Замер посредине игры

Замерла тишина,
сердце молчит упрямо,
где-то прошла война
чёрною лапой драмы.
Нет, не нирвана нам
даст упоенье покоя,
снова душевный храм
я тишиною укрою..

Чудно и, право, не грешно
лежать под солнышком осенним,
смотреть на дивное панно,
где заиграли светотени.
А небо!... Сказочно-свежо
и замер я, заворожённый, -
оно прекрасно и ужо
сижу, молитвой окрылённый....

Четверть века назад отгремели бои.
Отболели, отмаялись раны твои.

Но, далёкому мужеству верность храня,
ты стоишь и молчишь у святого огня.

Ты же выжил, солдат! Хоть сто раз умирал.
Хоть друзей хоронил и хоть насмерть стоял.

Почему же ты замер - на сердце ладонь
и в глазах, как в ручьях, отразился огонь?

Говорят, что не плачет солдат: он - солдат.
И что старые раны к ненастью болят.

Но вчера было солнце! И солнце с утра...
Что ж ты плачешь, солдат, у святого костра...

Нахожу себя через невиданное новое.
И вот уже, кажется, мир возник только вчера.
Как странно...
Взор притягивает энергетика незнакомая.
Поёт и танцует вахада* африканка…

Бусы бисерные. Босые ноги.
Танец полон огня...
Я всего лишь гость у твоего порога.
Не смотри удивлённо на меня,
Танцуй и пой. Я прошу совсем немного…

В ритме танца сердце повторяет непонятные слова.
В запахе хижины переплелись история и современность.
В ритме танца пульсирует дух пыльной пустыни
И океанская...

Фонарь сквозь дрёму
В короткий день,
Как аксиому
Шаги и тень
Прохожих слушал…
Порхал снежок
И звуки кушал.
Венком пушок
Упал и замер…
Фонарь включил
Свой свето-пламень.
Снежок почил
Тончайшей сканью,
На лбу венцом,
Небесной данью.
Горя лицом,
Наш венценосный,
Как пономарь,
Весь светоносный
Служил фонарь
С ночи до утра,
Без счета лет,
Любой натуре,
Неся свой свет!

Дрожит душа, озябла… /слышишь/,
Почти шепчу /Устала. Боль…/
Как без меня?/Все шутишь? Дышишь?/
Все хорошо? Прошла любовь?
Молчишь. А жаль… /Еще быть может…/
Соври же мне.. /Сорвалась. Стон./
Прости. Забудь! /Озноб по коже/
Гудки и замер телефон…

Глотаю воздух… / жар/ таблетки…
Еще минута… /поздно/ вздор…
Ты прав… / удары слишком метки/
Какой тут к черту разговор!

Уже шучу… Согрелась… /знаешь/
Почти живу… / и жму на газ/
Зачем звонишь.. /уж не сломаешь/
Смешны… осколки...

Расплавленный жарой, на пляже замер
Июльский полдень. Плотен и весом...
Вдруг вспышкой полароидной в глаза мне...
Кофейный силуэт на голубом.

И жгучее желание (до дрожи)
Дотронуться до юной наготы,
И наслаждаясь смуглой, гладкой кожей,
Стать морем, обрамленьем красоты,
Касаться нежно брызгами прибоя,
Улечься пеной снежною у ног,
И выполнить желание любое,
Любой каприз богини. Я бы мог.

Но здесь... мою прекрасную богиню
Позвал такой же юный, смуглый бог.
И потускнел мираж...

В бурой воде трепетали гигантские рыбы,
ящер шуршал чешуёю в янтарной траве,
над водопадом нависли гранитные глыбы,
весом своим устремясь к голубой глубине.

Прошелестели стрекоз золотистая стая,
пальмы качнулися, дрогнули ветви лиан,
вышла горилла неспешно, и лапа большая
дёрнула стебель, порушив букет икэбан.

Принялась грозно трубить, танцевать по поляне.
Замер в болоте бревном молодой крокодил.
Взор обратив свой стеклянный к большой обезьяне,
как примеряясь, как он бы её...

Долгожданный
Чужой? родной ли?
Ночной осенний дождь.
Дыханье затаив я замер, тая в шепоте его...
Что сердце тронуло мое?
Печаль иль радость?
Миг или вечность?
Иль это шевельнулась внутри моя душа?...

Ушёл и не вернётся!
Мозг бьётся воспалённый.
Что так всё обернётся,
Не знал он, в жизнь влюблённый.

Мужчиной возвратиться,
Пройдя чрез испытанья,
Не дал злой рок! Струится
По стеле дрожь стенанья!

Стеклярус жизни замер,
Рвёт кровью в сердце рана!
Отсчёт закончил таймер,
Прими Бог дух Ивана.

Достойный жить - уходит,
Волкам - впредь веселиться.
В зигзагах колобродит
Вселенной колесница.