Санкт-Петербург Исаакиевский собор

Вот, послушайте люди пророчество,
Я, как есть, это вам говорю -
Видел я Петербурга прошлое,
Видел будущее на яву.

Ах, родные мои и любимые,
Ах, пригожие вы мои,
Видно время грядет хорошее,
Раз такое увидим мы.

Приезжают сюда люди разные,
И по разному говорят.
Но по-прежнему небо ясное,
И у прохожего тёплый взгляд.

Нет предвыборной агитации
Ни на улицах, ни во дворе,
И детей, еду вопрошающих,
Не сподобилось видеть мне.

Если б видели вы, каким светом
Заливается город наш...

В долинах широких, где смерть прошла,
Где пахли пожаром стволы,
В овраге глубоком пичуга жила
За кучей лежалой золы.

Клевала она седой бурьян,
Оставленное жнивьё,
Родник, где когда-то упал капитан,
Давал ей всегда питьё.

Порхала она по костям, прыг, да скок,
Откапывала червячка,
Легко щебетала и, видит бог,
Считала легко века.

Рождались птенцы, потом – ещё.
Родник не пересыхал.
А в дырке у черепа, как свищём,
Лишь ветер гулял, вздыхал.

В овраге сыром, что ни тень, то...

1
Сия история случилась
лет несколько... тому назад...,
в провинции, что проявилась,
чрез нравы местные - не в лад ( ! ),
где, средь бесчисленных предместий,
в одном из собственных поместий
( Отстроенных с размахом сил! ),
старинный русский барин жил,
кой Троекуров, от рождения,
в Петра, отца..., Кирила сын,
а то, по крови, Господин,
минуя прочих самомнения,
из тех, кто в завистях свербя,
плели любезности..., скорбя!
2
Его обширное богатство,
а также: связи..., знатный род...

Холод – не тётка.
Метель – не пурга.
Выдернута из РГД-шки чека.
Встала колонна. Хлоп – под капот.
Взвыла, как зверь, стоит, да ревёт.

Ладно. Уходим. Тащи пулемёт.
Глазки стеклянны, лежит, да молчит.
То ли назад, то ли вперёд.
То ли хрипит, то ли бурчит.

Булькает что-то. Позёмка сечёт.
Славно. Колонна встанет в зачёт.
По буераку – за косогор.
Снова с Аллахом веду разговор.

Здравствуйте, достопочтенный Аллах.
Русские снова – не при делах.
И подскажите, на кой чёрт они,
В...

Тучи встали. Замерла природа.
Солнце серебрит их и лелеет.
Ветер стих, и в пламени похода
каждая туча парусами реет.

Солнце, в землю бросив якоря,
холод осени нам снова нагоняет,
день окончен, прожит снова зря,
медленно, как солнце, догорает.

Не печалься о былой любви,
во страстях ты не ищи ответа,
ведь любовь, как свет, а страсти – ветры,
прямо погляди, и вновь живи.

Чувства смертны, как сама природа,
как деревья, травы и цветы.
Догорают в пламне небосвода,
провожаешь их...

Ястребинка средь мраморных плит
в небо синее нежно глядит.

Здесь, в ущелии, солнце печёт,
и родник пересохший течёт.

Тихо падает струйка воды,
орошая траву и цветы.

Там, где ковшик хрустален и чист,
изумрудный глядит стрелолист.

Здесь – пристанище верное фей,
здесь давно не бывало людей.

Только мерное жужжание пчёл,
для которых цветки, словно стол.

Собирают утробой нектар,
тихо клонится золотом шар.

Распрямился, хозяйка-пчела
уж к другому столу перешла.

По утрам...

Еще весна таинственная млела,
Блуждал прозрачный ветер по горам,
И озеро глубокое синело —
Крестителя нерукотворный храм.

Ты был испуган нашей первой встречей,
А я уже молилась о второй,
И вот сегодня снова жаркий вечер, —
Как низко солнце стало над горой...

Ты не со мной, но это не разлука:
Мне каждый миг — торжественная весть.
Я знаю, что в тебе такая мука,
Что ты не можешь слова произнесть.

Весна 1917
Петербург

I ...Се стою при дверехъ и толкy:
аше кто оуслышитъ гласъ мой, и
wтверзетъ двери, внидv къ немy,
и вечераю съ нимъ, и той мною.

III 20

Стучася, у двери твоей Я стою:
Впусти Меня в келью свою!

Я немощен, наг, утомлён и убог,
И труден Мой путь и далёк.

Скитаюсь Я по миру беден и нищ,
Стучуся у многих жилищ:

Кто глас Мой услышит, кто дверь отопрёт,
К себе кто Меня призовёт, –

К нему Я войду и того возлюблю,
И вечерю с ним разделю.

Ты слаб, изнемог ты в труде и...

Он встал под знамёна Ислама.
Презреньем блеснули глаза.
Что сердце – кровавая рана.
Что небо – дожди, да – гроза.

Ладонь потянулась к кинжалу.
Лишь я улыбнулся ему.
Скорбь горло моё пережала,
день новый был нам, как в дыму.

Мы вышли к холодной вершине.
Он раненным был, умирал.
Лишь здесь мы дышали и жили,
лишь здесь я слова подобрал.

О дружбе шепнул и о мире.
Дымился под нами Кавказ.
Но нас расстреляли, как в тире,
таков был железный приказ.


12 октября 2010 г.
С...

Цветы набухли терпким ядом.
Дымится кашкою сирень.
С удушливым в бутонах садом
связал я жизнь, увязнув в ней.

Жужжат назойливые мухи,
испив нектар, кружатся вниз,
вьюны ко свету тянут руки
стеблей, опершись о карниз.

В саду ослаблены причины,
сгнила оследственная связь,
корней невидимых пружины
уходят в глыбь, в навоз и грязь.

Чтоб выползть далеко за садом,
где за оградой – речки стынь,
чтоб пропитать зловонным ядом
ещё здоровую полынь.

Доколе знать бы мне ребёнком...