Надвое

Сердце надвое не делится...
Словно раненая птица,
за окном поёт метелица
и снежинками стучится.

Небо тучами затянуто,
только уличный фонарь
свет на снег бросает матовый,
зимней ночи светлый царь.

Рыжий кот лежит за печкою
и мурлычет песнь свою,
как замерзший лес за речкою,
ждёт весеннюю зарю.

Сердце надвое не делится,
плачет горько голубицей
и, как глупая метелица,
о грудную клеть стучится.

Давай разделим надвое обиды,
В десятки раз умножив в сердце теплоту,
Здесь ты и я, а значит не забыто,
И мир для нас не превратился в пустоту…

Давай друг другу заново поверим,
Не будем ставить больше прошлое в укор,
Откроем настежь запертые двери,
Ключи от них у нас хранятся до сих пор…

Давай разбавим суетные будни,
Раскрасив в яркие, как радуга цвета,
И знаешь, тех, кто искренне полюбит,
Оберегает и ведет сама судьба…

Я свой земной предел укоротил надвое,
Но жив пока ещё,
По счастью, только жив.
Скажу кому-то резкое и злое
И сплюну,
Сигарету закурив.
А тот, который наверху и выше,
Тихонечко ведёт моим годам отсчёт.
Он со своей необозримой крыши
В амбарную тетрадь всё это занесёт…
из черновиков 2008г.

Забарабанило по крыше,
Косые слезы, по стеклу.
дорожками витыми. Слышу,
твой голос снова, как в бреду.

Теперь он справа, очень нежно
меня окликнул, и в груди,
Мне снова тесно, сердце врежет,
из пулемета - "Погоди"!

Постой, родной! Еще мгновенье!
Побудь со мной, хотя бы миг!
Твое хоть раз прикосновенье,
Побудь со мной, хотя бы миг!


Хотя бы миг... ничтожно мало,
прошу я у тебя, Старик,
Надвое небо разорвало,
Затишье... мир как будто сник.

Секунда, две... Зарокотало...

Ожидания – мёд! Сладость только в самом Ожиданье.
Я напрасно болел предвкушением сказочных встреч.
Что мне дали любовь и мечта, и скупые свиданья?!
Быт – на шее петля; рассекающий надвое меч.

Канарейка-душа не поёт – задыхается в клетке.
А у сердца в плену то и дело сбивается ритм.
И надежда на грязном полу подбирает объедки.
Я – в тюрьме новой жизни без свежих фантазий и рифм.

Беседа с тайной жаждой смерти
Заслонила горизонт спетых песен
Действие пьесы кончилось в полночь
Сцена канула в омут минутных капризов
Бездна тишины заменила собой театр пригретых слез...

Действие II.

Тихий полет ночной птицы
Разрезал надвое шитый нитками мир
И в бездну белого света
Упали капли теплого воска
Небесная свеча догорела...

Действие III.

Шаг за шагом смеясь себе в руку
Другой рукой держу ветер
Горизонт моих мыслей еще далеко...
Но и радуга пока не играет на...

Перелистнув твоё изображение.
Засыплет листьями альбом,
Студеный ветер – горя отражение,
Что рвётся в опустевший дом.

Навязчивое наваждение –
Тоски чернеют кружева.
Застыло в зеркале мгновение,
Жизнь надвое размежевав,

Перелистну твоё изображение.
А в сердце тихо боль стучит.
Моей любви пустое отражение –
Истаявший закат в ночи.

И теперь, загнанная в угол, краем живой плоти и
вонзенной иглой сознания понимаешь –
как противен фрак и декольте на обочине пыльной дороги.
Как навязчиво выглядят одинокие пальмы и
как некстати всеобщее голосование, пискливое брюзжание и заносчивость.
Как отчаянно пульсирует в тебе
в другом увидеть отражение,
но оно лишь тускло мелькает и оседает пылью.
Вороватая крадучесть спешки и упреков скольжение.
Об асфальт, напрягаясь, трутся шины,
ершатся щетиной.
Взгляд на...

Должно быть это так и называется, это так и зовется. Это на губах застывает и не поется.
Это не боль.
Это не отчаяние.
Это не ложь.
Это не разочарование.
Это не бред,
не самокопание,
не назойливая суета,
не бормотание. Это песок, это наскок, полуразворот и полурывок, полуложь и полубред, не разберешь по молодости лет. Не разберешь, если враг, то почему смеется, а если друг, то почему надвое рвется. Одну половину срывает по чину, а для другой найдется причина. Куролесит и...

многомерность пьянящей нежности стихии
накатывает тяжелыми волнами без счета
на древний волнорез (каменный коготь выдвижения)
чернеющий порезом – инородным вкраплением
в неистовой палитре заката
цепи свинцового прибоя
разбиваются на брызги взрывной пены
молекулами былых штормов
рассыпаясь дыханием высвобождения сердца моря
вся в шрамах вода – лицо посейдона

~|/~
и где-то на глубине под давлением темноты
вспыхивает невыносимый звук озарения
словно стон памяти
втекший в кровосток...