Игры разума

Сорок один год назад, в 1971 году, режиссер Феликс Соболев снял научно-популярный фильм «Я и другие». В одном из эпизодов фильма сидящих за столом детишек кормят манной кашей; всем достается сладкая каша, а одному ребенку – соленая. «Каша сладкая?» – спрашивает женщина-экспериментатор у детей? Каждый отвечает: «Сладкая!» Доходит очередь до ребенка, которого кормили соленой кашей. «Попробуй как следует. Какая у тебя каша?» – «Сладкая», – отвечает он. Одновременно смешно и грустно смотреть, как маленький человек идет на поводу у «общественного» мнения, отказываясь от очевидной для себя правды: каша – соленая, невкусная.

В другом эксперименте из фильма на столе стоят две пирамидки, белая и черная. «Какого цвета пирамидки?» – спрашивают у детей. «Обе белые», – отвечают  проинструктированные дети. Тот же ответ дает и испытуемый ребенок. На вопрос «Почему ты так ответил?» он бесхитростно объясняет: «Потому, что так сказали другие». В детском возрасте, объясняют авторы фильма, важно через общение и игры усвоить правила, выработанные обществом, это называется социализация.

Но, может, такого рода эксперименты осуществимы только с маленькими детьми?

Отнюдь. Двадцатью годами ранее, в 1951 году, психолог Соломон Аш провел эксперименты по изучению конформизма – изменения человеком своего мнения под влиянием мнений других членов группы. Студентам раздавали карточки, на которых были изображены линии разной длины. Студентам сообщалось, что проверяют их зрение, но на самом-то деле проверялось совсем другое. Проинструктированные участники эксперимента давали явно ошибочные ответы на вопросы о длине линий. В двух третях случаев испытуемые, вопреки очевидному, к ним присоединились. Однако, если «подсадные» студенты не были единодушны в своих ответах, то сопротивляться мнению большинства становилось намного легче, и количество неверных ответов уменьшалось в четыре раза.

Наверное, каждый из нас может вспомнить ситуации, когда приходилось выбирать, оставаться ли верным своей точке зрения, отстаивать ли свою позицию, или же присоединиться к мнению подавляющего (в буквальном смысле слова) большинства. За независимость, вероятно, приходится порой платить немалую цену, но если на определенном этапе развития человеку действительно необходима социализация как вписывание себя в структуры, созданные ранее другими людьми, то без независимости, способности отстраиваться от чужого мнения трудно представить себе зрелую личность, индивидуальность.

Я вам нравлюсь?

Итак, понятно, что мнение большинства, высказанное вслух, оказывает сильное влияние на наше собственное мнение. А повлияет ли на наше поведение предположение о том, что другой человек о нас думает? Психологи Ребекка Кертис и Ким Миллер разбили на пары группу студентов, не знакомых друг с другом. Некоторым, случайным образом выбранным студентам говорили, что они нравятся своему партнеру. После этого участники общались друг с другом. Что же получилось? Те студенты, которые думали, что нравятся своим партнерам, действительно понравились им гораздо сильнее, чем в тех парах, которым о симпатии не говорили. Каким же образом у них это получилось? Да просто они чаще соглашались с мнением визави, общались теплее и дружелюбнее. Делали они так не специально, а потому, что были уверены: они нравятся своему партнеру.

Учитывая этот факт, можно использовать его в пикапе – создав у себя полезную галлюцинацию.

Этот эксперимент продемонстрировал так называемый эффект Розенталя: установка, которая есть у человека (в нашем эксперименте – «я нравлюсь своему партнеру»), определяет характер его действий, а это приводит к ее осуществлению. Поскольку результат был назван до самих действий, можно сказать, что происходит самосбывающееся пророчество.

Встречаемся ли мы в жизни с этим явлением? Постоянно. Неуверенность во время собеседования с потенциальным работодателем или деловых переговоров и тем более в соблазнении, уменьшает ваши шансы на успешный результат. То же самое происходит при знакомстве, во время романтического свидания: верный настрой – половина успеха.

«Свет мой, зеркальце, скажи…»

Еще более красноречиво показал, на что способны игры нашего разума, Бертрам Форер, свой эксперимент он провел в 1948 году. Участники проходили особый тест, после чего получали описание своих индивидуальных психологических особенностей. Получились они весьма точными: по пятибалльной шкале средняя оценка соответствия составила 4,26 балла!

Так решили сами участники. На самом же деле каждый из них получил один и тот же

текст: «Вы очень нуждаетесь в том, чтобы другие люди любили и восхищались вами. Вы довольно самокритичны. У вас есть много скрытых возможностей, которые вы так и не использовали себе во благо. Хотя у вас есть некоторые личные слабости, вы, в общем, способны их нивелировать. Дисциплинированный и уверенный с виду, на самом деле

вы склонны волноваться и чувствовать неуверенность. Временами вас охватывают серьезные сомнения, приняли ли вы верное решение, правильно ли поступили. Вы предпочитаете некоторое разнообразие, рамки и ограничения вызывают у вас недовольство.

Также вы гордитесь тем, что мыслите независимо; вы не принимаете чужих утверждений на веру без достаточных доказательств. Вы поняли, что быть слишком откровенным с другими людьми – не слишком мудро. Иногда вы экстравертны, приветливы и общительны, иногда же – интровертны, осторожны и сдержанны. Некоторые из ваших стремлений довольно нереалистичны. Одна из ваших главных жизненных целей – стабильность».

Расплывчатые формулировки – не так ли? Но почему же испытуемые оценили этот текст как достаточно точный анализ их личности? Может, так получилось случайно? Нет, этот эксперимент позже был повторен десятки раз. Почему же человек узнает себя в таком описании, какие факторы влияют на это? Первый фактор – авторитет автора исследования. В эксперименте Форера участвовали студенты, и таким авторитетом для них был преподаватель. Второй фактор – индивидуальный подход (точнее, его иллюзия): каждый был уверен (ошибочно), что получил описание, составленное персонально для него. Третий фактор – использование в тексте по большей части положительных характеристик. Ну а как же иначе, ведь «доброе слово и кошке приятно». Не правда ли, знакомая история?