Цены полный облом

На самом деле счастье близко,
Оно в тебе, оно во мне,
В мечтах, в желаниях и в жизни,
Молчит оно, лежит на дне.
И ждёт, когда его увидишь,
Надеясь, что и ты поймёшь,
И разглядишь ты счастье в сердце,
Полюбишь жизнь, мир обретешь.
Ведь счастье, когда просто ценят,
И счастье в том, когда нас ждут,
Встречают тебя дома дети,
На шею прыгают, растут.
И не в богатстве и не в цацках,
И не в Париже, а в тебе,
Для счастья людям мало надо,
В любви лишь жить и красоте.
И нет прекрасней в...

Невыносимо, с криком "Ой!",
Узнать зубную боль.
Терзается тогда герой,
В мученьях и король.

Случается когда дефект
Страдаем мы о том,
Болезни чувствуя эффект,
Спокойствия облом.

С пальпаций и перкуссий зон
На лике у себя,
Всю флюктуацию найдём,
Оценки боли для.

Скопился гнойный экссудат,
Течь на корнях зубов.
Теперь и пытки предстоят,
К терпенью будь готов.

Здесь кариес, пародонтоз,
Пульпит и стоматит,
Абфракция и флюороз,
Цинга и гингивит.

Тут с альвеолами беда...

Я был внизу..., а ты, вверху,
в лихих безумствах, наслаждалась,
где плоть моя ( Как на духу...-
Клянусь! ), в натуре обнажалась...
и унижалась!..- Вот, в чём, факт ( ! ),
спадающий от мыслей к стонам...
Но ты-то, трактовала акт,
едва ли по иным канонам!..
И продолжала, как монтёр,
поднаторевший смачно «квасить»
( Причём, весь день! )...- Страдай, мой взор,
от созерцаний!..- Так, дубасить,
способен ( Однозначно!!! ) враг
( Но, до чего ж скрипит пружина! ),
кто, по судьбе своей...

-И еще очевидность одна:
-Будет кушать!-Вся бездна`! `n so on…
Досы`та!-Пока не видна!
Не замечай, босо`та!-Их нету!-Пральна!-Ни хрена!
-Лучшая для шпиона маскировка
(-Мы умеем!-Ето ловко!
Атеисты всех мастей
Лучшая:-Мы не знаем!-Не замечаем!-Еда бесе`й!
-Не признаем!-Эх, пожрем!-Нет!-Невидимого мира!
-Поедай!-Лохо`в, вампиры!)
В глубоком тылу врага невидимкой стать
-И могу спокойно жрать!
-Фо`мку дурака! Неверу`щего,-Вкусню-ущего!-Любую диверсию,-Соблазнять!.. Соблазнять!..-Твори...

Ложь и показуха, сгубили Союз
И я за Россию родную боюсь,
Что её сгубят ложью и показухой
И заплачет она вновь разрухой…

Ведь она и так сейчас на острие…
Многие с повышением цен ЖКХ
ревут везде!
В Думе этого сейчас не замечают…
Они оклады хорошие получают.

Вот сводка пятидесятых годов…
У руля Сталин, отец народов!
Который Союз держал в узде…
Так как крепко сам сидел в седле.

Из сводки; - в Рязанской обл работают
электротракторы…
По степям родным, необъятным!
Землю...

Молитва

Да святится имя Твое
Молением чуждым, зыбким.
Да святится имя еще
Зажженною лампой.
Да святится имя Твое
Чертогом и пылью.
Да святится имя еще
Постом и пустынью.
Да святится имя Твое
Добровольным причастием.
Да не осквернится имя еще
Чужим именем.
Да святится имя Твое
Свечой неустанной.
Да не сгорится имя еще
Молитвою.

1989

* * *

Светлая дорога
Заросла полынью.
Слева от острога
Справа от гордыни.
От горы высокой
Протекла в низину.
Темнотой далекой...

Жил да был в селе «Налейка»
парень, звать его Андрейка.
Ни печаль, ни радость в нём
разбудить вам нипочем,
потому как на селе
он считался не в уме.
Было два у него чина -
увалень и дурачина.
Все его жалели часто,
а вот это уж напрасно!
От природы он был рыжим.
И к тому же чуть бесстыжим.
Голым мог купаться в речке
и прикинуться овечкой.
Баб вокруг не замечать,
и нырять себе, нырять.
Те бельём в него швыряли.
И топили, и шпыняли,
а Андрейке нипочем.
Хоть грозите кирпичом...

Мы были последним советским поколением,
Носили на груди октябрятские звездочки,
Подрисовывали фингал и рожки Ленину,
Шаля напропалую в учебных заведениях…
Тайком курили. И взрывали что-то в колбочках.

По черно-белому «Рекорду» бубнил речи Брежнев,
Его мы сразу переключали на мультики.
Потом в дырявой и запачканной одежде
Бежали жечь костры домов двух между,
С печеною картошкой уминая фруктики.

И было очень стыдно, когда родители
Читали в дневнике все замечания,–
Размашисто...

Тонкое лицо императрицы,
золотая роза на груди,
брови как встревоженные птицы
крыльями взмахнули впереди,
и мелькают то леса, то скалы,
и встают из полуночной тьмы
Соловки, лубянские подвалы,
ледяные склепы Колымы,
бьются кони, плачут чьи-то дети,
тени, тени рвутся наяву,
офицеров, сваленных в подклети,
девушек, распластанных во рву,
рвется прах с заброшенных погостов,
комом к горлу подступает прах,
ледяная лапа холокоста
на Ее заснеженных полях,

но летит!
летит по белу свету...

Он страдает,
Потому что видит в человеческом
Только человеческое.
Но ведь должно быть что-то еще?
То, что колышется ветерком
На кончике алого лепестка,
То, что лучом скоротечным
Восхода опаляет скол горизонта,
И на уста
Опадает медом и золотом
Поцелуя любимой.
В его горле ком,
Пульс в его висках
Неровен и остер,
Как стальное жало разлуки.
Он страдает,
Потому что видит в людях
Только людское.
Но ведь должно быть что-то еще?
Немое
И в тоже время во всеуслышание...