Санкт петербург

Только там, где тайга и тьма –
- метеоры блистают ярче.
Только там, где любовь жива –
- поцелуи в ответах жарче.

Только там, где полярный снег –
- покрывала белее, чище.
Только там, где с мечтой – навек –
- жизнь прекрасна, бери в ручищи.

Только там, где гуляет мгла –
- ничего не видать и – кочки.
Только там, где мир без тепла –
- ледяные ласкают ночки.


20 апреля 2011 г.
С-Петербург

Я зарекался не встречаться
с людьми, которые мне – яд,
они спешат со мной брататься,
и в душу пристально глядят.

Костлявых пальцев тонких веер,
натянутая трубка губ,
и ты от них уйти не смеешь,
они сосут уж скорбный труп.

Довольно! Жалкие собратья,
окончен с Вами разговор,
и если лягу умирать я,
в крапиву, под гнилой забор.

Какая прелесть! Птицы, свежесть
неубранных до зорьки трав,
а рядом плещет речка Нежеть,
и колокольня спит без глав.

В миру мы ищем злоключений,
но...

Скорбит моя Отчизна,
Что, труд не кончив свой
Бессмертный летописный,
Помре А.К. Толстой.

2
Но весь наш умный житель
Усвоил наперёд:
Хоть и помрёт Учитель,
А дело всё живёт.

3
И, вдохновившись этим
Да убедившись в том,
Решил я: должен в свете
Предстать и новый том.

4
Предшественник блестящий,
Смутившися в лице,
Свой труд непреходящий
Притушевал в конце.

5
Должно, хлебнув несладко,
Судил он, сатана:
Порядок-то порядком,
А голова одна.

6
Хотя не мне подобным...

Белеют по лощинам кости.
Гуляют по полям дымы.
Блистает солнце на погосте
с ручьями вышедшей зимы.

В сырых оврагах – ломти снега.
Капель с землёю говорит.
Земля дымится – коржи хлеба,
в печи который подгорит.

Всё веет жизнью свежей, новой.
Уходит навсегда тоска.
Чу, радость замычит коровой,
жующей сено у леска.

Стрижи игривые - в полёте,
всем обещают долго жить.
И даже пуля на излёте
не может, вялая, убить.


22 апреля 2011 г.
С-Петербург

Жил-был профессор пси-системы,
ушёл из жизни, вздулись вены,
ведь искривлённая страна
в трудах его отражена.

Соседка шепчется с соседкой
- Вчера гулял он за беседкой,
с собачкой милой лабрадором,
а нынче – в морге за забором -

Да, знания вредны порою,
а знания о пси – тем боле,
и речи говорят герою
коллеги - о семье, о школе.

И думает в гробу профессор
- Какого чёрта! На бельмеса
в работе черти сыщут смысла,
жаль – диссертация прокисла –

Жизнь коротка. Укоротили.
Так...

Любил старик девчонку сильно,
и свет завидовал ему,
уж вечер ждал с плитой могильной,
уж село солнце, лес – в дыму.

Туман струится, обнимает,
ползёт легко под рукава,
в любви я недопонимаю,
а в старике – она жива.

Девчонка верткая попалась,
переписала всё добро,
она в истории осталась –
вся добродетель, скрыв нутро.

И я читаю во забвении,
как быть должно, как может быть,
великий классик на колени
мне строчку бросил – как любить.

Блаженный старец, так и помер,
его...

Жучки и мошки, и кузнечики,
лесная мирная братва,
над ними – крыша подвенечная,
всё – изумрудная трава.

Цикорий, венчики бегонии,
шипом взлетевший стрелолист,
ты, словно в дебрях Патагонии,
как затерявшийся турист.

И вот уж мушка, крылья веером,
решилась счёт с тобой свести,
то – не ручей, река, под берегом
коряги – и не отгрести.

Так жалок человек, кошмарами
он мучим, выжат и томим,
и бабочки шуршат литаврами,
слагают в день свой гордый гимн.

И ты, обременённый ношею...

В чёрных перелесках снов
не бывает весёлых слов.

И шуршание литых страниц
разбудило младых сестриц.

И нарушили те обет:
вместо «да» говорили «нет»

И ругал их их старикан,
сапожки, расшитой кафтан.

Хлыстовищем-то поводил,
сумасбродным глазищем лупил.

Ус крутил, накручивал,
речку синю взмучивал.

А посля на пригорок ступал,
всяк по своему поступал.

Вместо «нет» говаривал «да»,
и блистала ему звезда…


7 мая 2011 г.
С-Петербург

Они гуляли мило по краю бережка.
Она его любила, а он – не знал пока,
а он любил другую, с соседнего села,
которая под вечер всегда его ждала.

Которая сидела под кованым замком,
за нею мать глядела, суров стерёг закон.
Единственную дочку, как око берегла.
Такая вот причина – из дальнего села.

Шуршит камыш над плесом, блестит огнём звезда.
За дальним чёрным лесом мерцает темнота.
Целует он другую, другой сердечно люб.
А девушка тоскует, а у него - уют.

Живое сердце просит...

России – нет. Жидами храмы
в семнадцатом осквернены.
Я знаю, русские – упрямы,
но здесь упрямства не важны.

История идёт по кругу,
да, своего ты убивал,
и жид тебе казался другом,
и гимн - интернационал.

Твой бог – Ульянов-Ленин вечно
на Красной площади лежит.
История, дама, бессердечно
веками дряблыми дрожит.

Подкрашена. Цветны румяна.
Прямая старческая спесь.
У развалившегося храма
твержу себе – Россия есть.

Татарин проезжает мимо,
ведёт на сдачу он бычка,
на ферме...