Скульптора

Шёл ливень с неба; туча солнце скрыла.
Но всё же скульптор трудится примерно.
Ему работа радость приносила,
А он всегда любил её безмерно.

Взглянув в окно, он летний дождь заметил,
Подумал миг и тут же оживился.
И, не спеша, рукой узор наметил,
Им шарм дождя в скульптуру воплотился.

В окно он снова глянул на мгновенье
А там уже лучи вовсю играли…
Движенье, выдох, вдох, ещё движенье, -
И вот глаза скульптуры засияли.

Отметил он, что сделано не мало,
А в теле нет ни капли...

Как жизнь меняет наши лица:
вот горечь складкой пролегла,
печаль предательски змеится –
нас всех хоть раз касалась мгла.

Жизнь – скульптор строго-беспристрастный,
чьего резца не избежать,
день ото дня рукою властной
наносит времени печать…

Когда нам жизнь изменит лица,
снег заблестит на волосах,
пусть смех морщинками лучится
и плещет радостью в глазах.

Как жаль, что ты не будешь первым,
Но я в руках твоих как глина,
А глина может стать шедевром,
Когда создатель твой мужчина!
Творец! С руками силы Бога,
Создай меня своей богиней,
Но только сердце лишь не трогай
Оно не стало мягкой глиной.
Создай меня из горсти пепла
И воскреси из царства мёртвых,
Ведь я недавно догорела
Во тьме, найдя себе подобных.
Ты отыскал меня глазами.
Я глина средь любви умершей
Своими возведи руками
Скульптуру в память всем сгоревшим.

Натурщица:
- Эта адская прелесть работы,
У любимого руки грубы.
Что в глазах моих?
Капельки пота
Или капли озерной воды?
Скульптор:
- Гениальное просто – закон
Постигаю в трудах поминутно.
Я, как змеями Лаокоон,
Совершенствами тела опутан.
Натурщица:
- Я всего лишь сторонний предмет,
Эта жизнь мне осточертела.
Для него ничего в мире нет,
Кроме линий и гибкого тела…
Скульптор:
- Красота ее радует глаз,
Как вдохнуть это чудо скульптуре,
И откуда великая власть,
В это хрупкой...

творит великий скульптор-Время
не зная отдыха и сна
и превратится в колос семя
на зимних льдах взойдёт весна

бутон цветком проснётся завтра
червяк, глупышка, - мотыльком
их превращений Время автор
листает годы день за днём

морщинки на лице у мамы
мой строгий скульптор начертил
кричу ему: «Ещё так рано!»
пусть Время выбьется из сил!

остановлю свой бег в секунде
и стрелки поверну я вспять
скажите, годы, мои судьи,
что вам ещё должна отдать?

молчит мой бессловесный...

Я мыслей не стыжусь чужих,
коли родится стих:
«Что мы оставим для других --
важнее нас самих!»

Незрячий ваятель с картины испанца,
печальный и гордый стоит предо мной.
Задумчиво греет озябшие пальцы
о камень скульптуры - совсем, как живой.

Его унижали и рядом кривлялись -
насмешек не видит калека, слепой.
Но чувствовал все одинокий скиталец,
и в камне резцом он выдавливал боль.

Рождались творенья незримые глазу,
но нежно касаясь скульптуры рукой,
он вдумчиво слушал изгибов рассказы
своею уставшей печальной душой.

Общенье с тобою мне душу пронзает.
И стало в музейной...

«Ты скульптор, вор или ловец? ты кто?
ты лель? или ты лжец/жнец?»
И взор свой бросил он на камень и что
увидел?
- Нимфу?
- Образ?
- Цепи? и точку, в
ней опору, чтоб сдвинуть землю,……..
- Держи!
(вору?) и шапка, что на нём горит, или ты
в море? остров крит, или ещё где? тачки
скрежет,…………………………….
(по встречке гнал?
(по жилам пламень?)
(или застыл от страха, наземь?)
прозрел или ослеп он вдруг, и где же страх
и где испуг? кора или настил, лукавый, со-
драл он платье...

Творил гений-скульптор ваяний немало.
Но был безызвестным средь знатных творцов.
Скульптуры его разрушали вандалы.
Ох, кабы поймал, растерзать был готов.

Но гений, однако, на то он и гений.
Ушёл весь в себя, стал ночами не спать.
Так плод гениальный не вызвал сомнений,
Коль неповторимое смог он создать!

Творцов на открытие было немало,
Подтянут народ любопытный ещё.
Восторженно ахнули, тряпка лишь спала...
Вандалам сей памятник был посвящён!

Тонкость цвета, чуткость силуэта,
одухотворенный примитив,
резкость, острота икон портретных,
Модильяни и Париж,
Моди и Жаннетта…
Словно в руках скульптора
линий тишина и выразительность
сплетаются душой,
душа струится краской,
(там от Боттичелли, Пикассо, Сезанна)
человек – вот, что его интересует,
вот источник, вот природы месса.
И отверженному вторит винный зной,
дух гашиша, нищета бульваров,
мятежом на холст прессуя
тридцать шесть в посмертной маске,
миллиард и двести...