Томас

Пожалуйста, снимайте сапоги,
когда заходите к другому
в Душу.
Возможно, там не прибрано – с тоски…
Или ремонт…
Но вам – нельзя. С подошвой.


Поэтому придется босиком.
По углям раскаленным. По щебенке.
Сперва искать
то правду… то закон…
Затем – навыться. В полной отщепенке.


Вот так… вот так… среди фугасных мин
пехотным шагом –
буксовать в болоте!…

Но вы же знали. Здесь особый мир.
Вы знали, черт возьми, куда идете!!…


И гонор ваш давно смололся в снег…
И зубы в...

Запах свежескошенной травы…
тихий… бархатный…

Жизнь моя – без боли… без борьбы…
Ну и бяка, ты!
Жизнь моя… без всех моих друзей…
Ну и сука ж, ты!

Ходит по нейтральной полосе
ветер судорожный.


Движется по венам кровь ползком…
Мрак и готика…
И всё ближе – в хлопанье флажков
крик загонщика.


Я давно простил – на разум всех
обезбашенных…
Господи!… откуда ж этот снег…
свежекрашенный…


Я любить хочу…
а не лежать –
в алом оттиске!…

Лопнула струна. Да не в ушах.
В...

Сегодня мне исполнилось четыре.
И столько собралось гостей
в саду…
И мне на торте – цифру начертили.
И я так классно свечечки задул!


Сегодня можно делать всё без правил:
беситься, бегать!… вверх по даче… вниз…

А первым — старый дуб меня поздравил.
У нас с ним дружба. Но об этом: тсс!


Он так похож всей кроной — на планету…
В нем можно клад найти… или бальзам…
И враки:
никаких клещей там нету!
Там есть дупло и гномы… Показать?!


И как всегда бывает после чая,
я...

Анжелика… дорогая… здравствуй!…
Не века меж нами… а мосты…

Свет и темень –
вновь сложились в растр:
кто ж там за решеткой?
Я иль ты?


Ливень бьет
изломанной соломой
в черную брусчатку мостовой…

НЕНАВИЖУ ДРАКИ ВКУС СОЛЕНЫЙ…
Ну да что поделать! Век такой.


В нем… в семнадцатом – одни препоны!
Впрочем… в двадцать первом
та же дрянь…
Правят толстозадые Бурбоны.
Смех да нищета. Куда ни глянь.


А портал – открыт… И мокнет рана.
Я не чую времени совсем…

И опять...

Я сегодня молюсь гитарой…
Так молюсь,
что струны хрустят…

Жизнь свою – как альбом листаю…
В 54-ре листа…


Там: я суд на вершине правил…
Здесь: я тяжко катился вниз…

Столько вычеркнутых заглавий!…
Столько выдранных с корнем страниц!…


Небо в венах моих – не движется…
Исчезают из глаз – моря…

Что-то очень уж тонкая книжица!
Несолидная…
Но моя.


И пылится шпага Атосова,
позволяя Париж оболгать…

Я тоскую по всем — Отозванным
в бесконечность…
за облака…


Я...

На влажной высоте качается огонь…
Змеится в даль голгофская дорога…

И в рост горят во мне:
и сера, и аргон…
Горит душа. А в руки не дается.


Былая жизнь моя… моря и города…
Всё, словно грязь, смешалось под ногтями…

Шаги мои сейчас… шагают в Никуда…
И горизонт скрипит в неистовом натяге…


Так значит решено.
И страшный кубок пуст.
И темный край креста — мне целовать всем боком…

И ждать над головой… запястий узкий хруст…
И разговор вести
не с паствою…
а с Богом...

В странном мае
со звездами жирными
до Потопа за тысячу лет

я родился со вскрытыми жилами,
нёбом чуя — и Темень, и Свет.


И сказала ночь: станешь оплотом мне!
День нахмурился: нет, он со мной!!…

Но Господь рассудил – будешь плотником.
И запомнят тебя – аки Ной.


И уплыл двухэтажный роддомишко
из-под ног моих прямо с крыльца…

Медсестра была рада радехонька
миру сбагрить такого мальца…


Я не слабый – за сотни лет – вымахал!
И в сознаньи своем
в тьму времен

я...

Жесткий напористый гвалт!!…

Ливень столкнулся —
со мной.
Мы два безбашенных пса.
Мы не уступим друг другу.

Сто километров небес
каждый несет
за спиной.
Вздыбились холки стеной…
Хлест-перехлест… да по кругу!…


Вот оно, горло! Бросок…
Коль промахнусь – мне хана!…
Можно не выжить. Но я
не заверну на попятный —

если от драки такой
город промоет
до дна…
до золотых корневищ…
до первозданных понятий…


В арках… в случайных кафе
столько промокших людей!!
Тысячи...

Не люблю кумиров. Не люблю.
За широколобую жестокость.
За презренье царское
к нулю.

Да, я нуль. Нас много.
Локоть в локоть.


Лучники, гетайры. Чернь и знать.
Море шлемов… дротики… сариссы…
Мы идем фалангой умирать.
За тебя, мой Лексус,
злато-сизый!


За того, кто смертью окропив
средиземноморье
не по разу —

продал в рабство половину Фив,
срыв с землей и кровью
Тир и Газу.


За тебя, Великий Александр —
жизнь кладут феспийцы и фракийцы!…

______...

В большом каталоге пород
средь пегих,
поджарых,
задистых…

есть странный внебрачный приплод,
порода одна:
пародисты.


Задиристы, как петухи.
И как пауки: немо-глухи.

И треплют чужие стихи –
как кошка подол
у старухи.


И рыльце в грязи. И нутро.
И стыд нипочем… (вот нудисты!!)

Не вышел в поэты? Ну, что ж…
Не страшно.
Зашел в пародисты.


И машет под носом у нас —
флажком самодельной мулеты…

Но здесь не Мадрид. Здесь Парнас.
И мы не быки.
Мы поэты...