Циклу кребса

Жизни бредом проступает
В блеске матовом стекла
Безысходность, что не знает,
Как бывает даль светла...

Худоба и бледность кожи
Знак болезни наших дней,
Дух свободы сердце гложет
Вечной жаждою своей.

День за днём одно и то же,
Суета и болтовня.
У людей не лики - рожи,
Рожки тыкают в меня.

Тенью призрачной, невольно,
В сердце входит каждый миг
Одиночеством и болью,
Что незримы для других.

Что, не зная состраданья
И душевного тепла,
Отражают в нас сознанье
Бездуховности и...

Стучали копыта и в ночь убегали
Надежды Яги...
- Может сполнит? Едва ли... -
Она прошептала, влезая на печь. -
А витязь красив... Каки латы и меч!
Видать, что не раз прогулял по ворОгу.
Однако, в ночи бы не спутал дорогу...
Эх! Если б не было на мне колдовство...
Сердечко избрало бы только ево.
И сон тут пришел к пожилой молодице,
И витязь всю ночь эту будет ей сниться...
А витязь сквозь ночь, не жалея коня,
До Тура скакал. На заре только дня
Стал виден ему в белокаменном граде
Тот...

- Не надо! - Кощей прокричал из угла. -
Пусть дале живет, как доселе жила!
Пущай повздыхает корявая рожа.
Пусть видит на что она ныне похожа!
- Молчи! - Попытался одернуть колдун.
Но Тур уж назначил:
- На тысячи лун
Тебя обрекаю быть страшным уродом,
Всегда нелюбимый ты будешь народом.
Кощеем Бессмертным тебя назовут.
Но знай, твое сердце когда-то найдут.
Сейчас же упрячу тебя в Тридевятом
Я царстве. Далеком. Не очень богатом.
Где черные скалы отрезали свет
В пещере глухой...

С детских лет – компьютер с пушкой…

-- Думать?! Что это такое?

-- Твоя кнопка под подушкой,

Спи, мой маленький, спокойно!

Весенних улиц зеленеет смесь
Всё реже славят догмы христианства
Фонарь и церковь, и трамвайный рельс
В апостолах вечернего пространства

Два цокающих рядом каблучка,
И «озверевший» БМВе на повороте
Не заглушат симфонии сверчка
Цикадами озвученными в ноте

Не робкий взгляд смятенье породит
Пройду, не оглянувшись торопливо
На то, что быть смелее мне велит
Под корочкой устойчивая сила

Такая жизнь скудеет, без затей
И гаснет как закат на горизонте
Сменив в душе позицию страстей...

Младшая сестрёнка Даша
Вдруг сестру спросила, Машу:
«Мама – женщина… с мужчиной –
В чём же разницы причина?»

«На ногах – сказала Маша –
(Вот тебе такой пример),
Обуви же, мама наша,
Носит маленький размер!

У мужчин – размер другой…
Как у папы… он – большой!»

Даша – умная сестрёнка,
Ту "причину" поняла
И, с наивностью ребёнка,
Речь свою произнесла:

«Как же я не догадалась?!
Папа ж с мамой – рядом с нами…
Больше разниц не осталось…
Лишь одна – между… ногами!»

-- Что потеряла-ищет внуля…
И даже лезет под кровать?
Да это ж -- я... твоя бабуля!
Нет – бабушку б поцеловать!

-- Сказал мне папа, правда ли,
Что тебя -- черти принесли?

Ты ушел сегодня… так внезапно,
Будто жизнь – какая то игра…
И теперь так страшно слово «Завтра»
И безмерно грустно – «а вчера»…

Неужель ему со мною было
Как то неуютно, тяжело?
Я его по своему любила,
В доме было сытно и тепло.

Помню, то что шел домой неспешно,
Что любил погреться у печи…
Помню, как сказала я с усмешкой,
«Тоже мне помощник… помолчи»…

Но ведь вроде жили тихо-мирно,
Он все в доме сделал хорошо
Вроде был всегда какой-то смирный,
А сегодня… вдруг…без слов ушел...

Сегодня будто время зависает… сквозь мглу

вдруг параллельное пространство

плоскостью иного измерения

мерцает и новый свет дарит.

Как дух животворит другое бытие,

То опыт новый,

В нем нет оков и горьких сломов,

Но призма бесконечности сияет.

И мысль дрожит на кончике сознания,

Готовая сорваться в пустоту познания.

Там плавный, сине-серебристый цвет.

Глаза твои лишь беспричинной нежностью сияют,

Реальность, тоньше шелка, создавая.

И время прекращает бег...

И именно утром, когда «однообразный жизни шум» еще не наваливался на него плитой,
И в окна маленькой квартиры светило нежное и столь редкое здесь солнце,
Смотря вдаль, откуда восходило солнце, в его розово-золотое, опаловое марево,
Он пронзительно вспоминал звучание и цвет его планеты.
Они непроизвольно поднимались в нем, как тончайшая мелодия памяти сердца,
Как забытая Радость жизни, переливы изменчивых и светлых в сути своей миров,
И он пил их, пил их созерцание вместо утреннего кофе.
И...