Пассаты

С утра почистила я зубы,
слакировала свой фасад…
потом накрасила я губы -
в окно взглянула...
Гутен Морген!!! -
Скотина тать! ...
уже успел угнать…
Фольксфаген мой Пассат!!

Когда выходят листригоны
В смолёных робах на паркет,
Я прячу Божии иконы,
В чулан, как будто Бога нет.

Садятся шумною толпою,
Ругают затяжной пассат,
И выпивают и со мною
Поспорить живо норовят.

Не принимая наших правил,
Не понимая этот мир,
Кричат, что б речью позабавил,
Да пуншу доверху долил.

Фрегат, три мачты, ожидает,
Покачиваясь под луной,
И клювом попугай качает
На створке шкапа платяной.

Я знаю, правы листригоны,
Мы жалки – Божии рабы,
Наш век – безропотность...

Пассат обвивает шелками твой стан
Столь хрупок и бледен, он скорбью обдан.
Какой же печальный блаженный роман,
Что сердце мое завлекает в туман.

И взор очей твоих покоится на мне
И тонкость рук, обвивших шею…
Ты словно ускользающий момент,
Подумав о котором я слабею

Я погружаюсь в твои чары
И становлюсь все также сер,
Мне снятся только лишь кошмары
Ты показала мне пример.

Рубиновые реки осели на шелк,
Стук сердца в груди наконец-то умолк.
Пассат обвевает алые раны,
Твой...

Когда-то был с кудрявой головой,
упрямый, жизнерадостный, живой.
Теперь – глядит, осклабясь, цветом белый,
в один и тот же угол день всецелый.

Когда-то с под манишки, с рукава
всегда спадала запонка «сова»,
теперь – ни запонки, и не манишки,
швыряют камни в лоб дворовые мальчишки.

Тупик. А ветер рвёт клок тучи, зол, певуч,
сгоняя табуны крылатых туч,
под солнце, завихряя их в пассаты,
армады кораблей таща под алые закаты.

В январь, в день третьего с мороза четверга
костлявая и...

Выдался вечер, тихий, как плавни,
Длинный, как синие воды Янцзы.
Мне так покойно, попойно и плавно
В сердце пассаты, в груди бубенцы.

Звездный фонарик ликует и льется
Духом убогим далекий Маяк.
У ночника, словно, бабочка, бьется,
Блик, или, может быть, радость моя.

Сирому, серому много не надо
Только бы верить слеза недолга.
Звездному Граду, Великому Граду
Не оскудеть, не остыть, не солгать.

Словно на верфи, стучат молоточки
Где то внутри, мастеря красоту...

Ища забавы в грозе,
Почти как все, живет Ализе

То рассыпаясь песком, то промокая дождем,
Но здесь давно его дом

Он наблюдает прилив - им берег жив,
С горы Сен-Мишель

И у клуатры колонн ему с прадавних времен
Туманы стелят постель:

Покоен сон на траве,
И во главе – кусты белых роз.

И мхом столетним порос, стоит готический свод –
«Распахнут» в омуты вод.

С него слетает стремглав,
Стрелой – не вниз: к барханам, в отлив,

К Томблен - навстречу, без слов. И кельтских...

Упрётся в горизонт дорога,
а дальше только тьма, да тишь.
Там все грехи свои нестрого
осудишь, а потом простишь.
Раскаешься без сожалений
в том, что растратил, растерял,
что жил легко, в досужей лени…
Посередине сентября,
весь белый свет сменив на счастье
в уютном маленьком мирке,
где гости, да и те нечасты,
давно не званые никем,
поймёшь, что в жизни всё условно,
нет ну́жды в том, что позади.
На тишину сменяешь слово,
а зною предпочтёшь дожди.
Сменяешь свежие муссоны,
пассаты...

Бушприт скрипит, в ответ на трепет кливера,
Форштевнем взрезана зеленая волна.
Руке фрегат послушен твердой шкипера!
Соблазны берега испиты все, до дна...

Земля исчезла в мареве тумана,
Упругим налиты пассатом паруса.
Последней ночи сладкого дурмана
Витает пар... в ушах любимых голоса.

Свежо. С волны срывает пенный гребень ветер.
С похмелья, боцмана душа пылает, как в аду...
По палубе слоняется ирландский сеттер,
Ему на спину сев, бранится громко какаду.

А юнга, оседлав...

Тупою болью в голове звучат стихи.
Как робкие весенние листки ольхи,
Морозом схваченные ночью невзначай,
Печальные, как слово тихое «прощай»,
Тягучие, подобно застывающей кровИ
На самом краешке занозистых стропил,
Что капать перестала пять минут назад,
Навязчиво-неотвратимы, как пассат,
Тоскливые, что тишина скупой слезы.
Мелодии любви прощальные следы.

В дыму – обломки кораблей,
шпангоут старого фрегата.
Метут пески, то – суховей,
меньшой брат долгого пассата.

Стучат часы, небес окно.
Скула у солнца брызжет алым.
День вышел в ночь уже давно,
пустыня стала покрывалом.

Змея ползёт, холодный след.
Шуршит тарантул перебежкой.
Фаланга поменяла цвет,
всё – с поразительною спешкой.

Душа, обвалы катакомб,
рыдай о счастии, жди печали,
здесь город был, но танцы кобр
уж гибель людям предвещали…

Пласты песка, за слоем слой,
всё...