Не в постели

Она сказала: «Он уже уснул!»,—
задернув полог над кроваткой сына,
и верхний свет неловко погасила,
и, съежившись, халат упал на стул.

Мы с ней не говорили про любовь,
Она шептала что-то, чуть картавя,
звук «р», как виноградину, катая
за белою оградою зубов.

«А знаешь: я ведь плюнула давно
на жизнь свою... И вдруг так огорошить!
Мужчина в юбке. Ломовая лошадь.
И вдруг — я снова женщина... Смешно?»

Быть благодарным — это мой был долг.
Ища защиту в беззащитном теле,
зарылся я...

И падает ,ажурная, эскизом
На сонно пробивающийся день,
Фантазией, сходящая репризой
На сцену жизни, сморщенная лень,
Рождая из себя остатки смеси
С эмоций разных свежую пастэль...
Рисуя мыслью, брошенной однажды,
Как головы ненужная мигрень.
Не понятой когда-то, не желанной
Была она на прошлые года.
И вот теперь пришла пора отважно
Ей сделать новый ключик для замка.
Который отпирал бы жизни двери,
В любую плоскость выйдя за окно
Души своей, и в белые метели,
Увидеть ясно жизни...

Моей души прекрасный вальс,
Прощания с мечтою и весной,
Прекрасен будет вечер наш,
Мир грез я расстаюсь с тобой.

Отшумели цветы души метели,
И отцвела для сердца сирень,
И в январской стылой постели,
Ожидать осталось зимы теперь.

Серое небо, мечты твои где-то,
Осенними дождинками застыли.
И чувство сердца льдинками задето
Любви моей кораблики, уплыли.

Гитары печальный перезвон,
Словно струны душу мою согрели,
Подарив ей любви чудесный сон,
Но совсем разбудить ее не посмели...

Деревня...
Солнце уж в зените, а я лежу на сеновале.
Камлает ветер на санскрите,
Петух выводит пасторали,
Залаял пёс по кличке Чалый, -
И.... разлетелись сны цветные...
О, как же я по вам скучала, Нью-Васюки мои родные!
Что те постели в гранд отеле?
В холодном саване из шёлка душа заблудится,
А в теле к утру всё ноет. Скользко. Золко.
А тут я нежусь на перинке, ищу глазами тень былого.
И в бликах, и в сухой травинке благословение от Бога.

Вдруг - накатило...

Опять печаль во мне ликует,
Опять изводит по ночам,
Душа в невежестве тоскует,
За Богом ходит по пятам.
И просит то, и просит это
И выставляет напоказ
Свои заслуги в чем-то, где-то
И ждет, когда Отец воздаст…
Как за супругом, в плаче, в гневе,
Вымаливает и кричит,
То вскакивает вновь с постели,
И на колени… Бог - молчит…
То милость изольет в мгновенье
И заструится тишина,
То вдруг неведомо волненьем
Наполнит Божия рука…
Возлюбленный, любимый Отче,
О, как же сладок гОвор Твой,
О...

Обильно, громко, но напрасно
На Бога ропщешь, человек.
Ну, да судьба твоя несчастна,
Тяжёл и короток твой век.
Душа томится в хрупком теле.
Живёшь страдая в самом деле,
Но виноват ли в этом Бог?
Увы, не он к тебе жесток.

Жесток не Бог. Жестоки люди.
Виновны мы в своей судьбе:
Во всем, что было, есть и будет.
Мы вместе создали себе
Войну и голод и болезни
И даже катастрофа если,
Последствий можно избежать
И не страдать и не стонать.

Мы сами создали все беды.
В ответе только...

Когда в домах зажжётся свет, когда покой раздаст пилюли, когда в кастрюлях щи уснули и нормы выданы конфет - бегу в твой город позабыв: что милость есть, что подаянье.
Несёт меня шальной порыв к тебе на тайное свиданье; где только мыслей миражи, где витражи ветрами дышат, и то, что я шепчу в тиши - лишь купола с крестами слышат....

Ночь разрушает до основ соседство детства. Город-улей плодит и гонит сонмы снов в мешки офонаревших улиц.
Пред зеркалами догола снимает облаченье правда...

Сладко дремлет день зимний.
Пятки щекочет весёлое солнце.
День разгоняет руками блики.
Что-то сонно бормочет.

Не отпускает тепло постели.
Шторы закрыло блаженство.
Мы утонули в облаке белом.
Вечности в комнате тесно.

Луч сквозь шторы к нам дотянулся:
- Слушайте! Сколько можно?
В ответ бессильные шепчут губы:
- Пожалуйста, ещё немножко...

Белоснежным январским шелком
Она стелется в лунность постели,
От фарфоровых дней осколки
Растворяя в глазах метели.
Она ищет гармонию света,
Преломленного глубоководьем,
Взгляд – желанье, как в детстве, раздета,
Но от холода знанья – бесплодна,
Но от холода рук – недвижима,
От мигреней в снотворном тонет,
Дарит мед, лишь страницам книжным,
Запивая кабацким ромом.
Застилая экранной лупой
Телефонные моноспектакли,
В белотонное зимнее утро,
Она дарит себе подарки,
Что вчера...

Я возвращаюсь после боя.
В безмолвии домов полкИ.
Уже восход вонзил клыки
В плоть улиц за моей спиною.

И стены, лестницы, постели
Проломят первые лучи.
В расколах трещин кирпичи –
Так швы расходятся на теле.

Светло. На город постаревший,
На переулков тесных сброд
С восторгом рухнул небосвод.
И я – последний уцелевший
Своей спиной окаменевшей
Встречаю ядерный восход.