Узник трёх историй

Нельзя нам жить вне категории добра и зла,
Как утверждается сегодня псевдо высшим светом,
Вся эта практика нам много горя принесла,
И даже тем, кто бодро убеждает в этом.

Нельзя в одной семье хранить мораль и пиетет,
А над другими вытворять мерзейшие поступки,
Безнравственность вернётся, и устроит много бед
В самой семье антиморальной проститутки.

Шекспир одним из первых оправдал жизнь подлеца,
Его герои с близкими жестоки и свирепы,
Брат убивает брата, муж жену, а сын отца...

Теплит меня в любую стынь,
Мой край некошеных лугов,
Где пахнет горькая полынь,
Где свет хрустальных облаков,
Где мой приют - пахучий стог,
Где льётся песенная грусть,
Где у развилки трёх дорог,
Стоит в задумчивости Русь.

Автор: Виктор Шамонин-Версенев

Слуга хозяину принёс
С базара тухлу-рыбу…
И от того, кто сморщил нос,
Принял на выбор дыбу.

Из трёх, чтоб выбирал одно;
Иль съесть товар с базара,
Или ударов ровно сто,
Иль стоимость товара!

Без промедленья стал он есть,
Пока не подурнело…
И отказавшись, выбрал плеть,
Свой зад подставив смело.

На семьдесят седьмой удар
(Осталось-то чуть-чуть)
Не крикнул он, а простонал --
«Я лучше заплачу!»

Хоть платит дважды, но порой,
Способен удивить скупой!

Европейский союз сейчас осознал,
Что с Россией промахи сильные дал!
Санкции, когда на Русь наложили…
Ситуацию себе лишь усугубили.
Оказались санкции не эффективны…
Для фермеров Европы губительны!
Вновь Евросоюз здесь ошибается…
Эффективны эти меры оказалися.
Они открыли Русскому правителю глаза…
В России дальше, так жить нельзя!!!
Когда Русь полностью зависит извне…
Даже продовольствия своего нет в стране.
За промышленность лучше промолчать…
Сейчас правитель меры стал принимать...

Собрал вожак волков,
Казалось бы, привычно,
Что вновь вести готов,
Всех на охоту лично.

Но с грустью заявил
О старости своей.
Его, чтоб заменил --
Моложе и сильней!

Из стаи молодой
Предстал пред ним собрат.
«Что стаю за собой
Ты поведёшь, я рад!»

Благословенный волк,
Со стаей в лес умчался.
Был от охоты толк,
Что не случалось часто.

Охотничий рассказ
Услышал волк-старик --
Охотников зараз
Сразили семерых.

На следующий день
Вожак, с охоты, грустный,
Тут хочешь...

Взгляд мой мельком в небо брошенный,
так сказать, «на посошок»
(ничего там нет хорошего,
только синий порошок),
рухнул вниз, в юдоль плачевную,
в выстил чёрный полевой,
на проекцию дочернюю
от того – над головой.
Та же темень окаянная,
сосен белый гребешок,
фонаря душа стеклянная
да искрящий порошок.
Вот и всё…

Давай на трапезу?..
В жёлтый свет пяти рожков
к табуретному оазису
вкруг пузатых пирожков,
сельди, водки и картофеля.
Только нет… он бродит там –
мимо колотого...

Прекрасен, добр человек,
В нем есть любовь и нету скверны,
Живёт он долго, целый век,
И счастлив он в душе, наверно.

Приятной внешности всегда,
А организм есть совершенство,
Он строит домны, города,
И жизнь его одно блаженство.

Венец творения и перл,
Всю жизнь работе посвящает,
А если вдруг он не удел,
Любовью это возмещает.

Он любит жизнь и рад он ей,
И всё доступно в этом мире,
Он строит жизнь лишь из вещей,
Живёт в Майами иль в Сибири.


И жизнь свою он сам творит...

Завелись мысли-вши,в голове золотой...
Ты один у окна,ты у зеркала снов...
Ты пьешь вечности жгучий настой
И качаются души на мериле небесных весов
...И от страха впадают люди в пьяную кому
Но внутри как клеймо... идеал
Мы давно в этом мире,но до сих пор незнакомом
И когда мы найдем,то что каждый искал...
Сквозь лабиринт облаков и стен дураков
Но не выжечь добро,хоть и жмут злые силы...
Давят лепестки краски,живых дней-цветов...
В один голос пророки,говорят о России
О "ковчеге...

Июнь, скользнув в московский дворик,
под щебетанье мелких птах
в кустах посеял пух и прах, –
но не нашёл скамью и столик,
где под портвейную притраву,
под сто двадцатый Естудей
козла сбивали из костей,
колечком выдувая «Яву»,
белья просохнувшая завязь
болталась рваной полосой,
рождались фирменной джинсой
слепой восторг, косая зависть
и вера в многогранность мира,
где под мигающей звездой,
тревожа дремлющий застой,
на трёх блатных звенела лира.
За тюлем там колхозный гений...

Самой долгой из всех дорог,
К самой трудной из всех вершин,
В самой странной из всех эпох,
Неся сущности часть Всех Трёх,
Ни властитель, ни раб, ни Бог,
Шёл он трудным путём мужчин.

В самом грубом из всех миров,
В самом быстром их всех времён.
Самой грустной, из песен всех,
Жил, забыв про весёлый смех,
Для господ и для их рабов,
Оставаясь пришельцем он.

Как и все, кто здесь был рождён,
Спал он жизни иллюзий сном.
Но душою сумел он всё ж,
Разглядеть многих истин ложь.
И за то...