Дорога домой

Хорошо быть дураком. Майкрофтом Холмсом тоже неплохо. Серединка на половинку – капец. Я извёлся в догадках. Лего без инструкции по сборке.
И так…
Век за веком Агнешка мелькала в доме тревожным призраком, опасаясь и мёртвых, и живых. Секунду оглядится, минуту протанцует, и нет её. Это никого не волновало. Но затем появился я, который видел Агнешку постоянно, разговаривал с ней. Уверившись, что для воображаемого друга здесь лишку совпадений, Межичи отравили меня и полгорода заодно. Преступление...

В доме два телика, пять гитар, пианино, бильярд, вытащенный с чердака, карты, накрытые столы, выпивка и под три сотни мужиков.
Необъяснимая тишина в большом зале, где только мы вдвоём: Слава Румын и я.
Деньгами от него – пахнет. Конкретней – приглушённым лоском не дурака. У него хмурость Межича, глубоко вырезанные ноздри, и это выражение родственного кредита. Ещё – Слава Румын очень высокий. Мы садимся, но сразу встаём и так продолжаем разговор. Зал кажется тесным.
У Славы Румына такие глаза...

Слава Румын что-то перебирает на столе, зачерпывая и медленно высыпая. Это мои пазлы, надвое разорванный пакет валяется рядом. Он взял чужую вещь без спроса, война.
– Я тоже в детстве любил…
Клянусь, он говорит не про пазлы. Нарочно произносит – «в детстве»!
– И когда разлюбили?
– Когда научился и стало неинтересно... Помочь тебе?
Война. Флангов у меня нет, окопов и тыла с артиллерией. Ничего у меня нет, одна только ошалевшая конница:
– За что вы получили по башке, Слава?
– Мы свои, – не...

Вино, мясо, новости. Дикторы и шалавы на экране допотопного телика – круглосуточным фоном. Во дворе каждый день топящаяся банька.
Бесконечная туса в доме: кто у кого родился, женился и помер, кому с кем бизнес мутить. Припоздавшие Межичи обнимаются на пороге. Амбре жареного и креплёного, сухого красного. Запах ожидания главного торжества.
Сильван Межич, основоположник рода, своими руками построил этот дом. Затем, чтобы в нём свадьбу сыграть.
До солнцеворота – мужской праздник, после – женский...

Бежать. Куда? Я не знаю.
Межичи получат от меня не Агнешку, а примерно хрен, это не обсуждается. Но я всё торможу, думаю – вот-вот сорвусь. А о том, как мы с ней распрощались, о том, что я сказал: «Приходи в гости». Что Агнешка сказала: «Приду». Это забыл напрочь!
Утро, темно. Двор в фонариках. Столы накрытые. В доме народ бы не поместился. Что-то не так… Декабрь – и парной воздух? Тепловые пушки, офигеть! Это Слава Румын устроил. Мимоходом, фланируя от парней с золотыми цепями к старикам в...

В городе болтали, что инфекция пришла с румынскими цыганами, с их леденцами на палочках. Народу из каждого утюга объясняли, что это не отрава, что это грипп такой, к которому местный иммунитет не приучен. Да разве переубедишь, бабки-то лучше знают.
До гриппа смерть дважды проходила ко мне впритирку. Или трижды? Как посмотреть: дед и близнецы. Но это была какая-то не настоящая, не страшная смерть. Дед последнюю зиму всё лежал, лежал, да так в гроб и перелёг, лишь немного в чертах заострившись...

О, тырнет заработал!
Я захожу в конурку Ярика, облюбованную им ещё при жизни. Останавливаюсь в дверях. У него на вкладке ноута: бар, столики, тётки манерные, прожектора. Саксофон и целующийся с ним взасос – чернейший перец. Из единственной дерьмовой колонки негромко фигачит джаз. Ха, так это он не свои модельки под музыку пытает стамеской и киянкой! Ярик – за барабанщика. Согнувшись как баба-яга, он солирует на табуретке и на колене!
– Браво! – я аплодирую, присвистнув. – Здаров, Бадди Рич!
Ярик...

По живой луне отец показывал мне фамильное древо не раз и не два. Он меня достал с этим нафталином. В альбоме, в раме на стене, и так, и сяк: ветвящийся рисунок и обычная таблица с ремарками. Тот случай, когда я выказал пренебрежение: к чему всё это так уж хранить. Я думал о Баронском Парке, отвлёк он меня.
Отец:
– Если мы про них забудем, что, по-твоему, они будут есть?
– Па, но ведь фактически: если пирог оставить на столе, он так и будет лежать, черстветь… Еда предназначена для живых, мы её...

Жар, сон… Утро. Ну, наконец-то!
– Ярик, она в самом деле приехала? Катрина здесь?
– На дворе, голубей кормит. Ой, и странная же она тётка: кто поклевал, те улетают и не возвращаются. А новые всё равно прилетают. Как-будто она при жизни всех голубей на свете знала!
– Может и так, они богатые, путешествовали, в Венеции жили… Ярик, я видел ад и мне не понравилось. Включи что-нить, песню из своих что ли…
Ярик недолго ищет, выкручивает громкость на колонке.
– Держи пять, – говорит он.
Я удивляюсь, но...

МОЯ ЖИЗНЬ. Часть 12. РОДИТЕЛЬСКИЙ ДОМ.

Жизнь дома обещала тревожное и очень недолгое затишье. Судьба должна была меня изрядно потрепать, чтобы я согласилась, сочла за радость, почти за спасение поехать с отцом домой. Но я действительно была измотана долгим своим безрадостным кочевьем и желала себе пусть временный, но самый скромный и верный приют телу и душе. Доброжелательность отца была предельной. Так можно было говорить с больным и очень битым человеком. Слава Богу, Бог дал такое, хоть...