Плагиатору вилы в бок

Весенним днём барашки-облака
Гонялись друг за другом в поднебесье,
Толкались под пушистые бока
И прятались, как дети там, за лесом.

Под вечер туч лохматых два полка
Навстречу, словно к битве, потянулись.
Ах, где же, где, барашки-облака?
Так хочется, чтоб в небо вы вернулись.

Гроза прошла, и ветер приутих,
Фонарь луны над полем засветился,
И на траве, на каплях дождевых
Мой звёздный мир красою отразился.

А утром я увидел на лугах
Барашки-облака, от водопоя
Поплыли в...

Ты слов не жалей для испытанных душ,
Что верой и правдой служили,
Как вы пережили сто вьюг и сто стуж,
Напомни и расскажи им.

Ты дел не забудь, что отваги полны,
Борьбы пред судьбой незавидной,
Друзей поддержи в эти трудные дни,
Друзей, за которых не стыдно.

Наполни очаг теплотой тех сердец,
Бок о бок, что доблесть ковали,
Вдыхали огонь и глотали свинец,
Но правды своей не продали.

Ты слов не жалей, закаленных в крови,
Для тех, кто ее с тобой делит,
Для тех, кто лежал у...

Лощённый стих снисходит к сущей прозе -
к солдатскому корявому стиху:
"Бонжур, мон шер… Бокал вина? Ну, прозит…
Я слышал вас… Скажу, как на духу:
неплохо, сударь, а порой — так даже…
Еще бокал? Оревуар, мон шер…"

Уходит он — сановен и вальяжен,
а стих солдатский — снова под Панджшер,
туда, где снова — пули и снаряды,
где пыль и рокот войсковых колонн.
Уходит к тем, кому он нужен — рядом,
в одном строю…
Ну, не идти ж в салон…

Как безраздельно ты владеешь мною.
Никто иной не властен. Только Ты.
И больше я не назову игрою
Свои неисполнимые Мечты.
Они хранят наивность откровенья,
Слова любви, каких не скажешь вслух.
Где отыщу ещё я вдохновенья?
В глазах твоих. Замкнули мысли круг.

2001 г.
2007 г.

Я – прошлое твоё. А прошлым быть обидно.
Не выпитый бокал прокисшего вина,
Забытый в дебрях лет. Вино едва отпито.
Ты не опустошишь его уже до дна.
Я от тисков тоски в беспамятстве не скроюсь.
Где тот...

Я доказал своим врагам,
что не напрасно жил на свете,
но к чьим теперь сложить ногам
знамена за победы эти?
И кто покой в меня вольет-
за смерть других грехи отпустит
и как себя меня поймет,
и опуститься не допустит?
Я наполняю свой бокал-
с ним легче боль переживаешь-
старстей и ярости накал
пусть ненадолго, но снимаешь.
Я наполняю свой бокал-
пью за победы, за ушедших-
за то что страх пинком толкал
и понимал с ума сошедших!
За то что все-таки я жил,
за то что, не надеясь...

Зависимости где межа проходит?
Свобода простирается куда?
До первого граничного столба,
что до бессмыслицы ее низводит?

Граница между рабством и свободой,
идущих бок о бок, как жизнь и смерть,
между «могу» и «не мечтай и сметь» –
там, где себя не назовешь ты гордой.

Любовь и смерть идут повсюду рядом,
Жизнь катится огромным колесом:
Погостом может быть, цветущим садом,
Ласкает пряником и бьёт кнутом.

И нет конца и края этой битве.
Добро и зло шагают бок о бок.
В дни светлой памяти Святой Молитвой
Мы просим счастья маленький глоток.

Идут года, летят минуты, вечность...
Любовь в сердцах всегда оставит след.
Жизнь – светлый миг, летящий в бесконечность.
И ничего прекрасней в мире нет!

В море синем и глубоком,
Где качает и тошнит,
Ходит краб по гальке боком,
Растопырив две клешни.

Намекали рыбы крабу,
Притворяясь, что немы:
- Краб, тебе давно пора бы
Научиться плыть, как мы.

Ты же в панцире, как в робе,
Запакован на замок.
Не умеешь, как ни пробуй.
Двинешь прямо - сносит вбок.-

И пока смеялись рыбки,
Баламутя вязкий ил,
Кто-то злой и очень прыткий
Этих рыбок проглотил.

Ну а краб залез под камни,
Упакованный в хитин:
- Не грозят наверняка мне
Эти...

Роскошный день поёт мои напевы…
Весёлым утром я опять в пути.
Со мною как всегда идут три девы,
Чтоб сбить Святого с честного пути.

Три юных грации, беспечные, без дела,
Упруго шествуют, звенят их голоса,
Волнуют взгляд прохожих их Три тела,
И ветер, ветер - треплет волоса!

Смеясь, идём все вместе вдоль залива,
И я, как Бог, веду их в `Край иной`.
Нам плещет море синего отлива,
Поёт волна: `Здесь кончен путь земной!`

Я знаю всё: все времена, все были,
И мой рассказ – о бухтах...

Звери захирели с голоду в лесу.
С прошлого апреля не видать лису.
Выйдя из берлоги все не спит медведь.
Еле ташит ноги, волк. Противно ведь.

Волк упал под елку. Лег медведь на бок.
Курят втихомолку. Слышат, Колобок
Катится с пригорка. Волк раззявил пасть.
И лиса из норки, к Колобочку – шасть.

Говорит с издевкой: «Можно съем тебя?
Круглый ты и ловкий. Не боись, любя,
Я шучу, однако, миленький дружок.
Ты, наверно, с маком, круглый пирожок?»

Голод ведь – не тетка (возведенный в...