Крошится мрак

Протрезвеет утренней прохладой
сажа полуночного костра.
Осень, осень –
талым шоколадом
солнце,
прелый воздух в снах-корзинах,
дождь дробится оземь,
проседь горизонта,
лихорадка
и туман в крови.
На ботинки прыгнет листопадом
желтый вальс,
озябший дух огня.
Небо коррозийной маской сшито,
по следам-слезам
слепым лучом веди
октября развод бездонно-лунный,
что на окнах влажных,
где всегда,
пульс застенчив,
взгляд тускней земли,
красноречьем дышат ветра крики,
и любовь – воды...

Черное небо, затор горизонта,
Солнца не жди,- наступление фронта.
Эй, в окопе, не спи, замерзнешь!
Мраморной кожей врага не прогонишь.

Там,на вышке, смотри в оба,
Спасут глаза деревянного гроба.
Свистеть умеешь? не вздумай уйти,
Все остальное к чертовой матери!

Вставай ,дорогой!- сказала мама,
Ударной волной вышибло раму.
Где сигнал?! Подъем малолетки!
Кошмар накрывает бетоном и щепкой.

К передовой, все без оглядки,
Считаем взрывы, с каждым-десятки.
Не существует к теме...

Ветру мерить мило мили - рады и преграды нет; лунный свет испили шпили - чары в чары льёт рассвет. За окном квартал картавит, звуки-злюки так резки... У ставка - жизнь славка славит.

Душу - жмут тиски тоски.
Думы то грызут, то грезят, боли-были по ночам... И хоть вой на месяц месяц - не открыть слезам Сезам.

Жизнь сулила - да солила. В дратву обратила бить....

В день Пасхальный клялся милый:

- "Вместе нам навеки быть!"

Но беда... Вдруг сердце стало. Пересадка. Страх и боль...

Поднявшись над бывшим вчера,
В грядущее надо идти.
Бог Правды, Любви и Добра
Меня не оставит в пути.

Разитель незваных гостей,
Отверзший для песен уста,
Я предан до белых костей
Божественной воле Христа.

Пред адом главы не клоня,
Я в Истине Божьей возрос,
И сколько б ни гнали меня,
Пребудет со мною Христос.

Надменная сталь топора
Крошится от каменных строк.
Бог Правды, Любви и Добра –
ЕДИНСТВЕННЫЙ Истинный Бог.

Слышу ночами –
как ходит под кожей зима.

Один! Верни мне валгаллу!
Услышь меня… Один!…

Мы друг от друга уходим.
Мы сходим с ума.

В топь скандинавскую
в пьяном скандале
уходим.



Напрочь не хочется есть.
И дышать.
И летать.

В нашей разлуке с тобой
четкий привкус
металла.

Семьдесят первая
северная широта
в заледенелом
во мне
замечательно встала.



Так неуверенно
светит сквозь пальцы луна…

Спишем все наши потери
на ветер-ворюгу…

Пришлое… Прошлое...

Великое творить охота?
Всех потрясти и вразумить?
Привязчивая, как икота,
Иллюзий охватила нить…
Мысль замерла у врат надежды,
Вошла в запретные врата,
Едва ль была она здесь прежде,
Но мысль пристрастная внесла.
Душа застыла в изумленье,
Не веря собственным глазам,
Но путь и славы и везенья
Мир раскололи пополам…
Не мило сердцу бескорыстье,
Тяжелым камнем – суета,
Душа вдруг встрепенулась мыслью,
Взмолились грешному уста,
Завожделела к долгой славе
И стала план в себе творить...

В нагретый солнцем - будущий денек
родившись
ЧЕРЕЗ ТРИДЦАТЬ ЛЕТ ЩЕКОТНЫХ,

меня розовощекий паренек -
научит,
как не умереть сегодня…


Он окропит
из писюньца мой стих -
живою и упругою водицей…

Ему вот только б в кедах подрасти!
И в шорты – встать…
Но главное – родиться!


Ну а пока
«пуштунка» - бьет по нам…
И сыпет кандагарская пороша…


Чтоб жизнь не опрокинулась к чертям,
мы, прошлые,
на бой шли – в Позапрошлом!…


И наше поколение - крошась
коленями...

Колёса… колёса… колёса…
Обломки мечей и забрал…

Вот жизни кусок откололся…
А я даже – не подобрал…


И это хрустит не печенье.
Разлука хрустит на зубах.
И век – не имеет значенья.

Мы рубимся в полный размах!…


Послали всех ангелов на хер.
Родню разделили… друзей…
Такой вот у нас амфибрахий.
Такой
пятистопный
хорей.


Колеса…
колеса…
колеса…
Визжит - то резина, то сталь…

А дева Мария на сносях…
Но всем сейчас не до Христа!


Скажи мне – что я тебе мерзок...

Теплый ветер с балкона…
Ветерок в голове…
Голос Элтона Джона
над ночным Сан-Тропе…


Мы в сентябрь одеты…
Мы раздеты в наш сон…
И брусчатку Гамбетты
заливает неон…


Мы целуемся кожей
с небом на брудершафт.
А фигурки прохожих
все спешат и спешат…


Но читают арабы:
«…бисмилля иррахим…»
Зарываются крабы
в фиолетовый ил.


И крупинками кекса
время крошится вспять…
Ах, как хочется секса!…
Быть распятым… распять…


Яркий дождь в спальню брызжет…
Город – нам до колен...

С одиноких аллей…
Со святых чердаков…
К нам приходит Строка. Насовсем.

Ах, как судят ее, сто больных чудаков,
стуканутых на буковку «м»!…


И подтерся поэзией, мил-человек…
И пошел рассуждать, салабон…

И не смыл унитаз – в своей голове.
И смердит.
И доволен собой.


Только я – не заросший степной обелиск.
Я живое чистилище
тем,
кто взахлеб
да от жизни моей напились:
захмелев на чужой высоте…


Вон… по пьяни дурачатся… топчут огни…
Смачно…
пробуют…
темень на...