Яды

В тумане её ладоней – огонь подвенечного платья осени
тает проседью линии жизни, манит беспечную влагу дождя,
плавит закатное золото, стонет от жажды, и просит
прелого воздуха листопада, толику яда, зажатого

под язычком пылевидного неба... Голое поле светит
девственным ветром, медью пресной травы, голодом
солнца и шелковидным пеплом – светит в рассвет
её полусонного взгляда… В её невольной боли –

гранатовый сумрак, холодная ванна серебряной рощи
с разбитым стеклом берёз, прилив...

Мыла, мыла, снова мыло,
Цвет жевачки на лугу.
Жёлто-выборочно иней
Зацепился за косу.
Бродят мысли водопадом,
Если включенный свисток,
Мёд мешают с синим ядом,
Обезтучивая сок.
И бредут куда-то кони,
Снова целятся в туман.
Роли, посылы, пароли,
Оттопыренный карман.
Бред по синим водопадам,
Всплеск уловами судьбы.
А оно мне это надо?
Удержания бразды..
Или живность теплоходом
Вновь ощупывает дно....
Пониманиями мало
Снять за плугами ярмо.
Дома я, куда б не рвало
Похождение...

Впервые Ксеркс увидел мир ночной
В приходе, византийскими камнями
Возвышенном, жемчужною трухой
Гербовник звезд троящем в тусклой раме.

И стройные в душе ряды зажглись,
И странные образовались реки,
Прекрасно освещенные, как высь,
Пространством, убивающим навеки.

Быть может, над водой Левиафан
Акафисты речет, молясь потиру,
Когда сквозь сон в астральный океан
Вплывает рак по лунному эфиру.

Быть может, разве лунные огни
Для иноков одних верхонебесных
Светятся и серебром горним...

Сердитый ветер, полный яда, сквозь фонари-поводыри,
преступным бессердечьем, тянет полумрак;
молчанье – верный друг, который не предаст и не изменит –
зарёй осенней тлеет
на письменном столе;
и разум – он же, горький опыт –
всё учится, чтоб удивлять других;
узнав про угол квадрата,
всё представляет остальные три,
но, а великий квадрат,
по-прежнему, углов как не имел, так не имеет,
как не смотри и не верти
в пространстве, где теряются слова…
Вот месяц, благородный муж, серпом...

Крылья бабочек земные
Цветом радуг расписные.
Всё в них - горы и моря,
Звук, системная игра.
В трав великие раздолья
Пыль, на лапках, с Лукоморья
Словом в темечко цветов
Отдают, услышав зов.
Им Одним оно ведомо,
Как и где посеять слово,
Что пыльцой зовёт цветка
Чья-то светлая душа.

Люди, они просто - люди.
Есть цветок в них и сачок.
Благодарности на блюде
Мух=ой, бабочка не ждёт.
Кто-то ловит в умиленье,
Кто-то ядом брызнет, чтоб
Не летали в окруженье,
Вызывая злой озноб...

Дорогие читательницы и читатели, портала. Представляю на ваш суд мироощущения мужчин разного возраста.
Первый - молод - ему еще нет тридцати, но он уже достаточно опытный в мире интимных отношений.
Второму - за пятьдесят, но он еще храбрится и бодрится. Третий – переступил эту незримую, но всегда ощутимую черту, за которой скорбно и грустно взирает на тебя старчество, но, где еще пока
можно вспоминать былое.
Приглашаю к диалогу женщин-читательниц газеты. Если, чем –то вас случайно обидел...

Вы как бродячие скалы, киллеры и хелперы, су-
прессоры по лабиринту слов, разгоняющие тор-
мозящие и убивающие мысль, всё просящие, оп-
тические иллюзии и другие окклюзии, скрытие
открытого в определённый момент увитого от
постороннего взгляда, из ада получить каплю
яда разогнать до упада, на что ты намекаешь,
люльку качаешь, (куришь), чувств, огюст рену-
ар, альфред шнитке, где твои улыбки, глыбки
дня, сирены, музы, колокольцев узы, баллады и
арии и другие звоны, флейты, гобои...

Мы конусы огней соединить
Пытались, но окончились мытарства,
Сквозь тени бледноогненная нить
Сочится за Аид во славу царства.

Иль сочиво днесь Паркам оборвать,
Гранатовую панну отревожить,
Здесь царствие – так станем пировать,
Начиние затравленное множить.

Нам демоны сугатные хлебы
Исщедно напасли, чтоб веселиться
Могли черноизбранники судьбы,
Пока в любого ангел не вселится.

Пеющих востречай, хмельной Аид,
Веди в свое подземное склепенье,
Доколе ж Кателинам аонид
Испытывать...

Девушка, не внемли яду,
Скинь оковы суеты,
Будь веселая, как Юность,
Твоя истина - цвести,
Дух твой вечно целомудрен,
Он дарован тебе свыше,
Выше в чем то, там и любим,
Где к весне, к природе ближе.

Он вылизывал мордой притоны,
так качало его до земли.
Проституток горячие стоны
лепестками бутонов цвели.

Ядом жёлтым тычинки пестрели,
пестик высился, словно труба,
проститутки горячие грели
его душу, иначе б – «труба»

Сердце прыгало комом в аорте.
Иглы тонкие – снежная взвесь.
Ах, оставьте, всё тщетно, не спорьте:
за чертой – только чёрное есть.

Ночью встанет душа промеж стенок
с измереньем от ног – к потолку.
Засинеют тяжёлые вены,
месяц-жернов свернётся в дугу.

Иль...