Стекле оконном

Здесь Альпы, здесь горы до неба стоят,
Здесь снег на вершинах не тает.
Здесь ждёт, караулит в горах камнепад,
Собой он людей убивает.

Здесь ветер холодный и скользкие склоны,
И часто опаснее спуск, чем подьём.
Здесь пропасть обрывов, тьмой манит бездонной,
Здесь жить неуютно, внизу мы живём.

Внизу на равнинах теплей, безопасней,
Земля плодородней и ветер не злой.
И здесь у подножия Альп моё счастье:
Семья моя — мир где я нужен и свой.

Нет большего счастья, чем знать что ты...

Серое небо давит свинцом... весна заболела....
Иду не спеша сквозь туман меж высоток..
Душа с мыслями в прошлое вновь улетела...
Туда где из окон снова играет Высоцкий...

Как потоком дождя накрывает печаль...
Ей вторит гитара в подЪездах и парках...
Детство ушло, и безумно мне времени этого жаль..
И так хочется вечно бродить по этим аллеям...

По сути вся жизнь череда неудач..
Вроде нужно что то менять начиная с нуля...
я решаю дилему что же время палач или врач...
И опять в...

...Сухая мать в молчании, прискорбно,
Позвала жестом милое дитя.
С последним вздохом на кольцо глядя,
С улыбкой замерла.
В надежде возвращения скором...


Ветры воем завыли, пролетев по леса кронам,
Понеслась пыль на мили, по оврагам и по долам.
И вернувшись обратно, и сорвав с петли дверцы,
Вознеслась пяти кратно с силой в девственном сердце.

Зорька глазки щекочет, лечит сон от удара,
Вся тревога проходит, воскрешение дара.
Смотрит лик в отражение, нет красивей на свете,
Нет...

« Я детей не стрелял,
Я в ад стрелял»,
Убийцу нашёл закон,
И смотрят девочки из окон

Мира тонкого, и вязок смерти сон!
Мать, почему не крестит детку вслед,
И почему молитву не читает, лёд
Безверия на сердце и вечный сон!

Гроб, плач и траур, дитя родится
И медленно растёт! Гнездится
Где-то зло, чтоб сердце вырвать,
И чистоту души украсть, звать

Как их новых мученников, Софья
Алина, Александр, Михаил, Игорь!
А рядом рос и деградировал упырь,
И кем себя он...

А мне опять сегодня не уснуть,
Во мне прогнали думы сон опять.
На небе тучи скрыли Млечный путь,
Свою звезду на нём мне не сыскать.

А мне опять вчера день неприятность,
Послал — я снова встретил в жизни ложь.
И словно туча солнце, она радость,
Накрыла тенью, ранив словно нож.

И я опять сражаюсь в себе с грустью,
И я из дум, печаль гоню опять.
Ведь если в душу, корни она пустит,
То счастья в жизни, мне уж не видать.

Из окон смотрит ночь чернильной тьмою,
Я растворю печаль своих...

Звук. Звук. Сердца стук.
Тишина наполняется болью.
Боль не видно, не слышно
Лишь гримасою мук
Отражается. Душу слезами наполнив.

Убежать! Нет пути. Дверь закрыта.
Как давит отчаянно.
На окно! Подоконник. Ах, ветер, старик
Что ж сдуваешь меня на закланье?!

Я с тобой полечу! Я могу! Я хочу!
Не захлопывай рамы оконные!
Ты же видишь слезами я боли сочу
Нет уж сил мне держаться покорно

Черт! И здесь перекрыто. Да что же ты, Небо!
Это ад мой? Грехам наказанье?
Маринуешь меня...

Переоделась в любовь весна,
неспроста,
для тебя, для меня,
для кого-то ещё
бездонно-бездомного.
Плечи, как крылья, расправил
синий-синий пласт неба.
Плюю в потолок
солнечным зайчиком взгляда.
Зрачком-изумрудом скольжу
между окон и крон.
Надежда – это когда рядом
сидит прирученный демон,
вспомнивший своё прошлое.
Надежда – это когда влюблён
в шум дождя
на вымытых стёклах мая;
а непрошенный гость, мотылёк,
вспыхивает сверхновой,
преломляя воздух и пьяное сердце
дворов...

Никогда снег, не заметёт море, (с ветром споря),
а мелодия, не заглушит раскат грома, (одним
махом выпил (он), стакан рома), а молния не ос-
ветит землю как солнце, (это вам не свет в окон-
це), продолжительности не равны, не избежать
конец (тьмы), а скорость полёта, не преодолеть,
застыв на месте, мысленный плед, в тесте, в гип-
се, в бетоне, (имеет свои пределы), как и зелень
бравады, красноту счастья не заменит, участия
в мероприятии дня, дно вершину, шина, ступу,
уступы переходили...

Когда утро сводило крылья
на подложке её карниза,
словно радуга гнула спину,
словно дождь отпускал тонко струны,
словно кто-то нашёл слова,
чтобы выразить нежность молчанья,
тогда роща клубилась поодаль,
собирая краски июля,
тогда в стылую смоль зрачка
лил рассвет васильковый ветер,
тогда сердце, необозримо,
укрывало ночную прохладу,
словно день, тенистой дорожкой,
вился в мятной пластике ног,
словно кто-то дышал с нею вровень,
забывая считать секунды,
забывая считать минуты...

Считывая пульс проводов,
маскирующихся
под шорох ветвей,
суббота сбивает с толку.
Летний город
растворяется
в капле свободного времени.
Мы уйдём от всего,
что скопилось под матовой охрой окон;
мы спрячемся
под крыльями-перьями
бродячих артистов,
в театральном дворике, в закулисье
разгорячённого полдня;
или в пустом прохладном кафе,
в полумраке скучающих глаз официанток;
или в сквере,
где монотонно тают
вспышки фотографов
на белоснежных платьях невест,
и где слышно,
как...