Рукопись красноречива

Красноречивее твоих слов
Отпечатки влажных губ
На груди моей шепчут вслух…

Многозначительней твоих фраз
Кончики пальцев ласкают тело,
Плывя то яростно, то несмело.

Тихо дрожит пламя свечи,
С нами по-своему нежно воркуя,
И теплеют губы мои от твоего поцелуя.

Стих прослушав, поэт спросил:
- «А читал кому? По какому разу?!.
Зря тебя мой вопрос взбесил, -
Всё сказал твой синяк под глазом!»..

А женщина любит ушами,
А женщина любит душой,
Но толка от этого мало,
Ты сердце свое не открой.
Он дарит красивые вещи,
Красиво поет о любви.
Но ты его лучше не слушай
В глаза ты ему посмотри.
И сразу же станет понятно,
Что он лишь играет тобой
Вскружил тебе голову сладко,
А в сердце его тишина и покой.

Как много иногда молчание,
Собою может сказать нам.
В нём разговора нежелание,
Прольёт на факты свет умам.

В молчании недобром и враждебном,
Желание, скрыть что-нибудь от нас.
Чтобы не ведая шли к бедам,
Мы, боли приближая час.

В молчании участливом друзей,
Желание не портить настроение.
Не огорчать проблемою своей,
И вестью, не дарить смятение.

В молчании чужого — недоверие,
И страх, что мы не так поймём.
Что в нас совсем другое мнение,
Что осуждать, мы вдруг начнём...

Ухаживал аж сразу за двумя.
Сударыни об этом обе знали.
И верность ухажёра испытали.
А, как? Услышь, читатель, от меня.

Вопрос заведомо был не простой
Наедине, интимно с госпожой.

Не только при дворе, но и народу
Известна, красотой уму под стать.
-- Мы обе вдруг, когда б упали в воду,
Кого б, вы, сударь, бросились спасать?

-- Красу и ум Бог дал вам не напрасно.
Простите за правдивый мой ответ.
И плаваете вы, сомнений нет,
Уверен я – божественно прекрасно! –

Сумел сказать...

Старая рукопись пылится в столе,
Автор стихов догнивает в земле,
Мысли, как блохи в пыли копошатся,
Только бумаги огня не страшатся.

Листы те бояться дочкиных ручек,
Красок, резинок и всяческих штучек,
Если они не погибнут в огне,
Может, достанутся новой стране.

А может быть рукопись останется жить,
Только за тем, чтобы дочке служить,
Чтоб дочка смогла раскрасить стихи,
И мерку снять с усталой блохи…

Что может быть красноречивей,
Тех слов упрямых и таких простых,
Ведь "Ты есть ты" и нет правдивей,
Рассказов разных и поэм иных.

Убоги ручки все внезапно стали,
Теперь-то ими, мне не передать,
Всю красоту, которую не знали,
И мысленно могли лишь рисовать.

Дороже мне назвать тебя тобою,
Чем описать все то, что вижу я,
И лишь природа гениальностью, игрою,
Смогла твой образ выткать из огня.

И пусть в том слов не очень много,
Они не станут от того пусты,
Я не могу...

В красноречивой пустоте
нет больше новостей,
лишь отголоски диких песен
разносит ветер,
как стервятник прах,
и шум ветвей
весенних тополей
стоит в ушах
задумчивым мотивом,
и видно всё,
ибо тебя не видно,
и мысли всех мастей
сливаются в единый
ручей, впадающий
молитвой в реку неба,
не знающий влечений
и страстей.

Я, будто бы плохой актер на сцене,
Забывший роль от страха своего,
Иль разъяренный тигр на арене,
Утративший враз трюка мастерство.

Забыв слова любовных ритуалов,
Боюсь дать волю чувствам при тебе,
Как будто, заковали страсть в кандалы,
Чтоб ей сдержать могущество в себе.

Но рукопись моя красноречива,
Моя любовь здесь о себе кричит,
И молит о взаимности ретиво,
Язык присох же к небу и молчит!

Есть в мире молчаливая любовь:
Она глазами скажет лучше слов!

Рукописи не горят, сказали.
Кто и где сказал, уже не помню.
Может, мы давно об этом знали,
Может быть, впитали мы с любовью.

Рукопись проходит через сердце,
Через души всех людей на свете.
Чтобы прочитать ее, поверьте,
Нужно лишь проснуться на рассвете.

Рукопись не может потеряться,
В небесах витает бесконечно.
Только в душах может растворяться.
Рукопись читать мы можем вечно.