Там та ра рам там та та та

Место для чтения, плюшевый плед,
Зеркало в раме над старым комодом.
Слева - окно, за окном - бересклет...
Чашка огромная, чай с бергамотом.

Чьи-то стихи про любовь и печаль.
Грезит на блюдце лимонная долька.
Видится ей ароматный миндаль
В розовом платье из тонкого шелка...

Слышатся вздохи придуманных дам.
Вычурный стиль, тонкой грани посуда.
Жадные взгляды по голым плечам.
Непостижимых страстей амплитуда.

Перемешалось, затмилось, слилось.
В маленькой комнате бал...

Шуршать приятно поутру
Листвой, опавшей в одночасье.
Плохое в памяти сотру,
И что останется мне? Счастье...

Звук непослушной тишины,
Напомнит музыку простую .
Я не скажу тебе, где мы.
Я, если хочешь, нарисую.

Сегодня красок не унять,
Они себя потратят с толком.
И будет твой портрет стоять,
В красивой раме и на полке.

Раскрасит осень день без нас,
Она хранит свои секреты.
Давай не будем прятать глаз,
В которых расплескалось лето.

18.09.2010

Яков Есепкин

На смерть Цины

Пятьсот двадцать восьмой опус

Кашемир золотой перевьют
Червоточиной лет шелковичной,
Аще фурии в залах снуют,
Обернемся тесьмою кровичной.

Мрамор сех закрывает волков,
От каких не бежать херувимам,
Чермы тусклый обсели альков,
Бдят и внемлют гранатовым дымам.

То ли свечи превили шелка,
То ль тесьмой стала кровь золотая,
Смерть еще без косы и слегка
Холодит, будуар облетая.

Пятьсот двадцать девятый опус

Невский мраморник нощно зальют...

Я потерял, постель и сон, и дверь,
где ты, осталась, мне поверь, без
страха и упрёка, навсегда? или
на день, до завтра, до утра? не ощ-
утить дыхания и света, что излучаешь,
словно светлячок, в моей душе, конч-
ина, «мертвячок»/червячок, мертвец
окаменел и в раме, зеркалю, подарю
всё маме? что моет тихо и поёт, о том,
что сын её всё ждёт, и больно, и легко,
без действа, ты не садист и нет злоде-
йства, не рушишь на слога, кончина, не
для тебя вся чертовщина, ………
и ствол, и ветви...

Проснулся иль заснул? ты в дублине? пари-
же? иль в лондоне? или на крыше, в дерев-
не у сарая гвалт и крики чаек, галок, соек,
(печали, радости трущоб), и под конец одно
лишь ёб, не загуби и не развей, всех облак-
ов и снова рей и словом, и стихом, и риф-
мой, (не одурачить ярость дней, где драма
и где соловей, комедия и пустозвонство, и
рама и твоё проворство), как мёртвого нав-
ерняка, живого, боя, чудака и возле, рядом,
околоток, окаменелость и причал и узник из
тюрьмы кричал...

Сила родная, как это просто…
Шорох графита…и вновь я подросток.

Встаёте вы рядом со мной, как живые.
Те, что ушли, вечно родные.

С книгами шкаф. Абажур над столом…
Фортепьяно молчит. Мягкий свет за окном..

Снова семья собирается вместе.
Шутки, улыбки, мир наш не тесен.

Пельмени в шесть рук, иногда и поболе,
Мягкие бабушки руки, ладони

В белой муке: « Лепишь ты хорошо»…
Как же вы молоды там..далеко…

Шутливый подкол от дедули опять:
«Кляксу забыла с носа убрать?»

Ветка...

Свеча оплавлена, бела,
И ночь обрамлена была
Окном с облупленною рамой;
Картина красками бедна.
Художник умер, а она
Стоит, поставленная прямо.

Художник, видно, тосковал,
Топил очаг, дрова таскал,
А всё зима не проходила,
Была канва, как снег, бела,
Тоска черна, как ночь, была,
Чудил ум, и свеча чадила.

И краски толстые мазки,
Как снег ложатся на виски,
Не зимний - тот что не растает;
Шершавых кистей немота,
И нищета, и темнота
Но поздно - хорошо! - светает.

Зима проходит...

Показал в картине войны,
Как смотреть на то без слёз.
Зато зрители довольны,
Это был апофеоз.

Имя автора Василий,
Полотно внушает страх.
Красоту мы находили
В виде смерти, в черепах.

Где-то вороны ликуют,
Поражение врага.
Миновав беду большую,
Та картина на века.

Картина:

Василий Васильевич Верещагин.Апофеоз войны. 1871 г. Холст, масло. 127 х 197 см.

На раме сделана надпись: «Посвящается всем великим завоевателям — прошедшим, настоящим и будущим».

Хорошо в отличном настроенье,
Радуясь оттаявшей земле,
Провести с друзьями день рожденья,
Воротясь домой навеселе!

Распахнув окно судьбе навстречу
Тёплою апрельскою порой,
Пригласить весну к себе под вечер,
Называя ласково сестрой.

Приоткрывши дверь прекрасной леди,
Приложиться к тоненькой руке.
И весь вечер провести в беседе,
Обо всём болтая налегке.

В час, когда камин пыхтит золою,
Хохотать на весь притихший дом,
Вспоминая весело былое
Под бокал шампанского со льдом...

Окно высматриваю в огромном рое из огней,
Что оказаться ведь должно на третьем этаже,
Свет проливая на асфальт формой от квадрата,
И заплыл такими город, но оно из разных.

Под фонарными столбами и затемнением небес
Блуждаю между зданий, как целлофановый пакет,
И вижу я не ту оконную раму и не то стекло,
Даже свет из них для меня с другим теплом.

Атакует ночной холод, не сообщая ни о чём,
Но тишина на улице порою думать о тебе даёт,
И ты, наверно, далеко, в нескольких...