Выдыхая озноб потрясений

Пока еще не снег, а иней белый
Какой-то неумело-оробелый,
Как с неба знак средь этой кутерьмы.
А на душе не тяжко, но угарно,
Народ бредет поштучно и попарно,
И мы с тобой в преддверии зимы
Открыты всем ветрам и небылицам,
Щека к щеке не прячем наши лица
Прикованы колодницей-судьбой.
Балкон закроем и утеплим двери,
Находки подсчитаем и потери,
Экран засветим бледно-голубой.
Ну что ж – зима, подведены итоги.
Проводим осень у лесной дороги,
Перетрясем свой скудный гардероб.
Одеты...

Да минуют напасти и хвори
Никаких орденов не хочу.
Только воля
Да чистое поле
Мне сегодня еще по плечу.
Вслед не пуля просвищет – синица,
Пусть не страх меня бросит в озноб.
Воля – с родиной малою слиться,
Поле – только не бранное чтоб.
2002г.

Андрею Каржину
И порознь бывая и вместе,
В квадратиках кухонных стен
Мы пели прекрасные песни
И пили рублёвый портвейн.
И не были счастливы, вроде,
Поскольку "застой" по стране.
С тоской на привычном аккорде
И с болью на третьей струне.
Душили озноб и усталость
В единственном может числе.
Из всех демократий осталась
Гитара в потёртом чехле.
Её будто ветку ломали,
Сгибали до самой земли.
В подполье её загоняли,
А песню отнять не смогли.
Та песня неверной походкой
Шагала в ночах...

Я коснулся неба ладонью,
И узнал что пустое оно.
В него глянул — свет солнца болью,
Мне в глаза, стало в них темно.

Осерчав на меня за дерзость,
Небо глянуло тучи тьмой.
Дождь послал мне озноба свежесть,
Промочив ледяной водой.

Я простыл, заболел и кашель,
Душит, мне разрывая грудь.
Зябко жить мир тумана кашей,
Сделав воздух, в нём спрятал путь.

И куда я иду — не знаю,
Всё равно мне — идти куда.
Воздух-кашу в себя вдыхаю,
В ней туман и дождя вода.

Ах зачем, трогал я...

Играют камни, как калейдоскоп,
от этой красоты берёт озноб...
РодИт так щедро Матушка Земля
нам самоцветы, гОры хрусталя...

Опал, рубин, сапфир и изумруд...,
украсят вас и праздник создадут.
Берилл, гранат, а вот александрит,
дарУет мудрость, может исцелит...

БогАты недра: жемчуг, турмалин...,
скалистых гор или морских глубин.
ТопАзы, яшма или бирюза,
или бриллианта чистая слеза...

Клёны в нашем дворе пожелтели,
Это осень, опять листопад.
Птицы песню прощанья пропели,
Обещав в ней вернуться назад.

Как же быстро закончилось лето,
Позади долгих дней его зной.
А теперь в них совсем мало света,
И озноб, словно страх пред зимой.

Дарит осень нам жатвы итоги,
Аромат вкуса зрелых плодов.
Лета бабьего праздник недолгий,
Красоту пожелтевших лесов.

Осень — время красивое грустью,
В ней печаль увяданья живёт.
Нет надрыва тоски в этом чувстве,
В ней листвы сухой...

Ещё не вся листва опала,
И бабье лето впереди.
И притомившись лить, устало,
В окно моё стучат дожди.

Но по утрам уже прохлада,
И стали ночи дня длинней.
Холодный, как улыбка гада,
Озноб кусает зло людей.

И вновь промёрзну до костей,
Я утром выйдя на прогулку.
А ветер дует всё сильней,
В тиши рассветной воя гулко.

А из-за ветра дождь косой,
Зонты под ним нас не спасут.
И я спешу назад домой,
В квартиры сухость и уют.

Льёт дождь опять весь выходной,
Размыв водой все мои...

Тумана серые лохмотья,
С утра одел день за окном.
Над миром тучи грязной хлопья,
Темно и неуютно в нём.

Ведёт рассудок с сердцем спор,
Не в силах душу поделить.
И этот спор в стиха узор,
Вплести сумел смятенья нить.

Уже начало декабря,
А на дворе как будто осень.
Туман пришёл из сентября,
К зиме незванным, сырым гостем.

Он в мир принёс озноба зябкость,
Рассеяв, сделал тусклым свет.
Седой и вялый словно старость,
В нём у предметов формы нет.

И средь зимы осенней грусти...

Сняв груз проблем с души уставшей
Отрекся от былой печали и тоски,
Что были гнетом для израненных сердец,
Которые Амур жестокий расстрелял.

Теперь свободен я от той любви,
Которая покрыла льдом остров души,
Нещадно заморозив трепетное сердце,
Но ушел озноб, растаяв грязным снегом…

С приходом молодой весны зеленой
Звенят капели и бегут игривые ручьи,
Природа расцветает дивными цветами,
А нежная душа полна любовью святой.

Теперь лишь в зыбкой памяти
Останутся следы печали и...

Эта каменоломня бездушия,
Да отбойного молота злоба,
Газа смертного жизни удушие,
Где отчаяние до озноба.

Груды разных камней вместо целого,
Грязно-чёрная метка на коже.
Хватка сильная закоренелого,
Приспособленного, только всё же...

Данной тверди опасная скважина.
Сердце бьётся всегда до забоя.
Даже если душа подзагажена,
Никогда не сдаётся без боя.

Вагонетки бегут к терриконику,
А порода вся через абзетцер
До песчинки уходит к виновнику,
Провокатору этого действа...