Переход в состояние «вырожденного бытия» означает для западной цивилизации полную деконструкцию христианской матрицы. Христианство утратило два таких своих фундаментальных качества, как универсальность и трансценденция.
Любая мировая религия, помимо механизма спасения – мистического, выраженного в слиянии души с Богом, или даже физического, через множество последовательных воплощений, привлекает миллионы сторонников еще и тем, что предлагает им абсолютную идентичность, заведомо более действенную, чем идентичность семейная, родовая, национальная, расовая или государственная. В христианском «тексте» это выражено известной формулой «несть ни еллина, ни иудея», которая подразумевает, что принадлежность к христианскому вероучению важнее всего остального. Единство во Христе (или в любой другой Высшей сущности) преодолевает, по крайней мере теоретически, национальные (государственные) различия, которые до сих пор порождали большинство войн в истории человечества, и делает людей равными, опять-таки, по крайней мере в неком мистическом, но иногда и практическом смысле.
Между тем, когда мы говорим сейчас о христианской цивилизации, противопоставляя ее цивилизации ислама или цивилизации конфуцианства, то мы имеем в виду, как правило, лишь США (в основном протестантскую конфессию христианства) и Европу (специфическое протестантско-католическое сообщество). При этом остаются за скобками Латинская Америка, где преобладает католицизм, и Россия, где основной религией является православие. Хотя и та, и другая конфессия, несомненно, относятся к христианским. Цивилизационные различия, накопленные крупными этносами, – различия в культуре, социальных структурах, национальности, обыденной жизни и языке – уже давно стали важнее, чем мистическая религиозная общность. Христианство, несмотря на формальную принадлежность к нему примерно миллиарда людей, перестало быть универсальной доктриной даже для своих приверженцев.
Это, видимо, тоже «сквозной» исторический вектор. Глобальная трансценденция, что бы под этим в разных культурах ни понималось, сначала была разделена мировыми религиями – иудаизмом, зороастризмом, буддизмом, конфуцианством, христианством, исламом, затем сегментирована конфессиями, в случае христианства это – православие, католицизм, протестантизм со всеми его ответвлениями, далее национализирована государствами в виде конкретных национальных церквей и наконец, по крайней мере на Западе, полностью приватизирована, став личным делом каждого отдельно взятого человека. Формально религии еще могут объединять людей в громадные духовные общности, но, по сути, они уже давно приобрели сектантский характер.
С другой стороны, исчезает и само мистическое («божественное») содержание христианства. Почти вся его сверхъестественная атрибутика, до недавнего времени рассматривавшаяся исключительно как прерогатива Господа Бога, ныне технологизирована и сведена к набору вполне обыденных, бытовых операций. Получение огня, первоначально «дара богов», превратилось, после изобретения спичек и зажигалки, во вполне повседневное действие. Прежнего мистического изумления оно больше не вызывает. Всеприсутствие, тоже качество, долгое время считавшееся божественным, сейчас, благодаря Интернету, вошло в реальную жизнь. Пользователь Всемирной Сети может, если не физически, то виртуально, присутствовать почти в любой точке земного шара. При желании даже – в нескольких точках одновременно. Всемогущество, понимаемое прежде всего как возможность уничтожения целых стран и народов, перешло к современным армиям, которые могут справляться с этим вполне успешно. А кодификаты морали, выраженные первоначально в Десяти заповедях Моисея и Нагорной проповеди Иисуса Христа, переведены сейчас в Декларацию прав человека и сугубо светское государственное законодательство. Вера больше не нужна даже для спасения души. В основных протестантских конфессиях, как мы уже говорили, оно осуществляется через профессиональную деятельность: собственно вера здесь от человека не требуется, а решения Второго Ватиканского собора (1965 г.), постановившего, что спасение возможно даже для атеистов, если, конечно, они ведут благочестивую жизнь, что уже само по себе является признаком благоволения Божьего, свидетельствует о том, что спасение без веры возможно теперь и в католицизме.
Христианская трансценденция таким образом почти полностью утилизирована. Западная цивилизация овеществила ее в конкретных технологических и социальных конструктах. Это, конечно, еще далеко не Царство Божие, составлявшее общественный идеал Европы в течение многих веков, но мистическая перспектива, которую христианство ранее открывало, ныне, по завершению индустриальной фазы развития, уже почти исчерпана.
Между тем, когда мы говорим сейчас о христианской цивилизации, противопоставляя ее цивилизации ислама или цивилизации конфуцианства, то мы имеем в виду, как правило, лишь США (в основном протестантскую конфессию христианства) и Европу (специфическое протестантско-католическое сообщество). При этом остаются за скобками Латинская Америка, где преобладает католицизм, и Россия, где основной религией является православие. Хотя и та, и другая конфессия, несомненно, относятся к христианским. Цивилизационные различия, накопленные крупными этносами, – различия в культуре, социальных структурах, национальности, обыденной жизни и языке – уже давно стали важнее, чем мистическая религиозная общность. Христианство, несмотря на формальную принадлежность к нему примерно миллиарда людей, перестало быть универсальной доктриной даже для своих приверженцев.
Это, видимо, тоже «сквозной» исторический вектор. Глобальная трансценденция, что бы под этим в разных культурах ни понималось, сначала была разделена мировыми религиями – иудаизмом, зороастризмом, буддизмом, конфуцианством, христианством, исламом, затем сегментирована конфессиями, в случае христианства это – православие, католицизм, протестантизм со всеми его ответвлениями, далее национализирована государствами в виде конкретных национальных церквей и наконец, по крайней мере на Западе, полностью приватизирована, став личным делом каждого отдельно взятого человека. Формально религии еще могут объединять людей в громадные духовные общности, но, по сути, они уже давно приобрели сектантский характер.
С другой стороны, исчезает и само мистическое («божественное») содержание христианства. Почти вся его сверхъестественная атрибутика, до недавнего времени рассматривавшаяся исключительно как прерогатива Господа Бога, ныне технологизирована и сведена к набору вполне обыденных, бытовых операций. Получение огня, первоначально «дара богов», превратилось, после изобретения спичек и зажигалки, во вполне повседневное действие. Прежнего мистического изумления оно больше не вызывает. Всеприсутствие, тоже качество, долгое время считавшееся божественным, сейчас, благодаря Интернету, вошло в реальную жизнь. Пользователь Всемирной Сети может, если не физически, то виртуально, присутствовать почти в любой точке земного шара. При желании даже – в нескольких точках одновременно. Всемогущество, понимаемое прежде всего как возможность уничтожения целых стран и народов, перешло к современным армиям, которые могут справляться с этим вполне успешно. А кодификаты морали, выраженные первоначально в Десяти заповедях Моисея и Нагорной проповеди Иисуса Христа, переведены сейчас в Декларацию прав человека и сугубо светское государственное законодательство. Вера больше не нужна даже для спасения души. В основных протестантских конфессиях, как мы уже говорили, оно осуществляется через профессиональную деятельность: собственно вера здесь от человека не требуется, а решения Второго Ватиканского собора (1965 г.), постановившего, что спасение возможно даже для атеистов, если, конечно, они ведут благочестивую жизнь, что уже само по себе является признаком благоволения Божьего, свидетельствует о том, что спасение без веры возможно теперь и в католицизме.
Христианская трансценденция таким образом почти полностью утилизирована. Западная цивилизация овеществила ее в конкретных технологических и социальных конструктах. Это, конечно, еще далеко не Царство Божие, составлявшее общественный идеал Европы в течение многих веков, но мистическая перспектива, которую христианство ранее открывало, ныне, по завершению индустриальной фазы развития, уже почти исчерпана.
Обсуждения Запад после Христа
Что и как определяет эмоции и желания человека? Духовные, нравственные ценности, а кто и как определяет их? А это полная монополия религии. И сама общенациональная идея, объединяющая различных людей в единую нацию общностью представления о справедливом устройстве общества, она тоже продукт ВЕРЫ человека. Взгляньте на различные монотеистические религии с этой точки зрения и Вы не найдёте различий, В биологии есть закон конвергенции -- когда среда заставляет различных животных вырабатывать одинаковые приспособительные свойства. Так и религии, имея дело с единой психикой человека, они выработали и единые принципы. А Ватиканский собор правельно постановил, какой же это атеист если он свято соблюдает заповеди божьи? Основной принцип веры в понимании законов добра и зла, данных Богом. Не которые утверждают, что верят в Бога, но постоянно творят зло, так что они более верующие, чем тот, кто ведёт праведный образ жизни, но утверждает, что не верит в существование Бога? Спасение мы совершаем на этом свете, искореняя из души злобу и зависть, подлость и отчаяние, страх и психологические комплексы... Это очень сложно, понять, что очищая душу от потребительского, стяжательского инстинкта, мы обретаем принципиально новые чувства восприятия мира -- совесть, порядочность! Эти чувства открывают совершенно новую Вселенную. Вот в чём главный смысл религии и проповедуемого ею спасения.