Встревоженный

Чуть колышется свет за стеклом витража,
Став кому-то забавой, игрушкой, утехой.
Под цветной оболочкой мерцает душа,
Содрогаясь от боли и горького смеха.

Спотыкаясь о тени спешащих людей,
Потихоньку бредет эта чуждая нежность.
Виртуозность ночей, переливчивость дней
Может вдруг уничтожить прощанья небрежность.

А вокруг все бурлит, словно жизни садок
Переполнен шумливой, встревоженной стайкой.
Жизнь была…до того, как последний звонок
Вдруг сорвался навылет простреленной...

Телефон зазвонил – Он!
Ты бросилась к трубке встревоженно.
Сердце в груди бьётся птицей, звон…
И ты говоришь: Алло…– так положено.
Слова разорвали мозги,
И голос несвежий сказал:
«Любимая, прости,
Ведь я тогда не знал,
Что встречу её на пути…»
В трубке остались гудки.
Слеза упала с ресницы,
Из груди вырвалась птица,
Он тебе больше не снится…
...Любимая, прости-

Тонкое лицо императрицы,
золотая роза на груди,
брови как встревоженные птицы
крыльями взмахнули впереди,
и мелькают то леса, то скалы,
и встают из полуночной тьмы
Соловки, лубянские подвалы,
ледяные склепы Колымы,
бьются кони, плачут чьи-то дети,
тени, тени рвутся наяву,
офицеров, сваленных в подклети,
девушек, распластанных во рву,
рвется прах с заброшенных погостов,
комом к горлу подступает прах,
ледяная лапа холокоста
на Ее заснеженных полях,

но летит!
летит по белу свету...

Сливается с музыкой сердце стиха
Туманы уплыли с чудных равнин
И ты хризантемой меня завлекла
В сад необычных осенних рябин

Молю я былое не надо тревожить
уставшее сердце не сможет гореть
Но кистью рябиновой разум встревожен
И вновь полыхать мне, и лавой кипеть

О Боже ! зачем мне и радость, и тяжесть
Березки прекрасной лучистый полет
Но тонет в забвенье глубокая ярость
Пылает надежды сиреневый взлет

Зарекшись однажды, в дурмане печали
Отшельником время в келье убить
Тону...

Ничем не встревожен мой сон на рассвете,
Спокойно лежит на подушке рука,
Он так безмятежен, что могут лишь дети
Так спать, когда жизнь еще их далека.
А кто объяснит мне, что юность обещана,
Что детство мое безвозвратно уйдет...
А сказки во сне акварелью расцвечены,
В волшебные окна глядит бытие.
Тот взгляд не небрежный, с загадочной лаской,
Без обещаний и ложных надежд...
Мой сон безмятежный, прощаясь со сказкой,
Вступает в осознанность всех совершенств!

Город встревожен дыханием стужи.
Люди снуют кто куда.
Крепкий мороз заморозил все лужи,
В лед нарядилась вода.

Зеленый автобус мчит как борзая,
Не страшен злой гололед.
В стекло ему ветер бьет,завывая:
"Тише,угробишь народ".

Рессоры трясут угрюмые тушки,
Мотор нагулял аппетит.
Бурчат старики,шепелявят старушки,
Жизнь на колесах кипит.

Кондуктор-дама строгая,грузная,
Шерстит седых старичков.
Льготная старость плану обузная,
Вози за так простачков.

Пьяный заходит,шатаясь...

Битвы словесной стихла гроза.
Полные гнева, супруг и супруга
Молча стояли друг против друга,
Сузив от ненависти глаза.

Все корабли за собою сожгли,
Вспомнили все, что было плохого.
Каждый поступок и каждое слово -
Все, не щадя, на свет извлекли.

Годы их дружбы, сердец их биенье -
Все перечеркнуто без сожаленья.
Часто на свете так получается:
В ссоре хорошее забывается.

Тихо. Обоим уже не до споров.
Каждый умолк, губу закусив.
Нынче не просто домашняя ссора,
Нынче конец...

Я часто был встревожен,
Мне свет порой не мил.
И то, что мир ничтожен
Бывало, я твердил.
Но все же не люблю я
Оглядываться вспять,
Отчаянно тоскуя
Во мгле ночной гулять.

Люблю долин озёрных
Осеннюю молву,
Глядеть печальным взором
На жёлтую траву.
И улыбаться нежно
На лёгкий первый снег,
Поняв, что я, конечно,
Счастливый человек.

Осенний день встревоженно румян,
Черны столбы.
Бросаю хлеб голодным голубям
Под шум толпы.

Безрадостный людской круговорот.
Невмоготу.
Так одиноко. Тени - хоровод
Сквозь пустоту.

Терпеть тоску, что люто сердце жжет
Мне по плечу.
Путь избранный оценят в эшафот -
Я заплачу.

Густой закат пронзительно румян:
Я в нем тону,
Бросая, словно крошки голубям,
Любовь в толпу.

Когда я заявляюсь к ней
И думаю о детском страхе-
"Укладывайся,вип-клиент!"-
Смеётся Лиля-парикмахер

Сажусь,ухватывая суть-
"Модельную-и без кастраций!
Как-белые носки не жмут
Ему при виде новых граций?"

Она,отстригивая клок,
Мне улыбается-"Мерзавец
И плюс чистопородный лох,
И проститутка-всем на зависть!

Послушай,что он учудил..."
А в мир,распахнутый снаружи,
Рычит небесный крокодил-
И дождь соединяет лужи...

Гуманности не для неё-
Кто ловкою рукой захвачен,
Поспешное...