Там та ра рам там та та та

На склоне жизни знанием любви –
Воспоминанья.
На память сердца чувств благословенье -
Святая юность.
Святая юность – слов благих
Уста живые
На сердце столь же непослушном
И утомлённым.
От прошлых лет, как выгод, отступиться.
Я в сумерках души ищу иное.
И вам рука моя – руки не прячьте,
А только слёзы прячьте, только слезы.


* * *

Я знаю музыки слова
Они слышны мне не всегда,
Но удивительно красивы,
Так неожиданны, так милы,
Что, кажется, не существуешь,
То одичаешь...

Один пролетал, через все дыры сразу, протыкал
пальцем небо, (вспоминал цыганку азу), раскал-
ённым свинцом, расплавлял, прожигал, прорывал
сито, нёбо, (слюной увито), языком определял вы-
соту его свода, мыслей, полно, (разрыты), разво-
ды, корыто, через верх, через край, (каши), заб-
родили, не усмотрел, (маваши), пропущенного
удара судьба, (хвастался), хватался за поручни, хо-
тел убежать, от себя, вырваться, покинуть своё со-
знание, перезагрузить, обновить заклинания, (пе...

Солнце, словно вытаскивает себя за волосы,
бросая лукавый прищур на тенистую мостовую –
а-ля милостыня.
Собственный взгляд застревает в черте города – в каменной кости
мостов, стен, дорог, в косогоре кровель –
оставаясь единственным по-настоящему родным и близким.

Он, точно шлюха, не терпящая простоя,
ищет обочину, цепляясь за разговор, за добрый глоток вина;
но находит, лишь дождь на карнизе собственного дома,
где оконная рама дрожит, как рука с перепоя,
будто окно пытается...

К возвышенной глубокой синеве,
Беспомощной, беспамятной, остывшей,
Низиной ставшей, но когда-то жившей
Оградой стен и древних площадей.
Взлетает ласточка – полет её столь близок
К тому беспамятству, беспомощности – в ней
Все далеко, чем дальше – холодней,
Полет ее тем низок.


* * *

И ничего на свете больше нет,
Или сказать по правде не нашлось.
В открытое окно разносит ветер
Листки исписанные
призрачно и монотонно.
И старые названья улиц,
И чуть блестит поодаль площадь,
И...

А в Луганске тоже град.
Покрупней, чем виноград.
Он крушит и рушит, гад,
Всё подряд –
Дом, гараж, детсад, бетонку,
А осколками – девчонку
И младенца вместе с мамой.
Зря она помыла раму…
Нацгвардейский град укропов.
Двадцать первый век. Европа.
Майданутый дикий Киев
Сатаны страшней и Вия!
Лупят «Грады» спозаранку
По народу, по судьбе.
Украина, вышиванка
В брызгах крови на тебе.

2014г.

Ровно сложит кирпичи
И цементом накрепко скрепит.
Ловко он зальет фундамент
И гладко выровняет пол.
Плитку аккуратно он наложит
И обоями красиво стены приукрасит.
На потолки наложит
Белоснежную известку
И рамы голубым покрасит.

Ведь не даром мы сегодня
Отмечаем праздник
И творцов архитектуры
Дружно поздравляем.

Пускай работа ваша спорится
И новые идеи Вас не покидают.
Желаем все кто со строительством
Судьбу и жизнь свою связал,
Чтобы бетон и кирпичи,
Доски...

Любовь всегда несовременна,
смешна, наивна, неумна -
когда не любишь сам…
Рамена
Атланта держат Небеса –
не по добру, по принужденью
(но эта ноша - в самый раз!)
По силам,
без предупрежденья
любовь настигнет…
И, смирясь,
согнувшись (кто душой, кто телом),
приходится держать свой груз,
да как бы бросить не хотелось
(ведь шарик этот - не арбуз!)
Спасибо, мой Атлант строптивый,
за твой великодушный дар -
сдержать любви нетерпеливой
порыв назойливый…
Когда ж
умчат года и...

Луи недоволен. Не очень понравился завтрак.
Ещё и принцесса приедет. За что ему это?
На кукле австрийской жениться? Ах если бы завтра!
Хоть день отдохнуть бы от этого высшего света!

Вот женится он - ей дарить диадемы и платья,
Портрет её надо оформить в огромную раму...
С тоскою зачем-то глазами он ищет распятье;
И входит слуга, говорит, что приехала фрау.

Он думал, что будет она расфуфырена слишком,
Что будет на шею - о боже - кидаться с порога;
А эта нежна и застенчива даже, как...

Вязь эпитафии тяжка,
Крася истерзанный трон,
Жжет золотая ромашка
Царство загробных времен.

Улочки тонут в тумане,
Узкие зданья, бульвар.
Где-то у ангелов Анни,
Где-то на небе Эдгар.

Струйно горят херувимы,
Чествуя сонмы благих,
Господом только хранимы
Нежные рамена их.

Как и взорвать эти замки,
Стоны ль валькирий звучат,
Вижди, кровавые лямки –
Остия наши точат.

Будут еще анфилады
В масляной готике тлесть,
Райские петься рулады,
Коим созвучия несть.

Поздние сумерки...

Клубок распущен на игле, на дне колодца,
вдалеке и рядом близко, под рукою, инъе-
кция и водопад, одним метафора и притча,
другим всё бреда череда, для радости и для
печали, наполню, обезличу, рассмешу, и ви-
негрета накрашу, всё в мусор, под стекло и
в раму, сам выбирай, кто трезв кто пьяный,
кто истину приблизил к свету, кто увалок,
посеял где-то