Охрана

Звон неба, глухота земли, вот то отличие, от
моря, где глуше небо и волна, лазурь и бархат,
покрывала, что приподнять, сумел Дали, и мо-
ре не простив сего, оно, обиделось, ушло, отли-
вом, наказав, «кривляку», а перепутав, цвет и
тон, художник, был наказан, и польщён, вни-
манием, любовью, Посейдона, а простота, как
просо, как прости, а воровство, как чернь кры-
ла, не хуже, и потому-то, автор долго тужит,
не знал он истины и в том его вина, вина испил,
печаль, тоска ушла, он...

Мешала осень охру с бирюзой,
В кустах граната зяблик пел фальцетом,
Обласканное сердце бабьим летом
В мир посылало позывной: «Ты – мой!»

Орёл! Герой! И я была звездой.
Доверие связало нас обетом,
И упиваясь чувственным шербетом -
Ночами полыхали берестой.

Но видно кто-то наверху решил
Ввести нам яд сомненья внутривенно
И не оставил покаянных слов….

В алмазном фонде, в глубине души,
Под грифами: «Хранить века», «Бесценно» -
Я берегу к тебе свою любовь.

Театр, а труппой, режиссер, всё управляет, как
трупом, марионетками, они идут, куда направит,
а крики восхищенья, не исключат, ни сна и ни
паденья, и к свету, и к мечте и к радости, движе-
нье, в сознании, потеянность и пустота, бесную-
щихся не пустить туда, и заклинанье, не уведёт,
от края, по нему, не опрокинемся и не пойдём ко
дну, ни Колизей и ни Аид, не правит, нет, и не
смердит, а царство под землёй, где цербер охра-
няет, над чем главенствует и заправляет, смири-
тельной...

С непогодой в сердце – покончено!
Вот - и стаксель притих штормовой…

Да – облупленный…
Да – покоцаный…
Да – неправильный…
Но, живой!


Знаешь… там… в черноте акриловой
стала белой
моя душа…

Мутной толщей – разлука крыла нас…
Но не сдюжила!
И ушла.


Я из тех возвращаюсь семи земель,
где другим – не сносить головы.

Дай мне знак. Я всё еще мил тебе?
Посвети маяком! Позови…


Вновь – звон стелется за малым реутом…
Охра всюду!… Янтарь и нефрит…

И к тебе на Закате...

Жизнь женщины в руках мужчины,
В его плену ее судьба!
И, если сердцу он - немилый,
То в доме - вечная борьба.

Полюбит ли гарем Султана?
Есть ль средь наложниц хоть одна,
Которая под сон охраны,
Не даст с отравою вина?

Которая рабыней будет,
Ему и нищему служить,
Его в болезни не забудет,
Одно вино с ним будет пить?

Чтобы дойдя до смерти одра,
Султан не произнес с тоской:
"Среди подвластного народа
Я Женщины не встретил ни одной..."

Ты просишь у шамана – долгий век…
И ты грозишь мне,
если не сойдется!…

А я смотрю
в бездонный звездный верх…
И мне не страшно:
в даль
шагнуть
по звездам…


И пусть передо мной слюной шумят
лихие урки
иль святые князи!…

Я – тайная тропинка. Я шаман.
Я облако – у Медной коновязи.


Граненый солнцем столб: Алтан Сэргэ…
И три кольца. Три борозды. Три мира…

Ты не прикажешь ветру и судьбе.
И выстрел из ружьишка
ляжет мимо.


Оленный камень… хмурый обелиск…
Мой...

Картину раз высматривал сапожник –
И в обуви ошибку указал;
Взяв тотчас кисть, исправился художник.
Вот, подбочась, сапожник продолжал:

«Мне кажется, лицо немного криво…
А эта грудь – не слишком ли нага?»...

Тут Апеллес прервал нетерпеливо:
«Суди, дружок, не свыше сапога!»

Есть у меня приятель на примете:
Не ведаю, в каком бы он предмете
Был знатоком, хоть строг он на словах,
Но чорт его несет судить о свете…

Попробуй он судить о сапогах!

1829



Майкл Космика...

А жизнь моя полным - полна
Всем маем и сиренью.
Благоуханная весна –
Из смерти воскресенье.

Проникновенный взгляд огня –
Сквозь лес лучи продеты:
Вторженье жизни внутрь меня –
Проникновенье света.



РАЗДЕЛ I

ПЕРЕПОЛНЕНИЕ СЕРДЦА


* * *

Есть в мире истин так немного.
У Бога тайн от сердца нет.
Кто видел свет, тот знает Бога.
Кто знает Бога, видел Свет.
Как речь беспомощна земная
И как невыразима суть!
Я только то, на свете знаю,
Что переполнило мне грудь...

Август на исходе, Осень постучалась,
Лето вдаль уходит, с нами распрощалось,
Вспыхнул лес зарницей утром на Востоке,
Стая птиц кружится, ждёт их путь далёкий.

Невозвратно время, но в подарок память,
Для кого-то бремя, для кого-то замять.
Август на исходе, молодость уходит,
Кто-то ногу в стремя, кто-то жизнь проводит.

Замерзают росы, по утрам туманы,
Лес вплетает в косы охру и румяны.
Август на исходе, отгорело лето,
Сердце грустью сводит, памятью согрето.

Выпадают росы слёзами...

Часы идут. Бильярд стоит. Покоя нет.
Есть комнаты, в которых не напиться:
В их зеркалах так ярко включен свет,
Что мысль не возникает отразиться.

В их постояльцах, в разных временах,
Внутри «Кот де Прованс», тоска и газы –
И если здесь послать кого-то на х.,
То, сотни лет прождав, он выйдет сразу.

Натертый охрой пол здесь не блестит,
Светильники слезятся, не моргая,
И забежавший на апперитив,
Не вздрогнет. Не уйдет. Не убегает.

Нью-Йорк. 05.21.2011