Младенцы

Сад мой полон печали –
осень склонила ветви
в его просторном доме,
сердце согрев дождём.
Холод листвы причалил
в гавань оконной клетки;
крыш черепичные волны;
сепия глаз, как сон,
что паутиной вышит.
Осень сгорает ветром,
сад мой – свечи олива –
тенью колышется ветхой,
нежным шафраном спит.
Листья мостят дорогу;
тонкий дымок безлюдный,
тропок немых, играет
на остывающих углях.
Тонкий листок кленовый
сердце не обманул,
всё расписав, как будет,
в тёмно-коралловых нитях...

Подглядывал Коля, как моется мама…
Но бабушка, боле, глядеть не дала.
Ругать любопытного внука не стала.
С улыбкой спросила его, (как могла):

«И что же там видел глазастенький внучек?
Секретов от бабушки, думаю, нет!
А, коли ответишь, конфетку получишь.
Подумай, ведь должен быть честный ответ!»

Хоть был озадачен малыш поневоле,
Однако, за честность -- конфетка. И тут,
Глаза приподнявши, ответил ей Коля.
(Младенца уста никогда ведь не лгут).

И внук не соврал, было то-о-очно так...

Происходила эта басня
Когда любовь ещё цвела
И дева юная напрасно
С одним красавчиком жила
Он был косцом и зародилось
Под сердцем у неё дитя
Ну а ничтожество то смылось
И совершенно не шутя
А дева села у лучины
И слёзы горькие лила
Все девять месяцев, кручинясь
А после в папу родила
Розовощёкого младенца
Факт до Небесного Отца
Дошёл тот проклял отщепенца,
Забрал косу он у косца

И два фарфоровых кувшина
(С водой один) ему вручил
Всему виной была причина...

Сквозь седые глаза старика
опускается влажная ночь,
как горячий прилив
последних слёз;
в раковинах его морщин
плещется
солёное море чужих голосов,
далёких, как юные руки матери,
раскачивающие люльку с младенцем;
в чертополох его бороды
вплетены георгины
двадцати пяти тысяч восходов солнца.

Он стоит на ветру, чтобы смыть запах смерти
с медно-бледной сорочки кожи;
с хриплой гармошки прокуренных губ
он кладёт пожелтевшие листья дыханья
в конверт без обратного адреса,
и...

Родила сыночка Мила...
То то, славный мужичок!
Животворной, тайной силой
Бьётся в темя «родничок»...

«Осторожнее с младенцем!
Да, не мните его зря!
Дайте, бабы, полотенце
Завернуть богатыря!»

«Погляди-тко, чудо! Чудо!
Вот те, крест...» шетал Федот.
...Как, скажи, не верить людям,
Коль о том молва идёт...

Как по Божьему веленью,
Вместе с сыном, в тот же срок,
Косарям на удивленье
Народился родничок...

Рос мальчишка парнем славным,
Родничок к реке спешил...

Всплывает в памяти далёкой
Отрывок детства моего.
Там, на лугу, в траве высокой
Почти младенцем я стою.
Там запах луговых цветов
Пленяет голову мою.
Там лепестки травы
С лучами утреннего солнца
Касаются моей руки.
И отражается душа
В прозрачной капельке росы.
Там божья коровка на ромашке.
Я протяну ладошки к ней –
Она взлетает к небу.
И с ней летит моя Душа.
Я вижу солнце золотое,
Вокруг пространство голубое.
И вижу я красу Земли,
И отражение небес
В озёрной глади синевы.
Там...

Алые маки в алом восходе,
словно вино в бокале хрустальном,
или фортиссимо в певческом хоре,
или любовь в пространстве ментальном.
А может, в них души ушедших невольно,
в гневном пылу отчаянья, боли,
сожалеющих горько о сделанном шаге,
живущих теперь в постоянной досаде…
Нет, нет! Это, может быть, души младенцев,
еще не родившихся в мире людей,
не ношены женщинами под сердцем,
еще не ждущих своих детей…
Алые маки….и алый восход…
Соната… гармония Света….
полутона тепла...

О, человек, разве хватает тебе
терпения понаблюдать,
как лопается весной почка
и появляется на белый свет
нежный, как ручка ребенка,
как лепет младенца, лепесток?

В яслях спал на свежем сене
Тихий крошечный Христос.
Месяц, вынырнув из тени,
Гладил лен его волос...
Бык дохнул в лицо младенца
И, соломою шурша,
На упругое коленце
Засмотрелся чуть дыша.
Воробьи сквозь жерди крыши
К яслям хлынули гурьбой,
А бычок, прижавшись к нише,
Одеяльце мял губой.
Пес, прокравшись к теплой ножке,
Полизал ее тайком.
Всех уютней было кошке
В яслях греть дитя бочком...
Присмиревший белый козлик
На чело Его дышал,
Только глупый серый ослик...

Пахнет воздух невыпавшим снегом,
Свежим кофе и прелой листвой.
И народ, задыхаясь от бега,
Догоняет в поту Рождество.

Людям нужен какой-нибудь повод,
Обезвредить духовный аврал,
И в огни выряжается город,
За Христа, поднимая бокал.

Выставляет младенца и ясли,
На верандах роскошных домов,
И евангелие дарит «на счастье»,
Вместе с рядом блестящих подков.

Воспевает и крест, и минору,
Той же скидкой на тот же банкет.
И шумит, восхищается город,
А Христа в этом городе нет...