Слух поэтической богемы

Философы Учителя искали.
От неудач и жажды
Отчаялись, устали ...
Представьте, как однажды
Те "славно" рассуждали:
- "Вот встретить бы возвышенного духом,
Во всём пример, - для глаз, ума и слуха!
Где б отыскать Мудрейшее Великое Ученье,
От эгоизма нашего надёжное, так нужное, лечение?"

Услышал Путник страждущих душой:
- "Потенциал у вас я чувствую большой!
Да только вот сумеете ль принять
Великого Ученья Благодать ?
Готовы ль не предать Мудрейшее Ученье,
Коль у Него и вас...

Пусть разделяют города,
Пускай моря, шторма и горы.
Я не устану ждать тебя -
Я не устану ждать тебя.
Пусть даже растеряю годы,

Беспрекословно верю в то,
Что на заре, перед восходом,
Ты постучишь в мое окно,
Ты постучишь в мое окно!
Чуть слышно, как бы мимоходом.

Мой истомленный чуткий слух
По треску веток различает -
Таких шагов нет в мире двух,
Таких шагов нет в мире двух!
Поверят те, кто ожидает.


И бросив свой ночной журнал
Бессонность ночи обрывая …
звала, я верила...

Со мной мой преданный собак!
Он мне всегда безмерно рад!
Он может цапнуть просто так
Соседа ненавистный зад...

Видать он знает кое-что...
Мохнатый маленький телёнок,
Он весит килограмм под сто -
В душе он ласковый котёнок...

Ах, мой хороший милый друг!
Ты любишь грызть большие кости,
Твои клыки и тонкий слух,
Тебя мои боятся гости...

Детишек возишь на себе,
Чужих не любишь мужиков,
Тебе по вкусу женский пол,
И ненавидишь всех котов...

Мой друг,мой преданный собак...

Ещё кругом ночная мгла.
Ещё так рано в мире,
Что звёздам в небе нет числа,
И каждая, как день, светла,
И если бы земля могла,
Она бы Пасху проспала
Под чтение Псалтыри.
Ещё кругом ночная мгла.
Такая рань на свете,
Что площадь вечностью легла
От перекрёстка до угла,
И до рассвета и тепла
Ещё тысячелетье.
Ещё земля голым-гола,
И ей ночами не в чём
Раскачивать колокола
И вторить с воли певчим.
И со Страстного четверга
Вплоть до Страстной субботы
Вода буравит...

По спине льется черное пламя волос, словно кровь, обагрившая жертвенный камень.
Ветер орлом садится на руки, тигрица склоняет послушный бархат хребта.
Твоя грудь полна медной прохлады вечернего кубка неба, и я говорю –
уходи, чтобы мне не ослепнуть нежным грехом; и я говорю – останься, играй,
но чтоб мне не прозреть в холод привычки. Читай с золотого листа
сентября мудрость заката, пыль увядания, готовясь ко сну

расспроси желтый свет ветвей за окном о прекрасной смерти,
узнай в храме...

С неба падает роса,
Тянут к небу руки.
Умывают в небесах
Души свои -- Духи.

Льётся солнышка нектар,
Золотит макушки.
Свет луны и солнца в дар
Бог налил нам в кружки.

Чтобы выпиты сполна
Были дни и ночи,
Чтобы радугой смогла
Жизнь судьбу пророчить.

С неба падает роса,
Тянут к небу руки...
А промылись бы глаза,
И проход для слуха.

И увидели б в себе,
Что вы Боги сами,
Десантировав к Земле
В рамках--телесами.

И тогда увидев свет--
Золотые нити, --
Все прошиты тет-а...

Только весной понимаешь
Что ты в столице живёшь
Только весной забываешь
Про лёд и промозглый дождь

Только весной желаешь
Вдруг, распахнуть пальто
Только весной киваешь
Прохожим, в ответ на то

Только весной, конечно
Смотришь на стройность ног
Только весной, конечно
Так хочется за порог

Пьянящий, весенний воздух
Нас пробудил от сна
И вот, уже каждый третий
В слух говорит – весна!

Я жертвенник увидел пред собой,
Во сне ли он, иль может наяву.

Кто на колени встал перед судьбой,
Тот на земле, иль может на плаву.

Река прозрачнее любой ночи,
Прохладой оживит его в пустыне.

Пожар души затихнет и остынет,
Замолвит слово или замолчит.

За тех, кто шёл не ведая преград,
Без сожаленья, направляясь в ад.

Спокоен мир, поник перед грозою,
И…, оправданье каждому дано.

И всякого одаривал слезою,
И подносил священное вино.

Для очищенья от греха и порчи,
От...

Я так хочу сказать - прости,
Но затеряется в толпе
Мой голос. Умерших пути
Хребет разрезали судьбе.
Я в снимках пожелтевших лет
Увидел больше, чем дано:
Жизнь, соскользнувшую в кювет,
В тоску открытое окно,
Ворону, рвущуюся в высь,
Орла, парящего в высях.
Кошмар, прошу тебя, не снись -
А сны по-прежнему грозят,
И високосен каждый год,
И кровь желает видеть свет,
И раскаленным утюгом
Дорожный светится кювет.
Я весь проклятьями обшит,
Мне порча облегчает дух,
И лишь в полуночной...

Я пью и не чувствую теплого яда хмеля под языком, в листопаде нервных волокон,
в блеске глаз, на влажном окрике губ, лишь вчерашняя горечь, лишь фигура
умолчания. А на карих ветвях распускается май, а под ногами вьется дорога
из яшмы, а под рукой, случайная встреча старых знакомых, новые улья
слов, медоносно пачкающих вакуум мозга, воспитывающих терпение
и усердную хлябь самоанализа. Вот ласточка бросила перышком – приветствую;
в лязг проводов осела голубка; вот меня подхватило встречным...