Всепрощенье

Я всем простила
и боль, и смех
Но не забыла
минувших вех.
И не сумела
простить себя.
А так хотела,
но не смогла.

Года летели,
а я ждала,
Зимой в метели,
и в холода.
И знойным летом
одним жила,
Что кто-то где-то
простит меня.

Я всех простила,
но не себя,
А так хотела,
но не смогла.
И всё забыла:
слова, дела…
Я всех простила,
а вы - меня?

Простите умному ошибку,
Глупцу простите сразу все.
И обменяйте на улыбку
Слова, что скажет вам осел.

Прощайте бедным и богатым,
Слепым, глухим и дуракам,
Сверх меры злым и виноватым,
Прощайте всем - простится вам.

Я не приемлю всепрощения,
И всё прожив, что мне дано.
В том не покорность, а смирение,
Возьму — в терпении оно.

Смирю неистовство и буйство,
Души и нрава и смогу.
Сдержав эмоции и чувства,
Воздать и другу, и врагу.

Воздать по совести, по долгу,
Приняв добро и зла не взяв.
И мне душа и ум помогут,
Путь верный, сердцу подсказав.

И приняв то, что неизбежно,
Стремясь по совести жить в том.
Пройду я жизни путём грешным,
Душою помня о святом.

И не приемля всепрощения...

Желаю всем людям я счастья,
А оппонентам - особенно,
В нелепой и низкой их страсти -
Жалею я всех озлобленных!
Взлечу, воспарю над условностью,
Прощая им подлости разные...
В убожестве из бездуховности
Так сложно «болезным» праздновать!

Сухая осень... Безысходность
Сухой листвы и глаз сухих,
О, если бы - дождя и слезы!
Как очищение, как взрыв!

Как всепрощенье... Бесприютность
За-сохших глаз - сухой листвы,
Ах, если бы проснуться утром,
А там - весна, дожди, мосты...

И строчки писем...

Отгорели пожары и дым в синеву, улетел,

грех, закутанный в саван, плясал и угас.

Всепрощенье - вернулося, снова, в родимый удел,

и высокое "cи", допевают планеты, cейчас.

Свет вернулся, опять. И замолк, навсегда, хор

зеленых, крикливых, придонных лягушек.

Всем, не спать! Иерихонской трубы гордый глас,

громогласно неверье трухлявое, ветхое рушит.

Звон стоит золотистый, диг-дон, диги-дон, диги-дон,

колокольчики дружно, заливисто, чисто поют.

Страхи, ахи - вчера...

Остыли безнадёжно угольки
Уютного домашнего камина.
И журавли в свои материки,
К теплу, курлыча, улетают клином.

Что мне тепло? - Я к холодам привык -
Душе обледеневшей так удобней.
Щемящий сердце журавлиный крик,
Как реквием любви увядшей, скорбный.

Не улететь с последней стаей мне –
Я не сумею вновь расправить крылья.
От осознанья немощи больней
Становится и воздух пахнет гнилью.

Успокоенья не приносит сон,
Короткий, и без вещих сновидений.
В ушах набатом - колокольный звон...

И пока братья стенали -
Зря продали, то да сё,
Одного они не знали,
Что Иосиф слышит всё.

Между ними, как рабочий,
В тот ответственный момент
Ошивался переводчик,
Завербованный агент,

Мастер на такие штуки.
Знает каждый атташе -
Длинные сатрапа руки
Начинаются с ушей.

В дальних комнатах Иосиф,
Чтоб никто не услыхал,
Тело на подушки бросил,
Сильно так переживал,

Заходился от рыданий,
Братьев продолжал любить.
Думал он о наказанье
И о том, как их простить.

Мщение и...

Она прощает много… терпеливо…
И грубость слов, и нерадивость дел,
И взгляд холодный, слишком горделивый,
И даже ложь, что навела прицел
Куда-то рядом с солнечным сплетеньем
И чуть левей, туда, где сердца дом…
Не сопоставить в ряд ее значений,
Они – ступени в мир забытых догм…
************************************
Mania
Она по сути – просто одержимость,
Прикосновенье демонами тьмы.
Порой она иным - необходимость,
Но это стены призменной тюрьмы…

Pfilio
Она возникнет там, где есть...

Неоткуда взяться добродетели,
Если ты по жизни не страдал,
Если тебя в жизни не заметили,
Если тебе кто-то не отдал…
Если не испил в долгах отчаянье,
Не был бит, не знал цену любви,
Если в жизни не был неприкаянным,
Если на Земле в трудах не жил…
Вырастит Сам Бог из чьей-то жадности,
Зависти, обиды и беды…
Чрез твои земные неприятности,
Дивные, великие плоды…
Вырастит Сам Бог на почве горестной
Всепрощенье, благость и любовь,
Опалив тебя земною корыстью,
Одолев тебя чужой игрой...