Поэт-хулиган

Крылья бабочек земные
Цветом радуг расписные.
Всё в них - горы и моря,
Звук, системная игра.
В трав великие раздолья
Пыль, на лапках, с Лукоморья
Словом в темечко цветов
Отдают, услышав зов.
Им Одним оно ведомо,
Как и где посеять слово,
Что пыльцой зовёт цветка
Чья-то светлая душа.

Люди, они просто - люди.
Есть цветок в них и сачок.
Благодарности на блюде
Мух=ой, бабочка не ждёт.
Кто-то ловит в умиленье,
Кто-то ядом брызнет, чтоб
Не летали в окруженье,
Вызывая злой озноб...

Душа поэта – переполненный сосуд,
Открытый ветру, снегопаду, граду…
Все, что невзгоды непогоды принесут,
Нельзя отринуть, но принять покорно надо.

А после, сплавив и перемешав,
Излить избыток доброго творенья
Не только может, но обязана душа…
И в этом, собственно, ее предназначенье.

Что воспоследует, восторг или хула,
Об этом у бессмертной нет заботы.
Ведь не на пир она в сей мир пришла -
Для муки смертной и для каторжной работы.

Любой портной обязан быть поэтом!
Иначе, как узреть красы остатки,
В согбенном, дряхлом старике? При этом.
Сокрыть трясучку ног, что стали шатки,
Дедка не битым заявить валетом.

Как угодить расползшейся матроне,
Что холит целлюлит окаменевший?
Как втолковать ей надобность в фасоне,
Что подойдет для тетки ожиревшей?
Анапесту доверься и канцоне.

Приятно шить на деву молодую,
Между стежков катрены сочиняя.
Шью и пою, но дерзкую мечту я,
Никак не отгоню, о ней вздыхая.
Опомнись...

Ты слепи меня милая так, как ты хочешь
Я для рук твоих словно сырой пластилин
Разминай и лепи, как твои видят очи
Я хочу быть таким, как задумала ты

Пусть ты вылепишь мне, взгляд без тени сомненья
Чтобы только тебя им всегда обожал
Чтобы в нём ты всегда находила спасенье
И чтоб строгостью взгляда тебя я смущал

Ты слепи исполненье заветных желаний
Чтобы радость тебе мог всегда я дарить
Ярость страсти слепи и тоску ожиданий
Чтобы мог бесконечно тебя я любить

Я рукам твоим нежным...

Бесконечность страданий, тоски и безудержных слез
Это доля поэта, ловца человеческих судеб
Даже редких мгновений, прекрасных, волнующих грез
До конца исцелить терпкость душ недостаточно будет

Пусть танцует перо, пусть стремительно мчит по бумаге
И пусть слезы поэта, как пламень стихи закалят
Пусть душа мчится ввысь и пусть ищет у Неба отрады
И пусть строки рождает, как грома рулады раскат

Осень ,как много о тебе поэты
Сложили нежных песен и стихов.
В них лес и рощи золотом одеты,
Цветут в них переливы ярких слов.
То ты леса раскрасила в багрянец,
То про туман холодный у реки,
о том что на щеках твоих румянец
и что-то там про птичьи косяки.
А я скажу,я знаю что обидишься,
Но я не стану тебе льстить и лгать,
Ты почему-то, мне все время видишься,
дешевой как потрепанная... рать.
Да принаряжена, дождем умыта,
Флиртуешь ты в кругу стволов мужчин.
но ты потаскана ,лицо...

Горящее сердце поэта
Не терпит обмана и лжи.
Правдивые злые куплеты –
Бальзам для болящей души.

Рождалось в бесовском коварстве
Предательство мерзких иуд.
Живут в четвертованном царстве,
А в шлягерах блеют про блуд.

Из грязи вонючей да в князи,
Народу на шею воссев,
Купаются в золоте мрази
И чистых насилуют дев.

Украл, недодал, объегорил,
Обчистил карман – всё равно.
Для праведных лютое горе,
Когда торжествует говно.

В кровавой и злой круговерти
Сердца надрывает тоской...

Роняет крохи бытия
Прошедший день во длань пророка.
Несокрушим до смерти срока,
Внимаю Слову Божью я.

Пусть там, где кончатся грехи,
Где счёт окончат преступленья,
Злой дух на чашу искупленья
Положит все мои стихи.

И тут, всем бесам вопреки,
Весы качнутся к Правды строкам,
Святым безсребряным пророкам
Благословивши труд руки!

И, укротивши адский вой,
Ревущий над гееннской бездной,
Я для потомков не исчезну,
Поникнув буйной головой.

Я к вам вернусь в стихах простых,
Но...

Я не поэт, но в чём вина?
Мне очень лирики хотелось
И ручка в пальцах так вертелась
И мысль вот, пришла одна.

И из глубины моей души,
Я вижу всё стихотворенье
И это как бы есть виденье
И разум шепчет: напиши!

И вот уже я пару строчек
Каких- то странных написал,
Потом я только осознал,
Что вижу добренький цветочек.

Аптекарь-поэт продает порошки,
В Зальцбурге старом, осеннем, покорном.
Опий вдыхает от едкой тоски,
В дрейф плавных грез уплывая безвольно.

Жалобный свет растворяется в строках,
Что он писал, морем душ опьяненный.
Взгляд в никуда, бесконечности шорох,
В очи запретные грешно влюбленный,

В руки ее — сон сонат на клавире, —
Гипнотический сок, бегущий по венам
Тайной мелодий в придуманном мире,
Их единил — взрыв в сгубленных генах.

Одноименно... Одномоментно...
В разум вплывает...