелось. Ан нет: молекула к молекуле приладилась, окружила себя другими молекулами, все они слиплись в конечном итоге в нечто с руками и ногами, а это нечто еще и думает головой: «Как это Я такое получилось?»
Тут, действительно, задумаешься над тем, как можно надеяться получить понимание/описание сложного (скажем, человека), исходя из анализа простого: падения камней, отталкивания электронов, расширения газа? Как можно предполагать, что наука, изначально построенная на логике описания вещей – всяких там шариков-частиц, летящих по траекториям, – может быть полезной для понимания сущностей, принципиально не локализуемых в пространстве и времени.
Давайте откатим назад, к началу текста – ну и к началу познания – и попробуем выделить то, что нас интересует в качестве его (познания) предмета. Спросим: интересно нам то, что имеет форму, что справа-слева, что привязано к точке и фиксируемо в момент времени? Да, было интересно, но про это мы практически всё уже знаем. Сами можем слепить из этого хоть конфетку, хоть айфон. Сейчас уже не завлекает. Нам бы про психику, про сознание, ну хотя бы про экономику, на худой конец. А на это пальцем не укажешь. Вроде все это здесь где-то, различаемо то тут, то там. Но в кучку собрать, предикат приписать, да еще по траектории послать не получается. Не годится вещный подход. Не вещи все это. А что? Что различаемо то там, то тут?..
Там и тут, конечно, не предметы нашего вопрошания, не психика и экономика, а лишь их элементы. Вещи? Нет – события. «Ах, вот ты куда?..» Ну да – туда: если не удается собрать целое из вещей, наверное, надо попробовать слепить его из событий. Ведь это элементарно. Оглянитесь. Мы живем не столько в мире вещей, сколько в мире событий. К тому же, при детальном рассмотрении на уровне той же квантовой физики все вещи лишь множества событий, упрессованных во времени в момент так, что на них мы можем показать пальцем. А «вещи» посложнее – те, которые вообще и не вещи, те, что нас интересуют, – есть такие же множества событий, но только не умещающиеся (по причине своей сложности, объемности) в наше «сейчас». Хотите понимать что-то, помимо вещей, помимо состояний-траекторий, – учитесь различать события, окучивать их в системы.
Итак, взгляд на мир как на нечто, собранное из кирпичиков, и годится только для описания кирпичиков – пространственно и временно локализованных вещей. Наука, научившаяся описывать вещи, в итоге ничего другого, кроме вещей, предложить нам и не может. Она бессильна описать «перемещение» того, что не привязано к пространственной точке, что не имеет размера и формы. Она не способна приписать предикат тому, что нельзя запечатлеть в момент времени. Остановите мысль, остановите живой организм – и нет уже того, о состоянии чего хотелось рассуждать. Но это «то» существует, и мы ощущаем, различаем его по потоку событий. Оно и есть этот поток. Так что речь идет о смене взгляда – с сосредоточенного на здесь и сейчас на темпорально рассредоточенный, пытающийся схватить целое во множестве событий, – о смене вещной парадигмы на событийную.
Размазанность по времени
Вот перед нами вещь – небольшая, белая, мягкая, с ушами и хвостом – находится в состоянии покоя (дремлет). И вдруг эта вещь вскочила, описала несколько кругов и опять легла у наших ног. Вернулась в исходное состояние покоя. Что нам про эту смену состояний физического тела скажут физики? Да-да, конечно, с законом сохранения энергии тут все в порядке – вещь недавно поела. Проблема в причинности. Помните? По полному описанию состояния тела в некий момент времени мы с необходимостью должны получить состояние тела в последующие моменты. (В этом и заключается основополагающий принцип современной вещной науки, называемый каузальной замкнутостью физического.) Понятно, что мы на сегодняшний день не можем исчерпывающе описать состояние тела живого организма – положение и скорости-ускорения всех составляющих его кирпичиков. Но вопрос же принципиальный: а если бы смогли, то предсказали бы траекторию нарезанных собакой кругов? Составили бы уравнение, решение которого описывало бы выход тела из состояния покоя без каких-либо внешних воздействий и возврат его в исходное состояние, из которого в любой момент может начаться движение в произвольном направлении? Чтобы предотвратить рассуждения типа, мол, «состояния покоя» это лишь внешнее состояние тела, а последующее его движение детерминируется положением несметного количества взаимодействующих молекул, зная которое можно точно рассчитать каждое последующее почесывание, – так вот, чтобы перевести обсуждение из гипотетического русла в рациональное, приведу цитату: «...в качестве детерминанты поведения в ТФС [теории функциональных систем академика П.К. Анохина] рассматривается не прошлое по отношению к поведению событие – стимул, а будущее – результат. (Александров Ю.И. Введение в системную психофизиологию // Психология XXI века. М., Пер Се, 2003, 39-85.). Вот так, проанализировав поведение биологического организма, то есть последовательность событий изменения состояния его тела, современная психофизиология подсказывает нам, что из знания текущего состояния тела невозможно вывести последующее: причинное событие следует искать не в прошлом, а в будущем. И речь идет не о какой-то свободе воли, а только о сравнении двух вариантов описания объекта: (1) как вещи, меняющей по определенному закону свои состояния, что неизбежно подразумевает жесткую каузальность, и (2) как системы событий, для которой вообще невозможно сформулировать, что такое «одномоментное состояние».
Действительно, задумаемся: что такое состояние живого организма? Можно ответить двояко: оно описывается либо как совокупное состояний всех составляющих его частиц, либо через указание множества его макросвойств (температура, скорость, геометрические размеры и пр.) в некоторый момент времени. Но ведь понятно, что ни первая совокупность, ни второе множество не имеют отношения к объекту «живой организм», а описывают, по сути, мертвое тело. Ни в одном из приведенных вариантов нет специфических характеристик объекта как живого. Если представить, что на момент описания организм умер (ну вот прямо тут, сейчас), то в самом описании ничего не изменится, поскольку в нем и не было ничего живого. И только анализ организма как системы (потока) событий, включающей в себя и прошлые, и будущие события может убедить нас, что мы имеем дело с живым, а не мертвым телом, с организмом, а не механизмом. Именно это подтверждают выводы писихофизиологии: невозможно описать поведение (траекторию движения) тела биологического организма, исходя лишь из анализа его предшествующих положений; оно (поведение) детерминируется будущими событиями.
Наглядно продемонстрировать неадекватность вещного – основанного на анализе текущих состояний объекта – описания сложных, в частности, биологических, систем можно на примере деления живой клетки. Что такое клетка с традиционной редукционистско-физикалистской точки зрения? Совокупность химических процессов. Следовательно, любое состояние клетки должно однозначно описываться как продолжение текущих химических реакций: одни начинаются, другие завершаются, каждое событие в клетке есть некоторое событие в конкретном химическом процессе. Другим неоткуда взяться. И вдруг на тебе – событие «деление»... И объекта, в котором мирно текли химические реакции, не стало, а вместо него имеем два аналогичных. Во-первых, как нам формально на языке химии описать это событие? К какой из множества химических реакций его причислить? Ко всем? Сразу? Представьте, как это выглядит с позиции химии, с точки зрения описания через текущие состояния: множество химических процессов не то, что одновременно обрываются, а синхронно множатся, уничтожая объект, о состоянии которого мы говорили. Во-вторых, спросим себя: химическое ли это событие? Конечно, нет. Оно не формулируется на химическом языке, это сугубо биологическое событие, специфицирующее делящийся/воспроизводящийся объект как живой. И опять повторяем мысль: описание мгновенного состояния клетки в любой момент между делениями не содержит даже намека на ее «живость», биологичность, которые проявляются только при анализе полного потока событий от деления до деления, только при рассмотрении общей системы этих распределенных во времени событий.
Итак, вещный подход, стремление описать сложную (не локализованную в пространстве и/или времени) систему через совокупность мгновенно данных свойств не позволяет ухватить ее специфику, системное свойство, редуцирует последнее к свойствам элементов системы. Взгляд на мгновенное состояние химического процесса демонстрирует нам лишь положение молекул. Попытка описать клетку как совокупность химических реакций не дает понимания специфики жизни. И чем к более сложным объектам мы обращаемся – многоклеточным организмам, социумным образованиям, ментальным и духовным системам, – тем очевиднее становится необходимость описания их как систем распределенных во времени событий, не редуцируемых к локальному во времени положению вещей.
Темпоральная сложность
С «размазанными» по времени, распределенными во времени объектами мы встречаемся довольно часто, но просто не задумываемся о том, что они именно таковы – не локализованы в здесь и сейчас (в отличие от привычных вещей). Посмотрите на экран своего телевизора – на нем в каждый момент времени какая-то конкретная картинка. Ее можно сфотографировать. А теперь зададим себе вопрос, а в каком виде доставляется эта картинка до телевизора? Ответ прост: в распределенном во времени. По ходу передачи ее нет в «сейчас» ни одного из «здесь». С технической стороны все просто: была исходная картинка, некоторая пространственно и временно локализованная графическая структура, ее перевели в структуру распределенную во времени, а потом опять трансформировали в пространственную. Имелась пространственная сложность, ее преобразовали в распределенную во времени, а потом опять в пространственную. Если в момент передачи сигнала от телестудии до телевизора мир остановить, зафиксировать во времени, то относительно некоторой точки «здесь», часть сложности картинки окажется уже в будущем, а часть – в прошлом. К таким, распределенным во времени, объектам следует отнести и музыкальную мелодию: в момент времени нет не только самой мелодии, а и отдельных нот (они фиксируются на отрезке времени длительностью более полуволны колебания). И характеристики мелодии, такие, как тональность, ритм, размер, в отличие от параметров вещей, определяются только на некотором промежутке времени, они принадлежат распределенному во времени объекту (мелодии целиком или ее фрагменту), не могут быть зафиксированы в здесь и сейчас.
Ранее, когда отмечалось, что фиксация состояния всех частиц тела биологического организма, не дает нам описания живого объекта, то констатировался именно факт несводимости сложности организма к его пространственной структуре, утверждалось, что живая составляющая организма запрятана именно в распределенной во времени сложности протекающих в нем процессов. То есть биологический организм может признан живым только в том случае, если рассматривается как распределенный во времени, обладающий размазанной по времени сложностью, принципиально не сводимой к пространственно-структурной. Именно эту распределенную во времени сложность теряет организм в момент смерти, превращаясь в простую пространственную вещь. Естественно, что и человеческая деятельность, социумные институты, ментальные, духовные объекты могут быть описаны только как системы с распределенной во времени сложностью, которая не может быть зафиксирована в моментальных пространственных срезах.
Итак, логика рассуждений вернула нас к исходной проблеме противопоставления вещного и событийного мышления, выбора описания объектов через состояния или как системы событий, к проблеме определения границ пространственного и темпорального (назовем его так) анализа. Ответ, надеюсь, очевиден. Если сложность объекта возможно свести к пространственной (кристалл, механизм), то необходимо представлять его как вещь и описывать в классической для науки схеме через смену мгновенных состояний. Если объект не фиксируется как пространственная структура, а следовательно обладает распределенной во времени, темпоральной сложностью, то он не может мыслиться в традиционных для науки понятиях (положение, траектория, состояние), а требует применения принципиально нового подхода – событийного, темпорального.
Сейчас
Сопоставляя пространственную и темпоральную (распределенную во времени) сложности, мы говорим не об устройстве мира, а в большей степени о формах его восприятия и даже, что точнее, о способах описания. Понятно, что ту же картинку на экране телевизора можно представить и как последовательность событий развертки, то есть как исключительно темпоральную, а телевизионный радиосигнал, в свою очередь, как длинную-длинную линейную пространственную структуру из точек с тем или иным электромагнитным потенциалом. То есть, в общем случае, выбор того или иного описания – пространственного (вещного) или темпорального (через последовательность событий) – зависит от фиксации масштаба «здесь» и «сейчас», выбора «габаритов» точки и мгновения.
До сих пор по умолчанию предполагалось, что формула «здесь и сейчас» интуитивно понятна: для обсуждения начальных моментов темпорального анализа было достаточно нашего человеческого понимания «здесь» как текущего положения в пространстве, как визуально данной картинки окружающей действительности, а «сейчас» как настоящего момента времени, в котором фиксируется эта картинка. Однако приведенный пример с телевизионным изображением демонстрирует, что «сейчас» понятие относительное, то есть зависит от точки зрения, уровня рассмотрения: при выборе одномоментного среза мира относительно восприятия человека телевизионная картинка представляется как пространственная структура, а при фиксации момента времени относительно работы системы развертки телевизора объект «картинка» описывается как поток событий. Наиболее ярко относительность понятия «сейчас» можно показать на примере работы компьютера: мы можем говорить о «сейчас» события на экране, но при этом понимать, что в это «сейчас» втиснуто много-много «сейчас», соответствующих выполнению операций программы высшего уровня, а каждая текущая операция этой программы включает в себя тысячи «сейчас» команд процессора, а последние составляются из «сейчас» атомарных событий в полупроводниковом кристалле. И сам этот кристалл, с одной стороны – для классической физики, – может представляться как вещь, обладающая фиксированной пространственной структурой и локализованными по времени параметрами (твердостью, температурой и пр.), но с другой – на уровне взаимодействия элементарных частиц, – должен описываться как поток событий.
Здесь следует отметить, что приведенные примеры (кристалл, мелодия, преобразование телевизионного сигнала) призваны только подготовить нас к необходимости введения такого понятия как распределенная во времени (темпоральная) сложность. На этом уровне, по сути, еще нет познавательной проблемы. Ну преобразовали картинку в поток событий, а потом опять собрали ее на экране в пространственную структуру. А исходно распределенную во времени мелодию, наоборот, можем записать в виде пространственной структуры закорючек на листе, чтобы другие потом могли вновь и вновь воспроизводить ее темпоральность. Проблемы начинаются, когда мы обращаемся к анализу более сложных систем – биологических, психологических, социумных.
Давайте опять поговорим о такой системе как «биологическая клетка», но уже имея представление об относительности «сейчас». Тут полезно ввести такое понятие, как «характерное время», фиксирующее временные промежутки, на которых выявляются отношения на том или ином уровне: физическом, химическом, биологическом. Так вот, если мы выберем масштаб «сейчас», соотносимый с характерным временем химических взаимодействий, то живая клетка предстанет перед нами как поток химических событий, в котором мы не найдем ни намека на какую-либо биологию. Только обменные взаимодействия молекул, не более. То есть, берем химическое «сейчас», и через эту узкую щель видим только химию. Аналогично, как работа компьютера на уровне «сейчас» кодов процессора выглядит лишь как последовательность элементарных операций с нулями и единицами (чтение, запись, сдвиг, суммирование). И никаких функций, циклов, операторов программ высшего уровня. Не говоря уж о картинке на экране, на которой, скажем, демонстрируется презентация о делении клетки. Понятно, что картинку/презентацию мы имеем на совсем другом уровне, характерное время которого включает в себя миллионы «сейчас» кодов процессора. Но мы отвлеклись от клетки. Так вот, химическая сложность клетки фиксируется именно как размазанная/распределенная по времени на масштабах характерного времени химических взаимодействий, а для фиксации биологических феноменов, биологической сложности необходимо подняться на уровень выше, выбрать другой масштаб времени, а по сути, расширить «сейчас». Фактически это означает, что та сложность, которую мы называем словом «жизнь», заметна только как распределенная на растянутом во времени потоке множества химических событий, то есть как темпоральная сложность.
Вот тут-то мы и уперлись в необходимость смены вещного мышления на событийное, темпоральное. Если на уровне физики и частично химии науке удавалось представить новую сложность как наращивание пространственной структуры – частица к частице, атом к атому, вот и молекула вырисовалась – то для описания жизни такая схема уже не годится: ну не удается запихнуть всю сложность в пространственные границы. Биологический организм – это не пространственное тело и не некий химический процесс, а темпоральная структура, распределенная на огромном потоке химических событий. Живые объекты складываются не из пространственных, а из темпоральных частей. Организм – это темпоральная система, сложность которой лишь частично представлена в виде локализованной в пространстве структуры.
Завершая разговор о «сейчас» хотелось бы особо обратить внимание на факт его («сейчас») неточечности. «Сейчас» – это не пустой миг между прошлым и будущим, а некий зазор между ними, промежуток, вмещающий в себя много-много «сейчас» низших уровней. Представьте, сколько «сейчас» на уровне кодов процессора вмещается в «сейчас» экранного изображения. Так и то, что мы на своем человеческом уровне называем моментом времени, фиксируя в нем картинку своей действительности, с необходимостью вмещает в себя миллиарды физиологических, химических, физических «сейчас», которые мы просто не различаем. Можно сказать, что мы – наше сознание – обладаем некой рассредоточенностью во времени, событийно насыщенной темпоральностью, которая, правда, дана нам во времени как единое «сейчас». Что и понятно – так сознание дано в сознании.
Событийная парадигма
В небе что-то летело. Один сказал «демон». Другой – «НЛО». И тут летящее пропало. Оба сказали «пропал». Мораль: они видели разное, пытаясь разглядеть вещь, но на уровне событий у них разногласий не возникло. Тут следует сделать уточнение, что речь идет не о происшествии («пропал демон»), а именно о событии («пропал») – о нечто элементарном, не нагруженном никаким дополнительным смыслом, просто об изменении, переходе, без уточнений от чего к чему.
По сути, прямо сейчас на этом примере с демонами, пропустив множество заумных пояснений, мы можем прийти к пониманию, что именно событие претендует на роль не только минимально различимого, но инвариантного элемента наших восприятий. У события, если уж мы его выделили в своей действительности, нет структуры. Иначе мы бы различили много событий, а не одно (понятно, что мы можем знать о сложности события, но здесь разговор идет именно о непосредственном восприятии, а не о мышлении). И самое примечательное, что у события нет никаких предикатов. Оно само себя определяет: «пропало», «появилось» («появилось медленно» – это уже не о событии, а об их совокупности – процессе), «повернуло» («повернуло налево» – описано не событие, а направление траектории движения: в самом событии «повернуло», в точке поворота,нет никакого направления). Да, событие можно не различить вообще (ну, не видел кто-то ничего летящего, так и события «пропало» для него нет), но если уж событие различено, то спорить тут уж нечего: невозможно «пропало» спутать с «появилось». А вот демона с НЛО – запросто.
И тут мы делаем еще один скачок в мышлении, хотя и подготовленный всеми предыдущими рассуждениями: любую вещь мы можем разложить на события. Но вот тут-то, конечно, мысленно, а не в непосредственном восприятии – наше «сейчас» не позволяет нам различать элементарные события в диапазонах характерных времен химического и физического уровней, они (события этих уровней) для нас сливаются, слипаются в вещи. Но мысленно-то мы можем представить самый нижний уровень «сейчас», на котором нет никаких вещей, а только последовательность событий переходов, даже непонятно от чего к чему – просто поток элементарных событий. Вот этот особый взгляд на мир, как на поток элементарных событий, и следует назвать исходным для событийной, темпоральной онтологии или, если хотите, парадигмы. А вещи? А вещи – это лишь структурированные фрагменты потока событий. Они воспринимаются как целостности только вследствие малой разрешающей способности нашего «сейчас». Вот и слипаются они в единое событие своей пространственной данности в нашем «здесь».
Для понимания этого нам опять может помочь компьютерная аналогия. Что такое «мир» компьютера на элементарном (процессорном) уровне? Непрерывный поток элементарных событий: 0100100100010010010... И ничего больше. Но на другом уровне – уровне интерфейса – некоторые последовательности этого потока смотрятся как вполне себе вещи: буквы, герои игры, ноты. И что мы делаем, когда хотим изменить эти вещи? Правильно, добавляем в исходный поток новые события. Итак, перед нами только события: системы событий (вещи) и события изменения систем событий, из которых на уровне интерфейса могут быть сформированы новые вещи. Особо зафиксируем: никаких вещей на уровне элементарного потока нет – они возникают только при приложении к этому потоку шаблонов (которые, кстати, сами являются структурами этого потока). Понятно, что из одного и того же фрагмента потока событий при наложении разных шаблонов могут быть выделены разные вещи (демон и НЛО). Это справедливо и для компьютерной аналогии, и для нашего мира. В потоке элементарных событий, как на испещренной трещинами стене, мы можем разглядеть/выделить/оформить в вещь только то, о чем у нас есть представление как о вещи, для чего у нас есть шаблон. Как можно было разглядеть НЛО в средние века? Никак. Летала только исключительно всякая нечисть.
Тут самое время вернутся к нашим баранам, то есть к биологическим организмам. Как мы их должны представить в рамках событийной парадигмы? Элементарно. Как и все, что мы в нашей действительности хотим выделить/различить как целостность: описать как некоторую структуру на потоке элементарных событий. И кристалл и живая клетка – это системы событий. Разница лишь в том, что все события составляющие систему кристалл, «упакованы» так, что полностью вписываются в наше человеческое «сейчас» – вещи мы воспринимаем в нем целиком, сразу. А вот событийная структура живой клетки сложнее, насыщеннее, не втискивается в границы нашего «сейчас», не обозревается одним взглядом – она для нас распределена во времени. Да, конечно, мы видим клетку и другие биологические организмы как пространственно определенные вещи – тела. Но теперь нам понятно, что тело есть лишь часть системы «биологический организм», только ее фрагмент, который вписался в наш пространственно-временной шаблон, а сама система темпорально шире, обладает сложностью (событийной насыщенностью) превосходящей сложность пространственной структуры тела. Живой, биологической является вся система, а не ее пространственное, телесное отображение в нашем «сейчас».
Ну вот на этом, наверное, можно и остановиться, закончить очередной, в некоторой степени популяризационный, подход к введению понятия «темпоральная сложность», к очерчиванию структуры темпоральной парадигмы (предыдущие попытки см. в книгах «Новации» (2007), «Темпоральность» (2011), в видеозаписях докладов и семинаров). Это было именно обозначение темы, указание направления мышления. Об иерархии темпоральных систем, о понимании эволюционных новаций как редукции темпоральной сложности, об инволюции и деволюции, о нисходящей причинности и трансреальных эффектах читайте в существующих публикациях. О темпоральной концепции сознания, а также о темпоральной этике, предлагающей сместить фокус внимания с обладания вещами на использование их функций, с оценочных предикатов на содержание событий, с пространственных границ на свое присутствие во времени читайте в последующих публикациях.
Александр Болдачев, 2014
Обсуждения Событийная онтология