Вечерний

всполохи света
в глазах твоих
вечер ясный, полон фиолета
ты касаешься руками неба
справа и слева всполохи света
вечерней зари

Не бойся быть нежной, как тонкий апрельский лёд,
не бойся быть мягкой, подобно зимнему солнцу на склоне
дня; и пусть твои волосы гладит ночной ветерок,
с частотой мотылька, летящего на огонь.
И будто серебряная цепочка упала змейкой в ладонь –
сердце на полпути замрёт, голос на полпути растает.
Исповедь глаз, прикоснувшись душой к стеклу,
пусть не ищет тоски и боли –
больше не будет слов, обещаю.
Останется, только шелест листьев и влажная ночь,
и пропасть окна, застеклившая чёрную...

Ангелы, любимые
высоко парят
Ангелы незримые
не замечают нас

люди собираются
снова воевать
Ангелы любимые
попроси за нас

люди непутевые
взялись за свое
Ангелы родимые
проявись Огнем!

чтоб в вечернем воздухе
огненным Крестом
люди б очищалися
люди б извинялися
каждый о своем

Случайный прохожий, хоть светом вечерним
Уже наполнялся весь Старый Арбат,
Выказывать начал своё восхищенье
Рисункам, тому и художник был рад!

«А, ваши рисуночки есть за границей?
На выставках, там выставлялись они?»
«Не знаю, такое мне даже не снится.
Свои провожу за работoю дни!

А может и есть, ведь рисую я многих,
Кто знает, и лорда, глядишь, рисовал!»
«Ну, скажете вы, быть такого не может,
Кого-то… из «этих», и вдруг не узнал!»

«Люблю я за делом любимым трудиться,
Коль...

- Привет, малыш!, - Привет любовь!
И наступила тишина,
- Пока малыш!, - Пока, ну что ж,
Коль растерялися слова.
Нет больше грёз, совместных тем,
Немеет белая рука,
Терзаешь юбку у колен, -
Проводишь может до двора?
Идём в тиши по мостовой,
Сгущалась в небе мгла.
- Ты вспоминал о нас с тобой?
- А как ты думаешь сама?
Опять умолк наш разговор,
Представился квартал,
Смотрю в глаза, а нежный взор
Напротив поджидал.
- Признаюсь, я спать не могла,
Когда мы разошлись,
От горьких...

Береги
безмятежность свечи,
как зеницу ока,
пока взгляд балансирует
на нитях дождя,
и расплываются лужи
содой апрельского облака,
и кожа, как снег холодна,
и тонка, как батист.
Пусть ищут ночлег
промокшие ноги;
пусть ивы лёгких ресниц
провожают вечернее солнце;
пусть шорох уставших ладоней,
растворяясь
за полушёлковым тюлем,
прикрывает от влажного ветра
неровное пламя огарка,
словно дыханье,
словно последнюю крошку
пшеничного неба;
ведь всё,
что нужно для счастья...

На склоне жизни знанием любви –
Воспоминанья.
На память сердца чувств благословенье -
Святая юность.
Святая юность – слов благих
Уста живые
На сердце столь же непослушном
И утомлённым.
От прошлых лет, как выгод, отступиться.
Я в сумерках души ищу иное.
И вам рука моя – руки не прячьте,
А только слёзы прячьте, только слезы.


* * *

Я знаю музыки слова
Они слышны мне не всегда,
Но удивительно красивы,
Так неожиданны, так милы,
Что, кажется, не существуешь,
То одичаешь...

Красавицы берёзки… серёжки распустили,
А знать донскую зиму прекрасно пережили.
Осталось нарядиться в зелёный сарафан…
Солнце здесь пригреет и будет не обман.
Красавицы берёзки оденутся листвой…
Зазеленеют милые… своей здесь красотой!
Да! Зашумит красавица… на донском ветру…
Приглашая в гости, казачек поутру.
А на зорьке ранней соловушка споёт…
Казака родного в лес он зазовёт.
А коль увидит девку… красавицу он здесь…
Знать до вечерней зорьки с ней песни будет петь!
А когда стемнеет...

Сиюминутная элегия заката,
словно мотив сверчка накоротке
в вечернем сумраке, где тает налегке
пыль полдня под морщинами халата.

Смоль горизонта, бледных окон фрески
хранят, как память – смертную тоску,
смак полусна, преклонную весну
под чёрной скорлупой слепого сердца.

Густые ели, лапами качая,
в святилище, с сокровищем молчанья,
откроют дверь, захлопнув глаз просвет.

Просалютуют парковые кроны
сквозь беспорядок неба невесомый,
и ночь покроет тайной, словно смерть.

Я смотрю на движения твоих рук,
что удерживают призрачный бриз на шёлковом поводке,
я читаю их нежность, перелистывающую страницы долгоиграющей ночи;
радиус действия твоих глаз, губ,
равен радиусу вечернего неба, воздушному поцелую, долготе
разлуки, запечатлённой в сердце,
в этом, сжимающимся под собственной тяжестью, островке одиночества.

Милая, отпусти этот призрачный бриз
с шёлкового поводка, подари эту нежность кому-то ещё,
кто будет надёжнее самой глубокой ночи, безнадёжнее...