То вечерние

Томатной лодкой в облачном прибое закатный вестник.
Мне интересен
смысл небытия и акварели старой на стене
письмо-мираж из прошлой жизни,
молчанье женских глаз в окне
из листьев и дождя,
крылатые капризы
непогоды. Мне интересен
код твоей улыбки,
с которой сплю в одной постели,
ем, дышу, брожу
между витрин отвесных,
ритм музейный
фотографий на столе,
вечерний колокольчик кухонной посуды.
Слова уходят, возвращаются, тускнеют,
цепляют жемчуг новой глубины,
а мы с тобой – всего...

Где-то там,далеко на горе,
Стоит замок великой печали.
Там дракон на вечерней заре
Улетает в бессветные дали.
А с горы опускаются вниз
Рыцарь Смерти и Рыцарь Печали,
А за ними,как женский каприз,
Ветер Горечи в чёрной вуали.
Там проходят странные дни
И не менее странные ночи.
И уходят оттуда одни
Сын Надежды и Ужаса дочерь.
В замке том проживает любовь.
Они с болью большие подруги.
И от них уж уносится вновь
Расставанье с конём без подпруги.
В залах замка стоит пустота,
Лишь...

Я в кругу уютном сяду
Твоих ласк, твоих минут,
В смоли глаз приняв награду,
В розовой аскезе губ
Зачерпнув дыханья дымку
Из малиновых садов,
Что закатную кибитку
Провожают сном цветов.
Я замечу, между делом,
Тишину смягчив вином,
Как морской волной повеял
Голос сердца твоего,
Как звездой в короне ночи
Ты задела шлейф луны,
Как безмолвье многоточий,
Что в глазах свечи видны,
Ты поэзией смутила
Своих хрупких, нежных рук.
Полночь ласточкой забилась,
Тени собрались вокруг...

Тот вечер летний был спокоен,
Лишь дождик чуточку облил
Струёй прохладной нас с тобою,
Прощанье наше он судил.

С моей щеки слеза скатилась,
Но незаметно для тебя
В дожде вечернем растворилась,
Когда ушел ты от меня.

Ты не сказал, увы, ни слова,
Причин понять я не смогла.
Тебя я не увижу снова,
Теперь нас отдаляет мгла.

Меня же успокоит ветер,
Забыть поможет обо всем.
И канет в бездну летний вечер,
Когда побыли мы вдвоем.

В вечернем сумраке плывут
Горячих уст призыв, обеты
Трепеща, ручку покладут
На золотые эполеты

- Мадмуазель, экскьюз муа,
О, как я рад Вас вновь увидеть!
Поверьте...
Мне невозможно Вас обидеть
Простите ль Вы сейчас меня?

- Мон шер ами!
О, друг мой милый!
За что же я Вам боль должна?
- С утра, на зимние квартиры
Наш полк уходит в лагеря

- Я к Вам приеду непременно!
- А я вам весточку пришлю!
Так все шептались двое в парке,
Встречая раннюю зарю


Не говорили, что люблю...

Растаял день в вечерней тишине,
И тело,вновь, с душою шагом мерным.
И звезды плавно разгорятся в вышине,
Смотря на окружение взглядом верным.

У каждой своя быль и свой черед,
У каждой свой характер и заботы.
Но каждая своим огнем зовет,
У каждой есть свой текст и к тексту ноты.

И каждая дает свое тепло,
Что сутью по своей рождает чувства.
А чувства эти оттесняют зло,
Не терпит звездный трепет душегубство.

И кружит карусели небосвод,
И каждую звезду понять возможно.
Бездонный...

Так случается иногда, по пятницам, или субботам,
в некоторых городах,
где-нибудь на улице Ленина –
чернокнижие, воскресающее в силовых линиях взгляда,
в подсветке радиоактивного оранжа ливня заката;
он и она – как ночь на проводах,
тончайшая струнка загадочной вселенной
любви.
И если Микеланджело
захотел бы высечь в камне этот вечерний ветер –
он утонул бы в пыли –
пыльце весеннего хруста
под промокшими ногами.
Так случается иногда, по вторникам, или средам,
в некоторых городах...

Он был вечернею звездою,
Она — светила по утрам.
Он солнцем был, она луною,
Когда он здесь был, она там.

Он берег левый, она правый,
Меж ними жизнь-река течёт.
И нет для них в ней переправы,
И им в любви не повезёт.

Не довелось узнать друг друга,
Им в мире этом никогда.
Остались половинкой круга,
Они — и в этом их беда.

Таких, немало в мире этом,
У них всё есть, а счастья нет.
Их половинки бродят где-то,
Не выпал в радость им билет.

За что-то им судьба такая,
Спаси их...

На белом свитере зимы оборванная нить повествованья.
Укутаюсь в вечерний свет, метель и чай,
отчаянье
и случая холодный поцелуй.
Печать печали,
недопитое вино в бокале полнолуния;
распятый без креста, расстрелянный без пуль,
шлю письма наугад –
но в них – ни строчки, только знаки препинания –
и леденящий взгляд –
для маскировки.
Как поиск расставанья –
расстоянья белых пашен,
пейзаж
с молитвой синих губ.
И страшна
красота обмороженья
до раскаянья.

Черный снег под колесами набивает оскомину.
В пробках, в давках, в лифтовых шахтах,
подвешенный за позвонки,
я свинцовое небо трактую наскоками
поэтической кухни.
Отвечаю залпом на письма, звонки,
чтоб убить одиночество духа.
Провожаю стеклянный осколок реки,
в горизонте застрявший с дымком городским –
так пишется поздней осени утро.
Помню смутно –
сходить в магазин, оплатить электричество, телефон;
не записанный сон –
досмотреть;
чья-то смерть –
по расписанию
в вечернем эфире...