Собственный

От бича Господнего не деться
Никуда, погибнешь ни за грош...
То жара, пожары, погорельцы,
То мороз страну ввергает в дрожь.

У Создателя свои резоны
Нам свинью с погодой вечно класть.
Только отморозки всесезонны,
При любой погоде прут во власть,

Чтобы там с ментами породниться,
Земли под себя переписать
И в станице каждую девицу
Пропустить через свою кровать.

Чем не право первой брачной ночи,
Если денег куры не клюют?
Скоро и крестьянин, и рабочий
Снова Марсельезу запоют...

Оторви мою голову Милая,
Я от собственных мыслей устал.
Надо мною звезда несчастливая,
Подо мною — дурной пьедестал.

Что мечты? Что надежды блестящие?
Ничему, что свершилось — не рад.
Миг назад было все настоящее,
а сейчас — мишура,маскарад.

Ни врагов, ни друзей,ни попутчиков
На моем не осталось пути.
Стань моею надеждой на лучшее
И внуши мне, что все впереди.

Душе погибшего солдата,
Чьи кости, тлея на дожде,
Встречают зори и закаты,
Покоя нету на земле!

Лежат те кости в хвойной жиже,
Сгорая в горечи обид,
А дождь на ветки бисер нижет
Да дятел сухостой долбит!

Здесь, прикрывая отступленье
В осенний сорок первый год,
Ушли погибшие в забвенье,
Спасая страждущий народ.

Они, безусые ребята,
Ещё не знавшие любви,
Вот тут познали боль утраты
И цену собственной крови!

Теперь лежат их кости в жиже,
И плоть истлела и сукно,
А Вечность...

Их не насытишь Моими Страстями,
Мечут проклятия, как ураган.
Руки и ноги пронзили гвоздями
Во угожденье спесивым врагам.

Ужас – и боль в развороченных жилах,
В горле дыханья осталось на вздох.
Я выносить это больше не в силах,
Так помоги же Мне, Праведный Бог!

Не перестанут они изгаляться,
Не продлевай наслажденье врагу.
Больше немыслимой мукой терзаться
Я не могу. Даже Я не могу!

Осатаневших от собственных правил
Останови всемогущей рукой!
БОЖЕ! ЗАЧЕМ ТЫ МЕНЯ ЗДЕСЬ...

Наше общество дарит нам право на смерть,
Неотъемлемое право на свободную смерть.
Отныне и впредь!
Мы не бесправное быдло.
Ведь у каждого есть его право на смерть.
Личное право на собственную смерть!

В своих профанациях, этномутациях,
Мутных, минутных, пустых реформациях,
Сквозь ретардации и обскурации
В ногу, к порогу своей эксгумации.

Смело — вперед! Только вперед!
Кто не успеет — тот не возьмет
Вечное, млечное право на смерть.
Наше общество дарит нам право на смерть.

И мы...

Ты иногда даёшь мне ложные надежды,
Подпитываешь ими мою душу,
И заставляешь сердце верить в эти бредни,
А мой покой всерьёз тобой нарушен.

Я отпустить тебя почти готова,
Почти согласна никогда не слышать,
Но наступает утро, и день новый
Мне говорит, что всё тобою дышит.

О, как невыносимы эти муки!
О, как хочу я верить в эти "бредни"!
Покой мой, собственно, тобой уже нарушен,
И нет спасенья мне...и на душе метели.....

Израиль поставляет нам картошку!
Об этом слышать и смешно, и тошно!

Когда же прекратится этот бред?!
В России собственной картошки даже нет!

Аграриям своим даёт жить Нетаньяху.
А Путина давно пора послать нам на фиг!

Заходит мен в весьма солидный бар.
Прям за столом там спят три джентельмена,
Довольные до самых бакенбард.
Такое не увидишь и в пельменной.

Спиртного там совсем не выдают,
Чтоб не было ожогов от пельменей,
А в баре кофеём коль обольют,
Лица не бьют, ведь в баре джентельмены.

- "Бармен, скажите, эти господа
Что пили, чтоб так спать, совсем как дети?"
- "Коньяк трёхзвёздочный"... - "Прошу, тогда
Вы из бутылки той же мне налейте".

Эффект был предсказуем - джентельмен
Спит на...

Я заживо пока не замурован,
И новый лист белеет на столе.
Не для того талант певцу дарован,
Чтоб всуе хоронить его в земле.

Идущий в рай о камень не преткнётся,
Хоть этот путь и тесен, и суров.
И сам лукавый в страхе содрогнётся
От грозной правды вдохновенных строф.

И пусть врагом жестоко я изранен,
Мне не резон безславно умирать.
Поэзия есть поле вечной брани,
А тему волен всякий выбирать.

И дикий зверь хранит свою берлогу,
А мы – чужие в собственном дому.
Я песнь пою...

К рыбалке муж примерный пристрастился,
На водоёмы каждый выходной
Он птицей окольцованной стремился,
А возвращался просто никакой.

Жена его назад в семью тянула,
С ним ездила, держала за штаны,
Ловила даже, а потом втянулась
И удочки ей стали не нужны.

Тогда она решила кардинально -
Ей унижений хватит за глаза.
В четыре тридцать выскользнув из спальни,
Все снасти мужа, что он навязал,

Весь ящик с ледобуром на помойку
Она снесла тихонько, а затем,
Халатик сняв, пробравшись к...