По-прежнему

ПОЛЯРНАЯ СОВА


Вьюгу бабочек белых

живою волною тепло

на холодные камни,

как будто весной, принесло.

В подвенечное платье

они одевали собой,

а потом собрались воедино

полярной совой.



Эта птица навылет

пробила мороку мою.

Больше жить не могла я

у стылой реки на краю

и, стихи по камням рассыпая,

за белой совой

побежала, как нищенка,

вымолить встречу с тобой.

Мне, как ломтика свежего хлеба,

тебя не хватало —

точно в каменной груде...

Под утро, когда сон так крепко сладок,
Ко мне явился старец не простой,
В одежде неприметной, не богатой,
А на ногах без обуви, босой.

Присел спокойно рядышком, на лавку,
Свой посох прямо на пол положил,
И мне в глаза глядя, сказал: «Я правду
Тебе пришел сказать, всегда следил,

И далее присматривать я стану,
Как ты растешь, о чём твои мечты.
Возьми руками посох, без обмана
Тебе сейчас открою, кто есть ты».

Закрыв глаза, по-прежнему дремала,
А посох ощущался как живой,
И...

Дай руку, Икар, больше нет твоих крыльев.
Ты солнце своё в небесах не достал.
Оно не доступно ни умным, ни сильным.
Оно не доступно тебе, ты упал.
Я знаю, как больно безудержно падать.
Я тоже стремился в лазурную даль
И счастье казалось, и чудилась радость,
Но тоже сорвался, и мне было жаль,
Но если, упав, ты сумел не сломаться
И если по прежнему жаждешь летать,
Дай руку Икар, попытайся подняться,
Мы крылья попробуем сделать опять.
И мы полетим, но не бойся разбиться,
Мечта стоит...

Россия – Родина и Мать. Её дорога
Особая – не духа ли богатырей?
Как много славных сыновей и дочерей
Ступило в мир с её широкого порога
На ту стезю! Стыдлива, царственна, убога,
Благая Весть по-прежнему сохранна в ней…
Знать, говорят недаром: на планете сей
Великая Россия – дом Живого Бога!

Ещё я не умер!
Хотя был на грани.
Когда все сады по весне расцвели.
Сочился убийственно запах герани,
И кожей я чувствовал сырость земли.

Уже я смирился с уходом бесславным:
Насильно не будешь по-прежнему мил.
Я был для души твоей детской забавой
И в пору цветения за буйство корил.

Лежать бы мне чуркой в забытой гробнице,
Как мёртвый царевич, пардон - стихоруб,
Луч света нежданно пробился в темницу,
Согрев безнадёжно хладеющий труп.

Ещё я не умер.
Лишь наполовину.
Теперь ты...

Моя ты дорогая,
Тебя по-прежнему любя,
Всё чаще вспоминаю,
Любуясь пожелаю,
Благополучия, добра,
Не знаю, помнишь ли меня?
С тобой я засыпаю.

Проснувшись, сразу же с утра,
Себя я утешаю,
Потом навзрыд рыдаю,
Ведь я у смертного одра,
От кислорода задыхаясь,
Под маской вижу я тебя,
Моя ты дорогая.

На свете, знай, не существует невозможных достижений,
Пока дерзания удерживает нить твоя рука.
Пусть окончательный успех порой слагается века,
Ценой не одного – десятков воплощений, –
Всё – по плечу, пока по-прежнему неутомим твой гений,
Мечта большая и прекрасная им властвует пока
И, словно та пучина моря, даль исканий широка
И глубока… и чисто зеркало стремлений!

Без устали пылай в дерзании отважном и борении со злом:
Неодолим становится духовным пламенем объятый,
Чей сполох нежно-золотой, лиловый ли, голубоватый
Бывает зрим, как светлый нимб, над человеческим челом.
Не забывай: обитель горняя одна есть Отчий дом,
Твоей души, ты – ангел, с вышины сошедший, но по-прежнему крылатый
И, может статься, в этот раз на бренном остове распятый
Уж перед Божьим справедливым окончательным Судом.

Не очерстветь,
И не замкнуться,
И свет души дарить.

Радеть за каждого,
кто хочет прикоснуться.
не открывая глаз,
не различая лиц,
не меряя дистанций.

Не обозлиться на судьбу,
а жизнь принять в ее безумном танце,
и улыбаться утру вновь
и вновь,
и вновь.

И все ж по прежнему гореть
необъяснимым светлым чувством,

Творя великое искусство:

Дарить

Любовь.

Едва рассеется обманчивый чарующий мираж –
Как вновь повсюду обнажается лик истинный пустыни,
И, к удивлению, при этом взгляд уж не отыщет ваш
Перед собой оазисов, прежде пленительных, отныне…
Подобно, взору предстаёт пустыня выжженная та ж
В миг развенчания кичливой человеческой гордыни;
И видится лишь пролегающий сквозь раскалённый зной
По-прежнему путь одинокий, искупительный, страстной.