Пенный

Уснули птицы и цветы.
Затихли звуки тварной жизни.
В тиши. Без сна. Несут мечты
Меня. Причудливо капризны.

То вижу я себя княжной,
В высоком тереме живущей.
Как будто клетка предо мной
С заморской птицею поющей.

Ласкает пение мой слух.
Вдруг будто голос слышу нежный:
«Не терпит клеток птичий дух.
Хочу вернуться к жизни прежней».

Сошла улыбка с моих уст,
И сердцу стало очень больно.
«Прости. Пусть терем будет пуст.
Сломаю клетку. Будешь вольной».

А то крестьянкою простой...

Накрывала тебя чувством счастья
И, бывало, касалась тоской.
Я твой мир разбросала на части,
Унося их бурлящей рекой.

Выльюсь ливнем в твои ладони,
Светом молний блесну вдалеке.
Взгляд твой больше меня не догонит, -
Я была и останусь никем.

Вспышкой солнца приду на рассвете,
Романтичною музой в ночи.
Но ты снова меня не заметишь,
Я угасну, как пламя свечи.

Закружусь белым снегом пушистым,
Щекоча твои щёки слегка.
Я уже не мечта твоей жизни,
Но ты будешь мне рад иногда...

На далекой планете пыхтела разумная жизнь.
Для землян не понятна, нелепа, смешна и убога.
А планета вертелась волчком, так, что только держись.
И окрестные жители тоже придумали Бога.

Бог был синего цвета, трехглазым, хвостат и рогат,
Но для них он был всех и красивей и стАтней.
Подставляя вечерним лучам свой малиновый зад,
Делал жизнь на планете для многих светлей и понятней.

Солнце их набухало, грозило навеки, увы,
Превратить тот мирок в неживой колобок пропеченный.
Не помогут...

Нальём и выпьем сок хмельной,
И потекут, неторопливо,
Слова душевные, волной,
Как в миги лунного прилива.

Пусть бьются пеной об утёс
Житейских бурь и неурядиц.
И солью выплаканных слёз
Блеснут кристаллы у Наяды,

В заколке вьющихся волос.
Среди тумана опьяненья
Мелькнёт она с букетом роз,
И смолкнет мысль моя в смятеньи –

Шумит прибой, качает челн,
И светит полная луна.
И нет печали, нет измен.
Налей, мой друг, ещё вина.

В семье речного Бога Эагра
И уважаемой его супруги,
Великолепной музы Каллиопы,
Родился сын, которого отец
За красоту его назвал Орфеем.
И рос Орфей в столь любящей семье,
Что с малых лет уже любил природу,
Животных, музыку, поэзию, людей.
Он был очень хорош в учениках,
Его всегда заслуженно хвалили.
Но более всего он предан был
Поэзии и музыке прекрасной.
И, хотя многие постиг науки,
Он стал певцом.
И пел он столь прекрасно,
Что звери дикие, нравы свои забыв,
Сбегались слушать...

Взять уважение и нежность за основу,
Пьянящей страстью взбрызнуть на свой вкус,
Долить загадок и желаний новых
(В осадок выпадут страдания и грусть)

И размешать, пикантностью приправив,
До пены сладострастья все сбить,
Невинностью сознательно разбавив,
И ревности полкапли не забыть.

Потом по лезвию ножа налить кокетство,
Украсить бокал лаской и теплом,
Мечтой, заботливо сокрытой дальним детством,
Окрасить свежей кровью с молоком.

Ну а потом, глаза закрыв от счастья,
Все это...

Хрустнет ветка под ногою,
В чаще что-то шелестит.
Леший там, следит за мною.
Знать не верит — раз следит.

Пень зелёный — зарос мхом.
А за ним светло — опушка.
Тянет лечь, забыться сном,
А мох мягкий — как подушка!

Ёлки-палки лес густой:
За опушкою — болото!
Леший шутит надо мной:
Сбил с пути, наслав дремоту!

Чуть в болоте не пропал,
Леший, ну ка выходи!
Ты зачем с пути сбивал?!
Скрыл болото впереди!

Друг я лесу, а не враг!
Не шалил, не жёг костров,
Не устраивал бардак...

Персиком в небе крутится солнышко,
Сладкий нектар разливается в лучики,
Лето мы выпьем до самого донышка,
Чтоб на чуть-чуть, но стать самыми лучшими.

Море омоет священными водами,
Всем нам поможет от скверны очиститься,
Мысли, погрязшие цифрами-кодами
Скоро уйдут, есть лишь небо лучистое.

Ветер развеет косу заплетенную,
Буду я легкая, капельку грешная,
Здравствуй свобода, родная, соленая,
Наперекор всем прогнозам воскресшая.

Теплая ночь шалью ляжет на плечи,
Звезды как будто...

Мы стараемся и злимся,
Мир пытаясь изменить.
К отражениям стремимся,
Ускользает правды нить.

Что кричать киноэкрану?
Дальше крутится сюжет…
Вспомни поздно или рано:
Где проектор – там ответ.

Изменяясь, изменяешь,
Что на зеркало пенять?
Что внутри соединяешь,
То вовеки не отнять.

В тончайшем шелке, облегающем мой стан,
Переплелись, как Инь и Янь, две вечных сутры.
Ажур узоров, создававших филигрань,
Не отражавших нитей времени и судеб,
Был так наивен и до безобразья прост,
Но разгадать загадку было не по силам,
И в водопаде черных волн моих волос
Хотел нащупать ты все то, что я забыла…

Прикосновения твоих волшебных рук
Вливали в разум мой Scientia Вселенных…
Картины памяти вчерашних жизней вдруг
Менялись фресками, висевшими на стенах.
Я замирала в сладких...