Прощенное воскресенье

Одна мысль о том, что может остаться одной, пугало, словно за ней пряталась бездна. Поэтому она терпела, сносила издевки, нередкие побои, пьянки. Была цель – надо детей поднимать. А как же без опоры? И хоть шаткая уж больно опора то, - самого надо постоянно поддерживать, но – муж. Отец семейства. Девчонки выросли, создали свои семьи. Ради них терпела. Не было ни теплоты, ни доверия. Была ответственность. И она безропотно тянула эту ношу.

И вдруг все рухнуло. Шаткая изгородь, на которую нельзя было опереться, но за которую можно было спрятаться от людской молвы – рухнула.

А если разобраться, в одиночестве она всегда была, никого рядом и не было. Тело бренно, а к душе он ключик даже и не пытался подобрать.

И возраст то уже к пятидесяти годам подкрадывается. Незаметно как-то. Некогда было годы считать. Три девчонки – только глаз да глаз за ними нужен.

Вот и в кафе давно не сидели с подругой. Даже в этом себе отказывала, спеша с работы домой. Придет, а ужина нет – опять скандал будет. Да и вопросы гадкие посыпятся: «Опять где-то с кем-то?»

По молодости такие нападки больно ранили. Объяснения или оправдания не принимались. «Оправдываешься – значит все-таки виновата» - излюбленное выражение супруга. Как в молодости тяжело все-таки было.

Даже к измене подруга подтолкнула.
- Ну что ты все терпишь? Он же тебя не ценит, унижает. Другие мужчины есть. Вон, как заглядываются на тебя. Попробуй, может счастье женское испытаешь.

Что ж теперь сокрушаться? Случилось. Противно потом было. Долго под душем стояла – все пыталась грязь смыть. Плакала. А после поняла – не её это. Не того склада она женщина. Кому-то менять любовников входит в привычку, а её загоняет в пропасть, душа противится этому. Значит все-таки не той натуры, ярлык которой пытается прицепить муж, - этой мысли она обрадовалась и, покаявшись, успокоилась. Блуд он и есть блуд. Не стоит душу травмировать.

- А, вот ты где. Привет. Опять серой мышкой прикидываешься. Теперь то ты уже никуда не торопишься? Женщина свободная.

Оля смущенно улыбнулась.
- Уже заказала что-нибудь? Я такая голодная. Всё со своим разбираюсь. Энергии уходит много. Чувствую, как аура трещит по швам.

- Что у тебя трещит?
- Ладно, ладно. Я знаю, что ты такого не принимаешь. Не твое это.

- Не «не моё», а не христианское. Ты еще опять за реинкарнацию заведи разговор и какую ты жизнь сейчас проживаешь.

- А что тут говорить – седьмую.
- Марин, живем мы один раз. Потом умираем, а потом суд. На суде перед Господом, что будешь говорить? Вот эту ересь? Ты ведь крещенная и уже во взрослом возрасте, а в такую тьму ударилась.

- Ладно, не эта тема меня сейчас волнует. Мой благоверный-неверный тоже в кризис среднего возраста ударился. Хлопнул дверью и ушел. Сказал – все. Теперь делить имущество будем. А нам есть что делить. Эх, жалко.

- А его не жалко?
- Его? А чего его жалеть? Ты вот всю жизнь своего жалела, себя загоняла, а теперь одна осталась. А я другого найду.

- А тебе не кажется, что ты загоняешь себя в тупик, из которого нет выхода? Разрушить легко, а вот сохранить даже то, что разваливается – можно, хотя и трудно конечно. Ты попробуй посмотреть на ситуацию со стороны. Убери эмоции и забудь желание ему досадить. И, пожалуйста, успокойся. У тебя уже глаз дергается. Что-то твоя дыхательная гимнастика и йога не помогают. В таких ситуациях прощение друг у друга надо просить.

- А я ведь ходила в церковь. И у иконы стояла, помощи у неё просила.

- Так ведь надо в церковь с покаянным сердцем идти. Гордым Бог противится. Ты ведь не сокрушалась, а скорее требования выдвигала, не так ли? «Хочу, чтобы так и так, и больше ни как». Своим «хочу» разрушение несешь в семью. Я твоего не оправдываю, нет. Но поговорить то с ним не могу, а вот тебе могу сказать. Ты слушай, а потом делай выводы. Ты у него когда последний раз прощение просила?

Брови Маринки поднялись в изумленном негодовании.
- Нет, не отвечай, знаю, что друг друга стоите. Никто друг другу уступить не готов. Гордые непомерно. Ну и что ты кому докажешь своей гордостью? Милосерднее надо быть. Слышишь, слово то какое - «милое» и «сердце» сочетается. Доброе, прощающее сердце.

От нахлынувших чувств защипало в носу. Маринка сидела, уткнувшись носом в тарелку, и стыдливо смахивала слезы. Достучалась все-таки, - подумала Ольга, - слава Господу.

В сумочке у Маринки ожил телефон, противным голосом «дорогая, муж звонит», требуя ответа на звонок.

- Да. Конечно. Я готова. Как скажешь, - сдерживая слезы и без эмоций ответила Маринка.

Подняв на подругу глаза, полные боли и слез, прошептала:

- Настаивает на переговорах по имущественным вопросам. Сейчас подъедет. Прости, я пойду.

Ольгино сердце сжалось от сочувствия. Ну, что же это я? К милосердию призываю, а сама больно делаю подруге. А ей то вон, как больно.

- Прости, Мариш, я ведь не со зла. Ты только спокойнее, ладно? И мне позвони, когда освободишься, ладно?

Маринка кивнула:
- Ага.

Вечером сидела Ольга, размышляла, ждала звонка. Не дождалась. Позвонила сама. Мобильник молчал. Квартирный телефон не отвечал. Тревога вкрадывалась в душу, щемило и без того больное сердце. Господи, - молила, - помоги им пережить эти испытания, сохранить семью.

Где-то внутри, с каким-то внутренним жаром, с непонятным желанием, она мечтала, представляла, как было бы здорово услышать от Маринки, что они помирились. Доброе сердце и богатое воображение рисовало картину за картиной, от каждой такой мысли душа умилялась и в восторженном упоении рождалась мысль: «Боже, как было бы хорошо...»

Звонок раздался в квартире уже ближе к полуночи и приглушенный голос Маринки, захлебываясь от восторга и искрящегося женского довольства донес по телефонному проводу:

- А мы завтра в Египет улетаем. Второй медовый месяц, - глупо захихикала она в трубку.

- Вот и славно, успела бросить в ответ Ольга, но в трубке уже пикали короткие гудки.

Понятно, - не до меня, - блаженно улыбаясь прошептала Ольга, обнимая подушку и засыпая счастливым сном человека, который помог Господу сотворить, пусть не большое, но чудо на земле, - соединение двух любящих сердец.