У гроба

Дьявола клевреты и рабы маммоны
Отвергают благость и любовь Творца.
Зрит с телеэкрана голова Горгоны,
Обращая в камень души и сердца.

Адское созданье, мерзкая медуза
Развращает совесть и калечит дух.
Патронесса геев, лесбиянок муза,
Знамя олигархов и навозных мух.

Монстр телеэфира прелести разврата
Нам живописует сутками подряд.
Ныне телевизор – отраженье ада,
На людское племя сатанинский взгляд.

Был людей убийцей с самого начала
Царь подземной бездны и Горгоны князь.
И его...

На планете кто за справедливость подымается…
Почему-то террористом называется.
А кто в верхах народ простой уничтожает…
Такого мир чиновничий уважает.
В верхах такого, - награждают, хвалят…
При жизни памятники ставят.
А как он с должности на тот свет уйдёт…
Так не хорошая за него молва идёт!
Начинают памятники с пьедесталов валять…
Да! В гробу бывшего, все проклинать.
Хотя ему тогда уж всё равно…
Хоть во время захоронения, - опусти его в дерьмо.
Когда ж при жизни научимся правду...

1
В роще было собрание
Нарушили его солдаты
Взять хотели крайнего
Прервали тем дебаты
2
Где ,спокойствия нарушитель?
Кто неуловимый Иисус?
Быстрее вы нам скажите
Не вводите в грех и искус
3
Меч свой Пётр-Симон обнажил
И ухо рабу отсёк
Учитель попросил,чтоб вложил
В ножны ,тем бойню пресёк
4
Взяли его под руки
И прочь от всех увели
Под нажимом властей,не от скуки
К Пилату его привели
5
И в разговоре коротком
Тот выяснил,что хотел
И в Иисусе кротком
Вины найти не сумел...

Была у лисы ледяная изба,
Растаяла вся по весне.
И к зайцу слезливо просилась она:
«Пустите погреться к себе».

На «Вы» говорила, желав угодить.
А зайка был добр и отзывчив.
Знал, где б мог упасть, то б успел постелить
Соломки себе и лисичке.

Лисе – за двором, да подальше от глаз,
Чтоб духом лисы и не пахло.
Об этом подумалось что-то сейчас,
Когда вдруг война громом гахнула.

А кто же у нас нынче в роли лисы?
Где к россам пришедшие галлы?
Да все растворились в просторах Руси...

Нам сказы, былины, рассказы и сказки
Народ, сохранив, в современность донёс.
Народу, для слова, запреты, указки,
Что новому срубу проржавленный гвоздь.

Любила малая я бабушек слушать.
Лишь солнце усядется на горизонт,
Сходились на лавку старушки-подружки
И я, ухватившись за бабкин подол.

Сидела, как мышка, тихонько-тихонько
На ситцевых юбках меж бабки колен,
Как в кресле своём, любопытная кроха,
И слушала сказы о разной земле.

Одна из бабулек – волжанка, другая
Приехала в...

За морем море, за горем горе, за равниной рав-
нина, увита хмелем, туманом, росами покрыта,
слезами, лозами, и брехнею, правдою. Как разо-
браться с кем Бог? с тобою? или с клавою, жено-
ю? кто правый, тот: кто на ножи или на гиляку, к-
то сгорел в одессе и в мариуполе погиб, кто поп-
ал, а кто влип? время рассудит, сила, или божья
(мила), милость, любовь или миля, небесная сот-
ня или беркутят вопля-крик, сожжёнными кокте-
йля-миг, время? кто убил обоих, двоих, пару, пар-
убий...

Зачем ты смотришь вверх и вдаль,
в свет облаков? Не разгадать
значение небесных схем.
Ведь все равно шепнешь бессильно
«летели белые по сини…»
на деревянном языке.

Быть может здесь гипноз движенья?
(Что в неподвижности?) Вращеньем
мы заняты вокруг осей.
А если облака - граница
меж «быть» или «не быть»? Таится
за ней немало жуткостей.

Что там, над нами? Пустота.
Пространств безмерных маета,
что обещает нас расклеить,
вобрать в туманности, рассеять,
и, оценив последний вздох...

Ползком, попеременно, по пересечённой местнос-
ти, целый, едва сотрясая почву, т.е. буквально не о-
ставляя следа, в тишине, только мысли, (пульсирует
где-то), остановил, внутренний диалог, ядерный ре-
актор строк, чи, шень и цзин, плавность движений,
ян в ин, зациклил пространство, матрицу, её постоя-
нство, проходя заставы и дворцы, жёлтые комнаты,
ворота смерти, «эй, где вы молодцы, пацаны, топчу-
щие рэп, (проверьте), профессора, всех тайн ответ,
на тяге и вне её, главное...

Сей тост, не в бровь, не в глаз, а -- в лоб!

За твой я выпиваю гроб,
Которому, наверняка,
Быть из столетнего дубка,
Что мной, с утра, едва чуть свет,
Посажен был... Живи -- сто лет!

Где состраданье цены не имеет,
Где благочестье и честь не в чести,
Сытый голодного не разумеет,
Бедных с земли норовят извести.

Век унижений и рабской работы,
Век убиенья и грёз, и надежд.
Век людоедской господской охоты
На супротивников власти невежд.

Время глумленья и хохота злого
Над умирающим в муках рабом.
Век оплевания славы былого
И торжества с окровавленным ртом.

Подлая цель оправдает все средства,
Лишь бы БОГАТЫМ улечься во гроб.
«Внукам останется пустошь в...