Тугие волны

Брат! Слышишь рында звенит!
Значит снова пора нам в поход.
Якорь поднят. И парус поет.
Снова манит нас странствий магнит.

Мы пловцы. И поэтому нам
Прирастать у причала опасно.
Вечно ищем мы встречи с прекрасным,
Доверяя тугим парусам.

Если вдруг растеряем запас
Впечатлений, добытых в дороге:
Загрустим, поддадимся тревоге -
Ветер странствий разбудит нас.

Брат! Слышишь рында звенит!
Значит снова пора нам в поход.
Якорь поднят. И парус поет.
Снова манит нас...

Отпускаю себе грехи,
словно волосы, кои долги
и распущены. Тот, кто долги
отпускает, любит стихи
и женщин с длинными волосами.
В.Павлова

* * *
Давно когда-то, тридцать лет назад,
Сейчас уже мне кажется, что вечность,
Я извивалась в маминых руках,
Двух кос тугих и бантиков беспечность.

Обстриг отец их твердою рукой,
А челка сделала совою.
И в доме прекратился вой.
Я перестала быть собою…

Второй попытке завтра двадцать лет,
Сейчас уже мне кажется, что вечность...

Es sheint mir, dass gefallene Soldaten,
Die man sehr lange noch erwarten wird,
Grabstaette nicht im Feld gefunden hatten –
Sie ziehen, als die Kraniche im Wind.
Bis heute noch seit den blutroten tagen
Hoert man von oben irhen shrillun Ruf…
Vielliecht darum kann niemand etwas sagen
Als dieser Zug sich oben langsam ruert…

Ich sah sie abends oft forueberziehen,
Sie schnuerten meine Seele schmerzenvoll…
Dort unter ihnen ist ein Platz geblieben,
Ein kleiner Platz, den ich einnnehmen soll...

Бьют волны об камни и солнца пожар
томят мою душу давно,
мне снится ужасный, волнующий сон,
я знаю, тебе всё равно.
Забыть я не в силах прекрасный прибой
и этот пустующий пляж,
как яхта плыла, играя с волной,
и был этот вечер наш.
Но каждое утро с слезами у глаз
на пляж приходила она,
девченка у моря стояла лишь час,
она кого- то ждала.
И парус завидев, сияла она,
как будто мечтой озарялась,
но парус наш пляж миновал, как всегда,
девченка слезой умывалась.
Мне снится ужасный...

Тянешь к другому ладони
В которых замерло сердце;
Хочешь с другим поделиться
Тем, что дала тебе жизнь.

Но вот по рукам хлестнули,
По жизни ножом полоснули;
И кровь вытекает из сердца,
И в тебе кончается жизнь.

Проходит какое-то время.
Раны в душе затянулись.
Ты снова тянешь ладони,
Ты снова сердце даёшь.

И не знаешь – хватит ли силы
Вновь успокоить раны,
Если по сердцу пройдётся
Людского бездушия нож.

Но нужно тянуть ладони
В которых трепещет сердце,
Но нужно...

Свет ли, дым ли? Режет глаза...
Где то было? В афгане, в Чечне ли?
Липкий пот... Хода нет назад.
Черный склон, где вертушки горели.

Смрадом едким дышал закат -
Рыжей пылью и копотью боя.
Дом далек... Горяч автомат.
Веришь брат? Мы вернемся с тобою!

Горы, пасть ущелий раскрыв,
Сердце жгут. По душе - ветер стылый.
Стук АКа.... справа, слева... взрыв -
Гнут кинжальным, секут в лоб и с тыла,

Без пощады - просто война...
Та, что кончится скверно, не скоро.
Стук АКа... и взрыв...

Приди ко мне, мой друг, прошу, приди.
Один бредешь в заснеженной пустыне.
Ты видишь, там мерцает впереди
Свеча в окне. Горит огонь в камине.

Я прорасту сквозь нас тугим плющом,
Что б хоть на миг забыл, чем жил доныне,
А после стану проливным дождем,
И он с ночного неба в душу хлынет.

И станешь ты, как чистая слеза,
Отмытая в горниле, но живая.
Взлетим на крыльях счастья в небеса
И вниз, к земле, глаза не закрывая.

Пусть миг всего луч солнца отразим –
И снова без пристанища...

Куришь? Опять меня дуришь?
Под дверью дежуришь, когда гаснет свет.
Слышишь, как криво ты дышишь?
Веди себя тише, пока меня нет.

Припев: Я знаю больше, чем надо
Тугие канаты
Запутали разом мой разум
Не привыкай и не бойся
Не плачь, не позорься
Оставила сердца чуть больше
Больше, чем надо!

Тенью застыли мгновения
От прикосновения беззвучный ответ.
Ты невозможен, на ветер похожий
Морозом по коже и снова «Привет».

Что мне мирская слава,
Что мне хула и смех.
Я за касанье слова
Последний смою грех.

Я за дрожанье звука,
Реальность миражей,
Стрелой тугого лука
Взорву мир витражей.

И, обретя свободу,
От власти мелочей,
Нырну, как рыба в воду,
В источник сил ключей.

Вечерело,
И месяц худой над забором
Свисал новогодней игрушкой, а крыши
Клубились протекторной пылью, и город
На солнышке грелся — весенний и рыжий.

То, жмурясь, толпился у ржавых киосков,
Стократно размноженный в радужной пене,
То вдруг замирал, и, зимы отголоском,
Срывался воробышком на преступленье.

И тотчас, напыщенным сизым комочком,
Обхаживал узкий карниз и неловко
Взрывался тугой тополёвою почкой,
Смущённый и гордый весенней обновкой.

Неистово били челом протежёры...